Литмир - Электронная Библиотека
A
A

«А вы, пан Левкович, были тогда инженером», — парировал Микольский.

«Молчать! Будешь капельмейстером в батальоне. О бегстве забудьте оба. Знаем, как вы бежали из-под Варшавы, где вас взяли в плен немцы. Теперь вам негде спрятаться, все уже завоевано Германией. Да и командование батальона знает, где живут ваши матери. В случае чего — смерть им. Так вот, Микольский, набирай оркестр и начинай службу!»

И стал Микольский капельмейстером оркестра батальона. Барабанщиком взял Паневского. В оркестр Микольский подбирал людей, ненавидевших оккупантов и готовых к сопротивлению.

Вскоре до батальона дошли слухи о партизанских отрядах. Один отряд создал местный милиционер, другой — бывший председатель райсовета, третий — секретарь райкома партии. Немцы были встревожены действиями партизан под командованием коммунистов. Против них они решили послать батальон поляков. Микольский пытался не только оркестрантов, но и весь батальон отговорить от этого похода, предлагал уйти в лес. Не получилось.

Батальон двинулся в поход на советских партизан. В каждой колонне на подводах ехали немцы-надсмотрщики во главе с офицером. Немцы хлестали шнапс, заедали колбасой, салом, марокканскими сардинами. Командир пригласил Паневского и Микольского к своей подводе подкрепиться и спеть «Червону ружу, бялый квят». Микольский сказал, что сначала сходит посмотрит, все ли в их обозе в порядке. Пошел с ним и Паневский. Они расставили своих людей так, чтобы те находились впереди и сбоку подвод, на которых лежали автоматы и пулеметы.

Обоз приближался к запруде.

«Здесь будем начинать, — сказал Микольский. — Здесь каждый на виду: с одной стороны пруд, с другой болото».

«Давай», — согласился Паневский.

Бой длился несколько минут. Трупы фашистов были утоплены в болоте, оно сразу же засосало их. Поляки забрали с подвод оружие, боеприпасы и ушли в лес.

Это произошло ранней весной сорок третьего года. Но с тех пор сразу же и разошлись дороги Паневского и Микольского. Паневский с несколькими солдатами стал на сторону эмигрантского правительства. Микольский видел своими верными союзниками советских партизан.

Тогда с Микольским ушло человек шестьдесят. С Паневским осталось девять человек.

Теперь у Паневского восемьдесят штыков. Это огромная сила, но он боится, что снова большинство пойдет за Микольским.

— Ну так что? — обратился к своему бывшему другу Паневский. — Пришел набирать себе пополнение?

— Да, Станислав. Я сформировал польскую партизанскую бригаду. Мне нужны надежные земляки.

— Панове жолнеры! — обратился Паневский дрогнувшим голосом к солдатам, столпившимся вокруг костра. — Кто со мной пойдет воевать против швабов и других врагов за свободную Польшу?

— За Польску от можа до можа! — выкрикнул кто-то из солдат и, подбежав к Паневскому, выкинул руку вперед. — Стройся! Стройся, панове!.. Еще Польска не згинела…

«Вот в чем расхождение между Паневским и Микольским, — вздохнул Андрей Стоколос. — Кроме швабов у Паневского есть и еще враги… А этот солдат даже крикнул: «За Польску от можа до можа…» То есть за Польшу, куда войдут земли Украины, Белоруссии и Литвы…»

Человек двенадцать, чеканя шаг, подошли, как на параде, к Паневскому. Остальные выжидали. Посматривали то на Паневского, то на Микольского, и лишь некоторые на Стоколоса. Но вот Янош и Крац подошли к Микольскому и стали по правую руку. Начали подходить и другие солдаты, озираясь на Паневского.

Один из солдат подал Микольскому аккордеон. Над островом зазвучала мелодия «Интернационала». Микольский играл так вдохновенно, что Андрею казалось, что в эту минуту гимн рабочего класса слышен во всем мире.

Микольский заиграл польскую народную песню «Червона ружа, бялый квят». Еще несколько солдат подошли к нему и стали рядом.

Паневский еле сдерживал слезы. Что поделаешь? Война со швабами, война с другом, война с самим собой…

Из кустов солдаты вытащили связанный из сосновых бревен плот, спустили на воду. Янош громко крикнул:

— Мы готовы в путь! Поплыли, пан Микольский!..

12

Четвертого и пятого января сорок четвертого года партизанские отряды Хуткого, Микольского, Салькова, отца и братьев Шпиленей, которые прикрывали областной партизанский штаб с севера, северо-запада и запада, отбили несколько атак фашистских карателей, пытавшихся прорваться к лагерю генерала Василия Андреевича.

Штаб Василия Андреевича знал, что немцы не успокоятся, — им приказано во что бы то ни стало разгромить партизан до начала решительных боев с Красной Армией. Во все отряды надо было послать патроны к пулеметам, автоматам, винтовкам, гранаты, а также по нескольку противотанковых ружей. Хорошо вооружить партизан надо было еще и потому, что вот-вот с той стороны фронта генерал Шаблий даст «добро» на боевой рейд. Его должны осуществить партизаны во взаимодействии с частями Красной Армии.

Обстановка не позволяла командирам отрядов Хуткому, Микольскому, Шпилене и Салькову покинуть партизан хотя бы на один день. Поэтому боеприпасы должны были везти взвод поляков, находившийся в охране штаба, и бойцы, назначенные Василием Андреевичем.

Вместе с обозом покидали областной партизанский штаб Стоколос, Шмиль и Леся. Андрей отправлялся на свое постоянное место — в отряд Микольского. Шмиль останется в отряде, которым командует белорусская семья Шпиленей — отец Сергей, сыновья Янко и Михай. Первый — комиссар, второй — начштаба. Шмиль будет в отряде главным минером и представителем областного штаба. У Леси была работа по комсомольской линии в отряде Гаврилы Хуткого.

Стоколос, Живица и Шмиль стали прощаться с Дилингом. Клаусу не хотелось расставаться.

Чтобы поддержать настроение Дилинга, Живица положил руку на его плечо, улыбнулся:

— На букву «у» или «цэ»… — Но вдруг лицо Терентия стало серьезным. — Клаус! Вот слова нашего кинорежиссера Александра Довженко. Запомни их на прощание. «Партизаны Украины — наша слава, наша гордость. Это неувядающий символ бессмертия нашего доброго и честного народа!»

— Запомню, Терентий! — Клаус обнял Живицу.

Генерал Василий Андреевич, пожимая руку Лесе, сказал:

— Не задерживайся. Мы в ожидании больших событий…

Всю дорогу партизан сопровождали голые деревья, умытые холодными дождями. Грустные и неприветливые стояли осины, березы и вербы вдоль лесных речушек. Даже ели и сосны, которые всегда зимой красуются своими зелеными кронами перед остальными деревьями, тоже будто вылиняли, стали серыми. Черными среди лугов и болот торчали кусты. Лишь песчаные кручи слегка желтели как островки среди серых деревьев под серым, холодным небом.

Вскоре прибыли в лагерь «Белорусского отряда» — так называли отряд Шпиленей, хотя бойцами тут были не только белорусы, но и украинцы, русские, поляки и партизаны других национальностей.

— Утром каратели атаковали наши позиции, — сказал старший сын командира Янко. — Мы дружно дали им по мордасам из всех видов оружия. Карту привезли?

— Да, — Шмиль достал из планшета карту. — Здесь и Ровно, и Броды, и Холм, и Люблин…

— Знакомьтесь, — сказал Андрей. — Наш осетин. Генерал Шаблий послал Шмиля к вам. Классный минер!

— Вот это да! — обрадовался Янко. — У нас есть мины «МЗД-5», а ставить их умеет только одно отделение подрывников.

— Я научу, — пообещал Шмиль.

— Без этих мин война на рельсах не война, — развел руками Стоколос. — Шмиль у вас будет как бы уполномоченный штаба.

— Это я заметил и по патронам, и по бронебойкам, и по тому, что вы привезли карту, — кивнул командир. — Это солидно. Оставайся с нами, Шмиль. Поможешь нам.

Пока Андрей, Шмиль, Живица разговаривали с командиром и комиссаром, Леся растворилась в толпе партизан-комсомольцев.

Младший сын Шпиленя Михай расстелил плащ-палатку, положил на нее топографическую карту и, склонившись, стал мысленно отмерять боевой маршрут отряда.

Отец и два сына Шпилени очень похожи внешне: курносые, ясноглазые, белокурые. Ушли они в лес еще в первые недели оккупации. Думали: переждут месяц-два, а там и Красная Армия вернется. Не случилось этого. В лесу их схватили немцы, устроившие облаву на солдат-окруженцев.

77
{"b":"849258","o":1}