Пригибаясь, побежали к шоссе. Но вскоре пришлось залечь — появился патруль.
Через несколько минут два солдата поравнялись с минерами. Воротники шинелей подняты, поверх шапок повязаны то ли женские платки, то ли башлыки.
Когда патруль растаял в снежной пелене, Нудьга поднял руку.
— Пошли дальше.
— А может, давайте ползком? — предложил Мусафиров.
— Правильно. Так будет безопасней, — согласился Нудьга.
Переползли шоссе, забрались в кусты.
— Копайте, долбите яму, — приказал Нудьга. — Здесь будет наш склад. Посматривайте на шоссе. А я снова — на лед.
Когда он спустился с кручи в залив, к нему подбежали трое минеров.
— Ну как там?
— Пока все в порядке. Идите влево, в направлении населенного пункта, и ставьте мины. Один наблюдает, двое устанавливают. Постарайтесь без стрельбы. Сделайте свое дело, возвращайтесь сюда же! Возьмите тротила на три мины. Я заберу остаток.
И снова сержант Нудьга с тяжелым вещмешком за плечами стал карабкаться по обрывистому берегу наверх. За ним — трое десантников.
На круче минеры немного передохнули и поползли к дороге. Нудьга — прямо, остальные — влево.
По шоссе проходили патрульные солдаты. Время от времени светили по сторонам карманными фонариками.
Нудьга слышал негромкий разговор, смех гитлеровцев. Переговаривались они как-то устало. Видимо, патрулирование их подходило к концу и с минуты на минуту должна была прийти смена.
Снег уже еле сыпался, но ветер не утихал. Подул, казалось, еще сильнее. Нудьга вытащил из рукавиц руки, стал растирать исцелованное лютым декабрьским ветром лицо. «Как там Михалюта, Бельда и тот «ночник» — Колокольцев? А может, они напоролись на немцев и… Война есть война…»
Чтобы как-то отвлечься от этих тревожных мыслей, Дмитрий начал вспоминать свое детство.
Еще в шестом классе он решил, что станет пограничником, как Карацупа, — о нем писали в пионерских газетах. Отец работал тогда бригадиром поезда и два лета брал его с собой. Где только не побывал он: в Москве, Севастополе, Мурманске, Одессе, Ленинграде… А однажды даже ездил во Владивосток. С вокзала пошли к памятнику борцам революции на Дальнем Востоке. На высоком пьедестале — фигура красноармейца со знаменем. Ниже — с одной стороны группа бойцов первой русской революции, а с другой — отлитые из бронзы партизаны Приморья. Он смотрел на огромный памятник, и ему слышалась песня, которую часто пели в школе. Последние ее слова: «И на Тихом океане свой закончили поход» — звучали всегда как-то особенно, казалось, отзывались в самом сердце. Об этой поездке во Владивосток, о памятнике он написал заметку в школьную газету. И все мальчишки завидовали ему. А учительница Клавдия Васильевна похвалила его в классе при всех учениках…
Добравшись до кустов, Нудьга сбросил с плеч вещмешок.
— Принимайте еще одну «заказную бандероль»!
— Ого, целую гору приволок! — удивился Бабаян.
— Зато на льду теперь ничего не осталось.
Вдруг в небе над заливом вспыхнули ракеты, где-то вдали затрещали крупнокалиберные пулеметы.
Минеры замерли, будто каждого оглушили эти выстрелы, ослепили вспышки ракет.
— Чего они всполошились? — задумчиво произнес Нудьга. — Может, просто от страха? Подбадривают себя? Ладно, — махнул он рукой. — Бабаян, ты прикрывай нас, а мы с Мусафировым начнем ставить мину.
— Есть прикрывать! — ответил Бабаян.
Они уже не раз ставили мины «на шомпол», «на палочку», мины с упрощенным подрывателем «на шнур», а Нудьга даже мины-«ведра». Но это все нижний этап в минной войне. Сейчас у них — новинка, мины замедленного действия, обращению с которыми учил сам полковник Веденский и капитан Доминго.
«Неужели не успеем поставить до возвращения патруля? — тревожился Нудьга. — Должны! Обязаны успеть!»
Это была его первая мина замедленного действия. Взорвется она не под первой машиной, что проедет по ней, а под четвертой. Вторую мину он настроит на пятую машину. Третью — на седьмую… И так каждая группа! О, если все пройдет удачно, будет такой эффект!
Ямка готова. Теперь надо быть особенно осторожным. Ведь взрыватель — химический электролит. «Настройка» его на заданный срок — очень тонкая и опасная работа.
Наконец первая мина поставлена.
Бабаян никаких сигналов тревоги не подает, значит, можно спокойно заниматься своим делом.
Нудьга с Мусафировым отошли шагов на десять и стали копать новую ямку.
Когда поставили третью мину, подбежал Бабаян.
— Сюда едет машина, вдалеке мигнули фары.
— Вот и хорошо, — улыбнулся Нудьга. — Сейчас поищем поблизости выбоину и поставим мину натяжного действия. Осталось еще пять килограммов тротила и взрывателей.
Выбоину нашли быстро. Немного углубили ее, положили заряд со взрывателем.
Нудьга вставил во взрыватель тонкую палочку, к ней привязали нитку от парашютной стропы, выкрашенную в серый цвет. (Даже на такую мелочь было обращено внимание во время подготовки к вылазке на вражеский берег.) Мусафиров осторожно вынул предохранительную чеку из взрывателя, а Бабаян засыпал выбоину и заложил ее камнями.
Нитку протянули через дорогу, вбили на обочине в мерзлую землю колышек и привязали к нему.
— Машина уже близко. Бежим к заливу! — приказал Нудьга.
— Вот и получат сейчас фрицы от нас подарочек, — потер озябшие руки Бабаян.
— Заказную бандероль с нашей печатью, — добавил Мусафиров.
— Бежим, бежим быстрее! — поторопил их Нудьга.
4
Осторожно, будто по битому стеклу, пробирались Михалюта, Колокольцев и Бельда к вражескому берегу.
Вдруг огненной змеей взлетела в небо ракета.
— Ложись! — крикнул Колокольцев, шедший немного впереди.
В сполохе ракеты Гнат увидел вмерзшие в лед судна. «Наверное, баржи!» — подумал он и упал на лед.
Застрочили пулеметы.
«Все ясно: на суднах живут в кубриках солдаты. Услышав сигнал тревоги, выскочили на палубу и начали стрелять, — догадался Михалюта. — Вот тебе, Гнат, и первое боевое задание».
Он закрыл голову руками, будто они могли защитить от вражеских пуль.
«Не может быть, чтобы фашисты нас заметили! — сверлила мозг беспокойная мысль. — Стреляют наугад. Для того чтобы спокойней потом спалось в позднюю ночь. А может, немецкие агенты предупредили командование, что на южном берегу дислоцируется батальон, готовящий к рейдам диверсионные группы?.. Если так, то… А я ведь еще хотел побывать в хате над обрывом, возле мосточка. Тот мосток надо взорвать…»
— Командир! — крикнул Колокольцев. — Мануэль убит!
— Убит? — вздрогнул Михалюта. — Да ты что…
— Наверно, слепая пуля, — Колокольцев приложил голову к груди испанца. — Сердце молчит.
Гнат подполз к Бельде.
— Мануэль?!
Увидел на льду кровь.
«Вот так. Сколько он воевал на своей земле, пришел помогать нам, и… погиб сын оливковой страны на льду Азовского моря. А вчера говорил про свое родное Средиземноморье, в котором четыре года назад чуть не утонул. И там море, и здесь море… И еще говорил с Цимбалюком о «Заповіте» Шевченко, что звучал над Пиренеями. Песню, обращенную к людям Украины, пели на границе Франции и Испании. Почему он так часто вспоминал эту песню? Боялся умереть в море? Боялся, что не будет на земле могилы? И все же погиб в море, хотя и скованном льдом…»
В небо взвилась еще одна ракета. С палуб судов снова застрочили пулеметы. Ракета погасла, и пулеметы смолкли.
«Что я скажу полковнику, испанцам? Что войны без жертв не бывает? Еще ни одной мины не поставил, а уже потеряли бойца. — Гнату вспомнился Пират, который терся возле ног Мануэля на берегу. — Возможно, собака предчувствовала беду? Бессмысленная смерть. Так мизерна цена жизни!»
Михалюта с Колокольцевым завернули неподвижное тело Мануэля в плащ-палатку, как заворачивают маленьких детей в одеяло, когда выносят их на улицу.
Что они знали о нем? Почти ничего. Ни Гнат, ни Сергей не были с Мануэлем в Испании. И вместе с тем знали много. Ведь Бельда воевал под командованием Ильи Гавриловича, ходил в тыл фалангистов, взрывал итальянские и немецкие машины и поезда. Мануэль с Сергеем часто играли по вечерам: один на мандолине, другой на гитаре. Теперь мандолина осиротела.
