— Ветром судьбы, которая «не лукавила со мной», — ответил Перелетный, процитировав слова стихотворения Шевченко.

— Добже! Добже! — ответил атаман Тарас. — Знаешь, кто я?

— Первый борец за самостийную Украину! — вскинул голову Перелетный.

— Добже… Теперь рассказывай, только всю правду, о себе. Меня тоже интересует, что ты знаешь про коммунистов на Украине, раз уж нелукавая доля завела тебя сюда.

— С самого начала войны я был у немцев консультантом по вопросам искусства, служил у штурмбанфюрера Вассермана. У меня есть соответствующие документы. Но красные взяли Белую Церковь и мое родное село. Еще раньше партизаны и танкисты убили штурмбанфюрера Вассермана, моего шефа. С вами я давно хотел встретиться, пан Тарас. Слава о вас гуляет по всей Украине. Однако нелегко было вырваться от немцев.

— В какой области искусств ты консультировал штурмбанфюрера? Уж не в методике ли допроса военнопленных?

— По живописи. Штурмбанфюрер был еще и художником.

— Гм… Еще и художником, — ухмыльнулся атаман. — Однако эти сведения из сферы, которая мало имеет отношения к политике и военной ситуации.

— Понимаю вас. Я жил в селе, откуда родом генерал Шаблий, точнее, откуда родом его отец и мать, поскольку этот чекист родился на Дальнем Востоке.

— Там бы ему и доныне быть! — с досадой заметил Тарас. — Этот генерал — наш враг номер один. Он делает все, чтобы разложить мою армию. Действует всеми правдами и неправдами. Как земляк, ты, возможно, знаешь хорошо этого Шаблия. Когда он был молодой, церкви закрывал, издевался над священниками? Говори, только правду.

— Я говорю правду, пан атаман. Шаблий не закрывал церквей. В восемнадцать лет он стал служить на границе и до самого первого дня войны находился там. Начинал на востоке, кончил карьеру пограничника на западе. Так что враги его, откровенно говоря, те, кто нарушал границу, кто переходил государственную границу и на Амуре, и на реке Прут, и на Западном Буге. Это я точно знаю.

— Убедительно. У тебя рыцарское отношение к своему противнику. Но ведь и на войне есть пропаганда. Все эти факты можно развести небольшой долей вымысла, и про Шаблия выйдет статейка, в которой он предстанет таким энкэвэдистом, что от его имени будут дрожать все обыватели Полесья и селяне! Как?.. — заговорщицки спросил Тарас.

— На войне есть всякое оружие, — дипломатично ответил Перелетный. — Написали ведь немцы листовку от имени комиссара Рубена, в которой говорится, что он добровольно перешел на их сторону, и это дало большой эффект. Есть слухи, что Шаблия чуть было не сняли с должности из-за той листовки: дескать, пригрел в своем штабе предателей. Попав к немцам, они поносят Советскую власть, возводят на нее поклепы. Сила слова — великая сила.

— Добже… Они возводят поклепы и на меня.

— У Шаблия есть названый сын — Андрей Стоколос, тоже пограничник. Но сейчас с группой бойцов он выполняет от партизанского штаба особые задания. Уже несколько раз побывал в немецком тылу. Должно быть, и сейчас где-нибудь здесь. Он спец по радио.

— А у нас и радио сейчас на том уровне, что было в сороковом году. Ни одной радиограммы Шаблия за три года не расшифровали. А мины? Взрываются с первого до сорокового дня. Это ведь страшно для поездов: наезжаешь на мину раз, другой, а на тридцатый она взрывается.

— Я не минер, — пожал плечами Перелетный.

— Ясное дело. Ты пропагандист, идеолог. Будешь пока что командовать сотней. И потом… Мне нужны люди именно с той Украины, что за Днепром, и те, что закончили советские университеты… И много древних картин вы изъяли у обывателей в пользу «третьего рейха» и штурмбанфюрера?

— Несколько вагонов только из киевских музеев. Все вывезено в Восточную Пруссию… В замок… Название мне не сообщили…

— Это ты брешешь, что не знаешь, в какой замок.

— Вильденгоф, на окраине Кенигсберга, — поспешно ответил Перелетный.

— Вот и вспомнил. Жаль, что этот замок не на Волыни.

— А еще немцы охотились за казацкой саблей — реликвией рода генерала Шаблия. Ее добыл еще триста лет тому назад его предок-полковник в бою с турецким военачальником. Очень дорогая сабля, с золотым эфесом. А ножны той сабли изукрашены александритом, изумрудом, сапфиром и рубином.

— Ну-ну! — оживился атаман Тарас. — А не кажется ли тебе, что законным владельцем казацкой сабли должен быть я?

— Уверен, что так и должно быть по справедливости, по велению истории. Однако, несмотря на неимоверные усилия, приложенные мной, людьми штурмбанфюрера, даже представителем штаба фельдмаршала Манштейна, саблю не нашли. Многие свидетели умерли, а живые стали партизанами Шаблия…

— И нет никаких следов? Вот был бы для нашей пропаганды факт: вручение пану атаману исторической реликвии — сабли запорожского полковника. А?

— Да, это было бы здорово! Есть одна женщина, сестра пограничника Живицы, ныне партизана. Она должна знать эту тайну от брата. Сейчас она в Белой Церкви. Это Надежда Калина. Ее отпустил полковник Вассерман. Белая Церковь недели две назад была еще под немцами. Надежда Калина сейчас где-нибудь в лагерях беженцев…

Перелетный не собирался говорить об этом. Но не удержался, сказал. Скоро Красная Армия выйдет на границу, и для атамана Тараса останется одна дорога — на далекий запад, подальше от ныне воюющих сторон. Надо жить! Той сабли, возможно, уже никому не увидеть, кроме рода Шаблия. Но как на приманку на эту саблю может клюнуть атаман. А если клюнет, значит, будет держать при себе и его, Перелетного.

— Говоришь, Надежда Калина сейчас где-то в лагере немцев?

— Я как-то даже видел ее на станции. Эшелон с женщинами перегоняли куда-то на запад. Но немцы не сказали, куда их везут. Где-то здесь их выгрузили как рабочую силу.

— Поищем твою Калину, пан Перелетный. Если найдем, то обменяем ее у немцев на какие-нибудь сведения о Красной Армии… Сабля с позолоченным эфесом… Ножны украшены самоцветами… Добже… — Атаман оживился, вызвал сотника: — Слушай меня внимательно, Подмоченный. Переодень десятка два хлопцев в партизан. Наденьте шапки с красными лентами. Время от времени затевайте в лесу игру с паролем «Москва» — «Сталинград». Где-нибудь на этот пароль клюнут.

— Клюнут, — кивнул сотник.

— Так вот. Приведи ко мне какого-нибудь спеца, который знал бы важные секреты русских. Понял?

— Ясно, пан главнокомандующий. — Сотник вышел.

Атаман Тарас повернулся к Перелетному.

— Становись на довольствие. Бери сотню. Сработаемся. Мне люди с головой нужны.

— Благодарю, — щелкнул каблуками Перелетный. — Я оправдаю ваше доверие.

— У нас принято давать прозвища новичкам, как у славных запорожцев. Один Подмоченный, другой Найда… Может, станешь Перевертнем? Ведь перевертывался, превращался из советского человека в немецкого служаку, а теперь вот хочешь стать бойцом самостийной Украины. Или я не прав?

Вадим в ответ промолчал. Именно так несколько дней назад его назвала Надя Калина.

Перевертень… Оборотень… Этим она хотела обидеть его. А тут вдруг и атаману взбрело на язык это слово. «Ну что ж, — вздохнул Перелетный, — пусть, как говорят, называют хоть горшком, лишь бы в печь не ставили. Только бы выжить…»

Обоз с боеприпасами продвигался медленно. Дороги во многих местах были раскисшими, то и дело встречались огромные лужи. Командование обоза, направлявшегося в штаб генерал-майора Василия Андреевича, знало обстановку и по обе стороны дороги, и далеко впереди. Время от времени на фланги высылались группы разведчиков — они находили контакты с местным населением, партизанскими отрядами и группами самообороны. Разведчики добывали «языков», дополнявших информацию о враге. Андрей Стоколос ежедневно утром или вечером разворачивал свой «Северок», и позывные «ЗСТ-5» летели в эфир. Андрей держал связь с радиоузлом генерала Шаблия и областным штабом партизан генерал-майора Василия Андреевича. Стоколос принимал сообщения о продвижении немецких воинских частей вблизи маршрута обоза, о дислокации банд буржуазных националистов.