— Приготовить гранаты, — прервал размышления Гавриленко старший лейтенант Ивасик. — Все три взвода третьей роты! За мной!
Красноармейцы друг за другом начали прыгать с плота в воду, высоко поднимая автоматы и солдатские вещмешки, в которых кроме сухого трехдневного пайка были еще патроны и гранаты.
Вода холодная, по телу пробегает дрожь, но ничего, терпимо. Лишь бы немцы не торопились открывать огонь из орудий и пулеметов.
— Давай, давай, хлопцы! — поторапливал бойцов Ивасик, выбравшись на берег.
«Даем, даем!» — хотел было ответить Гавриленко, чтобы подбодрить себя, но споткнулся у самого берега на мели и упал.
Поднимаясь, нащупал ладонью что-то круглое. Это был плывший по воде каштан. Невольно улыбнулся, расстегнул фуфайку, спрятал его в карман гимнастерки. «Посажу где-нибудь в городе. А что? Может, и вырастет деревце в память об освобождении Киева…»
Сразу в атаку Ивасик своих бойцов не повел. Стал ждать, когда красноармейцев высадится на берег как можно больше, чтобы следом за первой цепью атакующих шла и вторая цепь.
Сводному отряду Сильченко повезло. Уже сотни бойцов залегли на берегу, а немцы не открывали огня — не видели десантников. Они знали, что основные бои идут где-то за сорок километров отсюда, севернее Киева, потому и вели себя так беспечно.
— Товарищ полковник! Мы готовы! — доложил Ивасик Сильченко.
— Действуйте!
— Гранаты к бою! — тихо приказал Ивасик.
Сотни гранат полетели в окопы немцев. Загрохотали взрывы.
Полковник Сильченко бежал вместе с красноармейцами и искоса поглядывал на Гавриленко. Вот он на миг остановился, бросил гранату и с криком «Ура!» прыгнул на плечи высунувшегося из окопа гитлеровца.
«Молодец! — отметил Сильченко. — Какой же он трус? Настоящий солдат!..»
Данила Мостовой бежал и зыркал испуганными глазами по сторонам.
— Только бы пронесло… Только бы не убило, а лишь ранило в руку… — шептал он, дрожа от страха. — Ну пусть в плечо… Только бы остаться живым…
10
После освобождения Пущи-Водицы и Святошина танки пошли дальше на юг и северо-запад, чтобы обойти Киев, овладеть железнодорожным узлом Фастов и городом Васильков, откуда войска 1-го Украинского фронта должны были выйти на фланги букринской группировки генерал-полковника Гота.
Гитлеровцы бросили в бой все свои резервы, надеясь вернуть хотя бы часть населенных пунктов, освобожденных войсками 38-й армии.
…Двенадцать немецких танков ползли на позиции артиллеристов капитана Зарубы. Впереди семь тяжелых танков «тигр». Они шли клином. За ними средние — «пантеры». Следом за танками бежали пехотинцы.
Прогремел дружный залп орудий.
Передний «тигр» остановился — снаряд разорвал гусеницу. Остальные танки, стреляя из пушек и пулеметов, продолжали ползти вперед.
Прогремел еще один залп орудий.
Застыла на месте охваченная огнем «пантера».
Неподалеку от капитана Зарубы разорвался снаряд. Он упал, сбитый с ног взрывной волной. Но тут же встал, протер запорошенные пылью глаза.
«Пантеры» и «тигры», не сбавляя хода, приближались к позициям артиллеристов. Пока они были далеко, все семь орудий стреляли только по ним. Теперь надо было бить и по танкам, и по пехоте.
— Стрелять четырем орудиям по танкам, а трем — по пехотинцам! — приказал Заруба.
Открыли огонь шестиствольные минометы гитлеровцев. От осколков мин и снарядов погибли три артиллериста, несколько человек были ранены. Среди них и Колотуха — осколок попал ему в живот.
К Максиму подползла санинструктор Маргарита Григорьевна.
— Терентий! Прицел — десять! — корчась от боли, крикнул Колотуха.
— Знаю. Лежи спокойно, — ответил Живица.
Увидев санинструктора, Максим сердито сказал:
— Почему вы здесь, на передовой? Уходите поскорее отсюда.
— Мое место рядом с вами, — Маргарита Григорьевна не произнесла больше ни слова, стала бинтовать живот Колотухи.
— Самолеты!..
— Ложись!.. — раздались тревожные голоса артиллеристов.
— Их еще не хватало, — процедил сквозь зубы Максим, переворачиваясь на другой бок, чтобы Маргарите Григорьевне было удобней перевязывать рану.
Рев самолетов становился все громче. Их было около двух десятков.
— Оленева тоже ранило в живот под Зарубенцами… Теперь меня, — вздохнул Колотуха.
Ему вспомнилось, как два года назад под Киевом он кинжалом отрубил Оленеву руку, висевшую на сухожилии. Нет теперь Ивана. Погиб.
На позиции начали рваться бомбы. Но артиллеристы продолжали стрелять по танкам и пехоте.
Волков поймал в прицел группу автоматчиков, ударил по ним осколочным. Увидев, как их разбросало взрывом, радостно воскликнул:
— Так вам, гады!
Стоколос загнал в казенник бронебойный снаряд. Крикнул Живице:
— Готово!
У Терентия с танками свои счеты еще с июля сорок первого. Тогда на берегу Днестра он шел на «тигра» с гранатой. Теперь у него грозное оружие — противотанковое орудие.
— Волков! Чего молчишь? — крикнул Заруба.
— Я остался один! Но ничего, управлюсь! — ответил Василий.
Колотуха услышал, как вскрикнула вдруг Маргарита Григорьевна. Руки ее тут же обмякли, бинт упал на землю.
— Что с вами? — приподнял он голову.
Губы Маргариты Григорьевны были полураскрыты. Она улыбалась. Но улыбка ее была какая-то странная, холодная, леденящая душу.
«Чего это она? — удивился Колотуха. — Разве сейчас до веселья? Тут такое творится…»
К ним подбежал майор Добрин. Увидев мертвую Маргариту Григорьевну, горестно вскрикнул:
— Как же это случилось?
— Она заслонила собою меня от осколков, — прошептал Колотуха.
Добрин сокрушенно покачал головой.
— А я хотел сказать Маргарите Григорьевне, что на плацдарме напротив острова Казачий — порядок. Сильченко выполнил свою задачу — обрубил коммуникации немцев Киев — букринская группировка. Он настоящий военачальник! Давай помогу тебе, старшина!
— Управлюсь сам. Помогите лучше Волкову. Он возле орудия один.
— Хорошо, — кивнул Добрин. — Буду у него заряжающим. — Он подбежал к орудию Волкова. — Какой давать снаряд?
— Осколочный! — показал Василий рукой на ящик со снарядами. — По пехоте!
Добрин загнал в казенник осколочный снаряд. Прогремел выстрел.
— Заряжай снова осколочный! — крикнул Волков.
Соседнее орудие Живицы стреляло по «пантерам». В эти танки попасть было трудней, чем в «тигры». Они лучше маневрировали, быстрей двигались.
«Юнкерсы» продолжали бомбить позиции артиллеристов.
— Накрылась еще одна «пантера»! — кричал радостно Добрин. — Отвалилась башня!
— Точно! — улыбнулся Волков. — Давай теперь снова осколочный! Саданем опять по пехоте!
Добрин до войны служил заряжающим в артиллерийском дивизионе, а уже оттуда пошел в военное училище. Орудие для него не диковинка — не раз приходилось стрелять на учениях.
— Шпионов пока не поймал, а вот «пантеру» уничтожил и около двух дюжин фашистов пригвоздил к земле… — разговаривал сам с собой Добрин, время от времени посматривая на мертвую Маргариту Григорьевну. «Почему она на передовой? Почему полковник Сильченко разрешил?..»
Заметив советских «ястребков», вражеские самолеты прекратили бомбежку и улетели на юго-запад, к своим аэродромам. Бой утихал. Семь «тигров» застыли неподвижно перед артиллерийскими позициями. Три уцелевшие «пантеры» попятились за пригорок, отстреливаясь на ходу. Две другие стояли, охваченные дымом.
Андрей Стоколос распрямил спину. Заметив возле орудия Волкова майора Добрина, удивился. «Чего это он оказался здесь? — Но тут же его мысли переключились на другое. — Старшина Колотуха ранен… И… кажется, Маргарита Григорьевна…»
— Ты, Стоколос, прости меня. И все вы на батарее, — тихо сказал Добрин.
— О чем вы? — пожал недоуменно плечами Андрей, не сводя глаз с Маргариты Григорьевны, — она лежала на боку, гимнастерка на спине была пропитана кровью. — Чем вы провинились перед нами?