«КВ» остановился неподалеку от хаты Горпины Андреевны. Тернистый послал Митю и пятерых автоматчиков на разведку.
Пригибаясь, разведчики вбежали на подворье. Остановились возле калитки.
— Кто-то есть, — шепнул Митя. — Видите сигнализацию? Простыню и две наволочки.
— Ишь как придумали! — засмеялся молоденький сержант, назначенный Майборским командиром группы разведчиков. — Давайте посмотрим, что на улице. А потом — в хату!
Горпина Андреевна не спала. Услышав условный стук в окно, осторожно отодвинула на дверях засов и вышла на крыльцо.
— Тетка Горпина! — тихо произнес Митя. — Это я.
— Слышу, Митя, что это ты. Что надо?
Разведчики посоветовали Горпине Андреевне спрятаться в погребе, а сами засели возле окон. Задняя стена была глухой. Два окна, выходивших на улицу, взять под контроль было невозможно — там стояли «тигр» и танкетка «куница».
Митя с двумя бойцами на цыпочках зашли в сени. Кто-то наткнулся на пустое ведро, и оно с грохотом покатилось по полу.
Разведчики вскочили в хату. В горнице послышался звон разбитого стекла. Высадили плечом дверь, ведущую в горницу, и увидели, как за окном мелькнула фигура в исподнем белье.
На полу посреди горницы валялись хромовые сапоги. На стуле висел офицерский китель. Разведчики вбежали в соседнюю комнату. Адъютант Вассермана, вскочив с кровати, выхватил из-под подушки пистолет. Но выстрелить не успел. Упал на пол, сраженный автоматной очередью младшего сержанта, командира группы.
На улице с «тигра» застрочил пулемет. «КВ» Тернистого рванулся к нему. Ударил в бок. «Тигр» опрокинулся.
«Жаль, нет тут Андрея Стоколоса. Посмотрел бы, как «Капитан Тулин» расправляется с «королевским тигром», — подумал Тернистый.
Тем временем полковник Вассерман в исподнем белье бежал по улице с двумя танкистами, выскочившими из опрокинутого «королевского тигра».
«Как же так? — думал он лихорадочно. — Нечестно воюет Майборский! Он партизан, бандит! Боже мой, что я скажу генералу Готу, фельдмаршалу Манштейну? Я босый, на промерзшей земле… Я хотел скрестить шпаги в открытом бою с этим Майборским… Но ничего, утром я еще отомщу ему. Надо только добраться до вокзала! Там стоят мои танки. И мы еще посмотрим, чья возьмет…»
Вассерману вдруг вспомнилась Надежда Калина. «Пусть бы ее замучил Бремк со своим псом, выкормленным на деликатесе… Зря я отпустил ее…»
Бежать уже не было сил. Вассерман остановился. На улицах города горели автомашины, тягачи, бронетранспортеры. Трещали пулеметы. По грохоту орудий Вассерман понял, что в районе вокзала стреляют советские самоходно-артиллерийские установки 152-миллиметрового калибра.
Хорст Вассерман и два бежавших рядом с ним танкиста время от времени поднимали вверх руки, прося, чтобы их взяли проезжавшие по улице автомашины и бронетранспортеры. Но водители не обращали внимания на их просьбы.
— Не все еще кончено, нам бы только добраться до своих главных сил, — утешал себя и танкистов Вассерман.
Один из бронетранспортеров затормозил.
— Вы кто? — спросил водитель.
Вассерман назвал себя.
— Прошу, герр оберст, в кабину, а вы, — кинул он двум танкистам, — на броню.
Усевшись на мягкое сиденье рядом с водителем бронетранспортера, Вассерман опять вспомнил Надежду Калину. «Может, потому что отпустил на волю эту пленницу, я и остался живым?.. Жаль планшета, дневника, записей «мудрых установок» наших полководцев. Что скажут, прочитав эти записи, полковник Майборский, генерал Ватутин? Конечно, планшет попадет в штаб их фронта… И что подумает этот Майборский, узнав, что я брат убитого его танкистами штурмбанфюрера? Майн гот! Как непроста судьба солдата на фронте!.. Дай нам, боже, победу!..»
Напрасно взывал к богу полковник Вассерман. Попытки немцев вернуть города Фастов, Васильков и Попельню оказались тщетными. Танковая дивизия фон Шелля была разгромлена, а сам Шелль разделил судьбу полковника Вассермана, еле спасся бегством на танкетке.
Утром на следующий день танкисты бригады Майборского затаив дыхание слушали сообщение Совинформбюро.
«Войска 1-го Украинского фронта в результате стремительно проведенной операции со смелым обходным маневром 6 ноября, на рассвете, штурмом овладели столицей Советской Украины городом Киевом — большим промышленным центром и исключительно важным стратегическим узлом обороны немцев на правом берегу Днепра… В боях за освобождение города Киева отличились войска генерал-полковника Москаленко, генерал-лейтенанта Черняховского, танкисты генерал-лейтенанта Рыбалко, летчики генерал-лейтенанта авиации Красовского и артиллеристы генерал-лейтенанта артиллерии Королева…»
14
Хмурым ноябрьским днем Маланка Омельяновна хозяйничала возле своего куреня.
Вдруг напротив сожженной хаты остановились две автомашины.
Маланка Омельяновна разогнула спину, выпрямилась. Увидела уже знакомого Виктора Петровича Майборского, одетого в шинель, с планшеткой на боку и с солдатским вещмешком в руке. Рядом с ним шагал коренастый мужчина с генеральскими погонами.
Маланка Омельяновна напрягла память. Где-то она уже видела это немного скуластое лицо, подбородок с ямочкой. У нее замерло сердце. Он, Ватутин Николай Федорович! Это его фотография была помещена в газете…
— Здравствуйте, товарищ генерал, — тихим, печальным голосом произнесла Маланка Омельяновна. — И вы, Виктор Петрович, здравствуйте. Помните, когда вы заезжали к нам, то на подворье не было и щепки. А ваши хлопцы танком леса наволокли. Входите в мой курень, что под вишенками. Уцелели кое-где. Холодно ведь на дворе.
— Спасибо, не беспокойтесь, — сказал Ватутин, вспомнив свою мать, которая была чем-то похожа на мать Никифора Луденко.
— Виктор Петрович, а почему… Почему Никифор не заскочил домой? Обещал ведь заехать, когда возьмете Киев. Но теперь уже выгнали супостатов из города, а его с вами нет…
— Спасибо вам за сына Никифора Никитовича, — склонил голову Ватутин.
Маланка Омельяновна попятилась, ноги у нее подкосились.
— Не заехал, — прошептала она. — А обещал хату построить. Зима ведь на пороге.
Генерал и полковник переглянулись. Нелегко говорить матери о смерти ее сына. Но говорить надо. От этого никуда не уйдешь.
— Погиб Никифор Никитович смертью героя в самом центре Киева, — вздохнул Ватутин. — Там и похоронен.
— Ой, лышенько! — охватила голову руками Маланка Омельяновна. — Не успела ж я, сыночек, насмотреться на тебя! За что же мне муки такие? Ой, горе тяжкое! Пришла похоронка и на младшего — Федю. И этот погиб на станции Котлубань…
Ординарец подал Ватутину папку.
— Вот Указ Президиума Верховного Совета СССР, — Ватутин помолчал, переступил с ноги на ногу. — Читать его не буду. В нем говорится о присвоении вашему сыну звания Героя Советского Союза.
Майборский положил к ногам Маланки Омельяновны солдатский вещмешок.
— Здесь его вещи. Здесь и деньги, которые он собирал из солдатских копеек для вас. И его письма…
— А ведь говорил: «Заживут раны. Я еще заскочу…» Вот и зажили раны… — Слезы покатились из глаз Маланки Омельяновны. — Сынок мой, любимый, дорогой! Как же я теперь?..
Ватутин обнял Маланку Омельяновну за плечи.
— Спасибо вам, мамаша! Мы еще заскочим к вам. А сейчас Житомир надо брать. В Польше будем громить фашистские войска. Берлин возьмем…
Маланка Омельяновна вытерла рукой заплаканные глаза.
— Вы вот так сразу и на фронт?
— Николаю Федоровичу сразу. А мне, — развел руками Майборский, — с пересадкой в Москве… Вызывают… А там — куда пошлет командование.
— Вызывают… Куда пошлет командование… — плечи Маланки Омельяновны еще больше сгорбились. Уже второй ее сын погиб там, куда посылает командование. Вернется ли третий Луденко — муж?..
Часть третья
ПАРТИЗАНСКИЙ КОРИДОР
1
Погода в середине декабря была переменчивой, неспокойной. Осень упорно боролась с зимой. У осени уже не было сил, чтобы удержать тепло, а зима еще не набрала разгона, ожидала подкреплений — холодных северо-восточных ветров. Снег и мороз сменялись оттепелью.
