— Есть бомбить путь отступления и громить подкрепления, товарищ командующий!
Подписав приказы по дивизиям, Денисов сел в машину и направился в «хозяйство» Иванова. Сырая ноябрьская ночь и раскисшая дорога затрудняли продвижение. Хотя ночные бои были уже не в диковинку, но это была особенная ночь. Ни на минуту не прекращался интенсивный огонь с обеих сторон.
Составленные из местных уроженцев мелкие группы засылались в расположение частей неприятеля, чтобы вызвать смятение, подавить огневые точки и открыть дорогу идущим вслед за ними частям.
Добравшись до КП комдива Иванова, Денисов застал его за телефонным разговором. Иванов вскочил и вытянулся перед командующим армией. Денисов махнул рукой:
— Продолжайте!
Иванов снова схватил брошенную было трубку телефона.
— Так, говоришь, немцы подожгли занятые ротой Шапошникова дома?.. Пошли в обход взвод автоматчиков, пусть отвлекут внимание врага, чтобы дать возможность Шапошникову продвинуться вперед. Ни слова об отходе! — Тут Иванов повторил вслух то, что ему передали по телефону: будто Шапошников не намерен отходить, а, наоборот, продвинулся дальше и уже успел занять новые позиции и просит подбросить ему боеприпасы. — Говоришь, пламя пожара освещает бойцов, трудно укрыться от неприятельских снайперов? Взвод автоматчиков уже пошел в обход?
Денисов быстро связался с начальником штаба армии и приказал сбросить несколько серий зажигательных бомб на занятые немцами дома.
— Теперь уже пожар будет освещать немцев. А к этому времени горящие дома в тылу у Шапошникова не будут освещать сражающихся, — пояснил он с легкой усмешкой, бросая трубку на рычаг.
До самого рассвета не прекращались бои на далеко растянувшемся фронте. Разрывы снарядов и мин, лучи прожекторов полосовали ночной мрак; в грохоте и гуле, в ожесточенных схватках решалась судьба многих тысяч людей, судьба страны.
К Денисову непрерывно поступали донесения с мест. Боевые действия развивались удачно. Он быстро пробегал глазами донесения: «Да, неприятель уже не может сосредоточить значительные силы, сталинградцы спутали все его расчеты!»
Чуть забрезжил рассвет, авиация начала бомбить коммуникационные линии в тылу неприятеля. Вскоре поступило донесение о том, что неприятель вытеснен из села Гизель, остатки его разгромленных частей бегут.
Денисов нетерпеливо запросил о том, готова ли дивизия Араратяна отрезать неприятелю путь отступления, и успокоился лишь тогда, когда получил утвердительный ответ. А на подступах к Владикавказу другие советские дивизии уже преследовали по пятам отступающего врага.
Денисов сел в машину и помчался в Гизель. Жители освобожденного села — старики, женщины и дети — со слезами радости кинулись к нему. Денисову вспомнился тот день, когда на подступах к Москве он встретил толпу людей, стремившихся к освобожденным населенным пунктам.
Из толпы жителей выступила пожилая женщина. Она беззвучно шевелила губами и вдруг, порывисто потянувшись к Денисову, крепко поцеловала его в лоб.
— Товарищи, братья! — воскликнула она дрожащим голосом. — Нас никогда не покидала надежда! Мы затаились и ждали вашего прихода! Припрятала я мотыгу в углу сада, знала, что пригодится. У меня жил фашистский офицер — немало зла натворил он в селе. И когда увидела, что он переполошился, начал собирать награбленные вещи, — сразу поняла я, что дела у них плохи. Подобралась к нему с мотыгой — и разом отплатила за все! Вот его тетрадка, все писал в ней что-то, вот все его бумаги. И не только я, вон и Данилов двоих уложил, а комсомолки наши — больше десятка.
Денисов смотрел на измученное лицо этой немолодой женщины, и ему казалось, что он видит пред собой живое воплощение народного гнева.
Денисов, поблагодарив встречавших его людей, выехал из села. По обе стороны дороги валялись в самых странных позах тела убитых фашистов; нагроможденные друг на друга лежали танки и орудия. Машина остановилась перед разгромленной батареей. Неприятель всю ночь вел отсюда огонь по наступающим советским бойцам. Теперь же весь расчет батареи лежал бездыханный близ умолкших орудий.
— Ну и славно же поработали наши! — воскликнул адъютант.
Денисов оглядывал местность в бинокль. Советские части уже далеко продвинулись вперед. Занято было также одно из сел на правом фланге. Денисов снова сел в машину, достал записную книжку и сделал в ней какие-то пометки. Шофер молча ждал приказа командующего армией. Через некоторое время адъютант не вытерпел:
— Прикажете вернуться в штаб, товарищ командующий?
— Как? — строго переспросил Денисов, скрывая снисходительную улыбку.
— Я говорю… вернуться в штаб… — замялся адъютант.
— Нет, мы уже никуда не будем возвращаться: пускай штаб поспевает за мной! Сообщите там, что мой новый КП будет вон в том селе, предупредите и начальника транспорта, чтобы он каждую минуту был готов к приказу о переброске штаба вперед.
Адъютант с довольной улыбкой занял место рядом с шофером. Переведя рычаг на первую скорость, шофер сказал:
— Поехали!
* * *
В новом, наскоро приведенном в порядок помещении штаба Денисов подытожил все донесения с мест, написал доклад командованию Кавказским фронтом и отправил со специальным фельдъегерем. Раньше всех перебрались в новое помещение начальники оперативного отдела и штаба. Постепенно подъезжали и остальные сотрудники со штабным имуществом и документами.
— Дяденька! — кинулась к Денисову Марфуша, когда он вошел. — Дяденька… — повторила она и умолкла.
— Ну, «дяденьку» слышал, выкладывай дальше, — улыбнулся Денисов.
— А я уж и не знаю, что мне говорить. Только весело мне, ой как весело! И смеяться хочется…
— А я тебе подбавлю, Марфуша: Остужко назначен командиром полка. Араратян уверяет, что из Остужко выйдет командир не хуже его самого. Ну, я и утвердил! А Остужко уже оправдывает себя: вместе с Ивановым зажал в тиски отступающих фашистов.
— Ой, Остужко?.. Да я… — смешалась от радости Марфуша. — Дяденька, сегодня-то можно мне с ним по телефону поговорить? — И, получив разрешение, радостно заметалась по комнате. — Ну садитесь, садитесь скорей, остынет завтрак-то… Ой, нет, подождите, простыли небось ночью! Сейчас отогрею вас коньячком!
— А коньяк-то откуда появился?
— Так ведь из тыла подарки прислали! Я и взяла бутылочку для вас.
— А кто тебе позволил на мое имя брать? — в шутку нахмурившись, сказал Денисов, но, заметив, что Марфуша вся вспыхнула и на глазах у нее выступили слезы, поспешил добавить: — Ладно, ладно, пошутил я, глаза у тебя на мокром месте.
Днем Марфуше удалось связаться с Остужко.
— Это ты, миленький?.. — кричала Марфуша в телефонную трубку. — Поздравляю тебя… Ишь, какой строгий стал!.. Ладно, буду покороче. Кто меня там заменяет? Андрей Федорович говорит, что мне еще с недельку нужно лечиться.
— Не беспокойся! — сдержанно ответил Остужко. — Заместительницы найдутся. Вот заявилась к нам в часть богиня одна по твоей специальности, только не знаем, останется у нас или нет.
— Настроение-то у тебя, видно, отличное…
— Почему же ему не быть?
— О какой это ты богине? — не утерпела Марфуша.
— Вот когда закрепят ее за моей частью, доложу тебе во всех подробностях! А пока поправляйся, жду… то есть ждем тебя. До свидания.
До самого вечера Марфуша не находила себе места, так ей хотелось поскорее передать Денисову все подробности своего короткого разговора с Остужко. Но Денисов приехал только ночью и рассмеялся, заметив, что Марфуша вся встрепенулась при виде его веселого лица.
— Так ты ничего не знаешь? — хитро спросил он.
— Ой, не знаю.
— Вот сообщение Совинформбюро, читай, просвещайся.
Марфуша жадно схватила напечатанный листок:
«Последний час. Удар по группировке германо-фашистских войск в районе города Владикавказа (Орджоникидзе)…»
Она произносила вслух лишь отдельные фразы:
— «Бой на подступах к Владикавказу закончился поражением немцев»… «На поле боя осталось свыше пяти тысяч убитых немецких солдат и офицеров»… «Число раненых немцев в несколько раз превышает количество убитых»…