— Шнель!.. Шнель!.. — закричал конвоир.

Перелетный вбежал в свой вагон. Поезд тронулся.

Как бы там ни было, а он, Вадим Перелетный, доволен своей судьбой. Едет не в «телятнике». Уже миллионы соотечественников, ровесников полегли на войне, а он, слава богу, хорошо одет, есть серебро-золото. Оно поможет ему в трудные времена. Два фунта золотых монет и колец, сережки с алмазами, золотые цепочки что-нибудь да значат! Все это конфисковано у жителей Белой Церкви, Мироновки, Узина, Корсуня, Городища и сел, где приходилось штурмбанфюреру Вассерману искать следы подпольщиков и партизан. Есть в чемоданах и бесценные произведения живописи.

Царские монеты с профилем последнего императора России Николая Второго с помощью мастера он спрятал в рукоятки небольших и неприглядных кинжалов. Два кинжала были на поясе, третий в полевой сумке. В той же кожаной сумке лежали три батарейки к немецкому карманному фонарику. В батарейках тоже золото, драгоценности.

Есть и «политический багаж» — без него к украинским националистам и соваться нечего. В планшете — листовка «Правда о «партизанском движении», подписанная одним из вояк генерала Шаблия Рубеном, попавшим в плен к немцам. Текст писали, конечно, немцы. В листовке немало вздора, нелепостей — немцы поверхностно знают штаб генерала Шаблия, его структуру, планы. Зато ругани там в адрес отдельных командиров, деятелей партизанского движения, в адрес Советской власти достаточно, чтобы вызвать раздражение у «энкэвэдистов».

Он, Перелетный, скажет верховодам националистических отрядов: «Эту листовку надоумил написать я лично, чтобы насолить своему земляку генералу Шаблию…» Эти слова, конечно, произведут впечатление: к ним пришел земляк партизанского генерала Шаблия, первого врага «партизан» Боровца и Бандеры. Еще он скажет, что листовка за подписью Рубена растревожила штаб Шаблия, как муравейник или рой оводов. Выходит, он, Перелетный, уже внес свою частицу в борьбу против советских партизан, в развенчание сути партизанского движения.

В «тайнике» за подкладкой полевой сумки хранилась еще одна листовка. Это обращение ЦК КП(б) Украины к рядовым бойцам националистических отрядов с просьбой выйти из леса, сложить оружие. В ней черным по белому написано, что большая часть рядовых участников националистических отрядов искренне желает сражаться с немецкими захватчиками, именно потому они и пришли к националистам, объявившим оккупантов врагами. Но потом вожаки националистов обманули доверчивых людей, потому что они агенты немецкого империализма, враги украинского народа.

Этот документ — палка о двух концах. Листовку он покажет только атаманам националистов. Мол, видите, каковы намерения у Москвы и большевистского Киева относительно ваших «казаков»! И добавит после паузы: «Нашли красные пропагандисты обманутых рядовых солдат. Этих холопов и обманывать не надо. При власти Пилсудского они были затурканы, безграмотны, жили на Полесье, как в какой-то африканской колонии. Они молились ксендзам, попам, кланялись царям, цесарям, польским панам, посадникам. Самостийная Украина им могла примерещиться только во сне…»

Конечно, эти слова произведут впечатление на самого пана атамана Тараса. Ясное дело, носить с собой такую листовку — большой риск. Однако листовка должна убедить вожаков националистов, что он, Перелетный, собирается воевать за Украину по большому счету. Эта листовка должна открыть ему шлагбаум к руководящим должностям в лагере националистов. Если найдут ее «рядовые», то атаманы могут и голову снести. Вот почему листовка так хорошо спрятана от посторонних глаз.

Вагон качнулся. Перелетный испуганно вздрогнул. Эшелон в любую минуту могли подорвать партизаны. Неужели это случилось? Нет, пронесло. Перелетный облегченно вздохнул, расстегнул пуговицы реглана, сунул руку в карман пиджака, где находилось свидетельство, выданное еще штурмбанфюрером СС Вассерманом. С таким документом можно было проехать и пройти далеко.

Свою личную линию в войне Перелетный определил еще летом сорок первого года, после первых поражений Красной Армии. Что ж, он ошибся в этой «политике». Вышло не так, как думал. Но кто не ошибается в жизни? Однако эта ошибка пока что в его пользу. Он жив, не знает горя, мытарств, когда уже умерли миллионы, а три четвертых его ровесников, если не больше, погибли.

В его воображении всплыла золотоволосая Таня, первая любовь Андрея Стоколоса, красивая, недоступная. Таня чем-то напоминала ему спелую сливу с сизым пушком, к которому ничьи пальцы не прикасались. Такой Таня привиделась и в тот день, когда Вассерман заставил его дежурить возле раненой: не скажет ли девушка в бреду что-нибудь про казацкую саблю. Не сказала. Слива в сизом пушку разбудила его воображение, и он добился своего, чего не удалось бы ему никогда, если бы не было этой войны, если бы Таню не ранил штурмбанфюрер Вассерман. Пусть во всем этом есть что-то животное.

Ну и что? Зато Таня не досталась никому из тех сопляков-десятиклассников — ни Гнату Тернистому, ни Павлу Оберемку, ни Андрею Стоколосу.

Они еще в школе строили из себя героев! Где они теперь?.. Павло, наверно, погиб на дне Балтийского моря в своей подводной лодке. Гнат, конечно, сгорел в танке. Третий… Андрей Стоколос… Разве что генерал Шаблий пригрел его в своем штабе на радиослужбе. А может, и его уже нет в живых.

— А я живу! Ха-ха! — засмеялся злорадно Перелетный, прислонившись лбом к оконному стеклу вагона.

Победное наступление Красной Армии испортило настроение атаману Тарасу. Радужные думы и замыслы создать если уж не самостийную Украину, то хотя бы независимый Полесский край и быть первым министром и главнокомандующим, растаяли еще в июле — августе сорок третьего. Именно тогда он был уже готов согласиться с советскими партизанами на нейтралитет. Черчилль, Рузвельт и Сталин договорились об открытии второго фронта.

Нейтралитет означал бы избежать открытого боя, выиграть время. Не может же долго английский и американский империализм находиться в одной упряжке с большевистской Красной Армией. Нейтралитет между «Полесской сечью» и партизанами был бы желателен именно летом сорок третьего — сохранилось бы войско, укрепилось бы командными кадрами, военными специалистами. Пусть себе воюет Красная Армия с Гитлером. А он продолжал бы вести свою политику, дескать, он тоже против немцев на Украине. Пусть знают об этом и в Лондоне, и в Вашингтоне. Это не сорок первый год, Красная Армия уже на Днепре и даже на Правобережной Украине.

Однако вмешался московский депутат от Волыни, секретарь подпольного обкома партии Василий Андреевич и поломал своей пропагандой и властными указаниями затею переговоров о нейтралитете…

Да разве два года назад он, атаман Тарас, мог подумать, что немцы не победят? Наоборот, верил, что война закончится к осени. К тому времени будут взяты не только Киев, Москва, Ленинград, но и Баку и стрелы немецких ударов будут направлены на Индию. Что значил в таком порыве вперед немецких армий какой то там секретарь обкома, мотавшийся по районам, чтобы эвакуировать оборудование, которое, дескать, пригодится на Востоке? Смех, и только!..

Атаман Тарас вспомнил не такие уж и далекие события. Он приземлился на парашюте в родном селе. Разыскал школьного учителя, «одолжил» у него велосипед и смело поехал по улицам. Не каждый встречный сразу узнавал его — недавнего владельца Карпиловских каменных карьеров. Он отпустил рыжую бородку, его высокая фигура стала еще стройней.

Вдруг увидел знакомого монтера и остановился.

— Будь здоров, Мартынчук! Куда так торопишься? Не узнаешь?

— Тороплюсь. На станции грузят вагоны, которые пойдут на Киев. Там секретарь обкома партии. Попросил поколдовать над электропроводкой.

— Вон как! — прикусил губу Тарас. — Полтора года, как пришла сюда Красная Армия, а ты уже стал с головы до ног советским. Но ничего… Пройдет. Ты… Ты меня действительно не узнаешь?

— Ей-богу, не узнаю, — развел руками и прищурил глаза Мартынчук.