Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Но вот вернулись. Сытые, самодовольные. Следом за ними вбежал еще один жандарм и протянул лейтенанту листок бумаги.

— Радиограмма, господин лейтенант! Пленного Русанова отправить в Орел. Таков приказ.

— Гм… Тебе повезло, капитан, — сказал лейтенант. — Повезло. Силен ты. Если бы не твое крепкое здоровье, этот приказ, — он потряс листком бумаги перед глазами Александра, — застал бы тебя на том свете…

ЗА РЕШЕТКОЙ

В Орел Русанова доставили поездом, а с вокзала в тюрьму повели под конвоем. На его груди висела фанерка с надписью: «Убийца, шпион и бандит!»

Русанов еле переставлял ноги. От ран и пыток болело тело.

Время от времени он останавливался и в ту же секунду получал удар в спину.

— Ком… Ком… Бандит! — подгонял жандарм.

На обочинах скапливались люди, молча смотрели ему вслед.

— Держись, капитан! — раздался вдруг чей-то голос. — Скоро наши придут!

Несколько жандармов в черных мундирах, будто вороны, метнулись к людской толпе. Но найти и схватить смельчака не так-то просто.

Русанов улыбнулся. Впервые с тех пор пор, как попал в лапы фашистов. Шепотом повторил:

— Держись, капитан!..

В тюремный лазарет приходили посмотреть на «убийцу, шпиона и бандита» гестаповцы, офицеры-эсэсовцы, жандармы. Некоторые предлагали Русанову даже сигареты. Все были в хорошем настроении, смеялись, шутили.

— Теперь конец твоим красным! Курск завтра будет наш! Москва будет наша! — сказал один из жандармов.

…На пятый день в лазарет пришли два парикмахера. Увидев их, Русанов удивился. «Не все ли равно, каким умереть — побритым или обросшим щетиной?»

— Вас хотят видеть таким, каким вы были в партизанах, — сказал парикмахер.

— С усиками, подстриженным, — добавил его напарник. — Цените гуманное отношение, господин капитан. У вас даже не отобрали орден.

Мысленно Александр готовил себя к новым мукам на допросах, представлял, как гестаповцы будут ломать ему ребра, загонять иголки под ногти, бить по спине сучковатыми палками. И вдруг — на тебе. Перед ним не гестаповцы, а парикмахеры с бритвой, помазком и блестящим блюдечком с пенящимся в нем мылом. «Это все из-за моей планшетки!.. — чуть не вскрикнул Русанов. — Они узнали, кто я. И теперь…»

— Что? — усмехнулся Александр. — Провалилось ваше наступление на Курск? Сломали зубы? Теперь вам нужен Русанов?..

— Начнем, господин капитан, — подошел к нему парикмахер с бритвой.

— Прочь отсюда! — стиснул кулаки Александр.

— Если вы так будете себя вести, вам свяжут руки, ноги, и мы все равно побреем. Таков приказ, — сказал парикмахер.

— Прочь отсюда, подонки!

В глазах Русанова была такая решимость, горел такой гнев, что парикмахеров как ветром сдуло.

Но через несколько минут они снова вошли. Следом за ними ввалились надзиратели и офицер с нашивкой на рукаве «РОА».

— Никто из немцев не посмел сорвать твой орден, капитан! — ткнул власовец пальцем в грудь Русанову. — Говорят, что у ваших там есть еще и орден Александра Невского? Гм… Непонятно! Что общего между красным знаменем и князем Александром Невским, которого православная церковь сделала святым?.. Совсем свихнулись большевики. Еще орден Петра Первого или Ивана Грозного придумают.

— Смотри, какой умный, — сплюнул под ноги Русанов.

— Рад, что ты это сразу заметил.

— Мне противно говорить с тобой, продажная шкура!

— Я тоже офицер! — повысил голос власовец.

— Ты предатель.

— Оставь эти слова, капитан! Никто с той стороны фронта их все равно не услышит. Для Строкача ты пока что пропал без вести. Так что прекрати сопротивление и позволь парикмахерам заняться работой.

— Прочь! — закричал Русанов.

Власовец кивнул тюремщикам, и те, будто тигры, бросились на Александра. Он ударил одного кулаком в скулу, другого — головой в подбородок. Отдышавшись, надзиратели снова кинулись на Александра. Дальше сопротивляться у него уже не было сил. Его повалили на пол. Один надзиратель сел на грудь, двое стали крепко держать за руки и ноги. Парикмахеры принялись за работу.

— Ну вот, — усмехнулся власовец. — Изображал из себя железного большевика, а теперь лежишь, как распятый Исус Христос. Прекрати сопротивление, Русанов! Разве с тобой вот так нянчились бы, если бы не знали, что ты недавний адъютант Строкача? Такие птицы нечасто к нам залетают. Цени и ты немецкую доброту, возьмись за ум.

Бритва больно скребла по щекам, подбородку, оставляя кровавые полоски. Но Александр был безразличен к этому. Щемило до краев наполненное ненавистью и отчаянием сердце. Вот если бы оно разорвалось сейчас. Именно в это мгновение. И никаких мук больше, никаких допросов, никаких надежд немцев и власовцев на то, что он, капитан Русанов, «расколется» и сообщит им что-то ценное.

Парикмахер поднес зеркальце к его лицу. Он увидел свои большие серые глаза, густые черные брови, русые волнистые волосы, усики, ямочку под подбородком. Горько усмехнулся.

— Внимание! Еще раз улыбнитесь, пожалуйста.

Сотрудник власовской газеты «Заря» выхватил из полевой сумки «лейку» и прицелился, чтобы сфотографировать Русанова.

«Так вот зачем им нужно было мое бритое лицо!» — скрипнул зубами Александр.

Власовец щелкнул затвором фотоаппарата.

— Вот так! Улыбка, правда, не вышла. Но ничего, обойдемся и без нее.

— Зачем вам мое фото? — спросил Александр.

— Для интервью с капитаном Русановым. Без фото будет не так убедительно! — с ухмылкой ответил газетчик. — Обстоятельства требуют твоих показаний, капитан. Я советую тебе все рассказать, что будут спрашивать. Плата солидная — хорошая еда, шнапс. Не жизнь — шик! А что еще надо на войне? Почему молчишь?

— Неужели ты думаешь, что я продамся за шнапс и колбасу, как продался ты?

— Строишь из себя стального коммуниста? Напрасно! Тут из тебя выбьют комиссарскую спесь. Еще будешь плакать кровавыми слезами.

— Плакать будешь ты, когда на твою шею набросят петлю. А это будет. Слышишь? Гремит на фронте, под Орлом. Можешь записать для своей газетки. «Немцев обязательно разгромят под Орлом и Белгородом, потому что соседняя Курская область — родина Русанова». Как? Устраивает твоих господ эта военная тайна?

— Ты еще не представляешь, капитан, как весело тебе будет, даже если немцы отступят с твоей Курщины. Ты еще зальешься курским соловьем, если станешь упираться. А теперь возьми вот ремень, который у тебя отобрали. Подпоясанным будешь совсем молодцом, да еще при ордене. Мы не боимся, что ты повесишься на ремне. Для этого он слишком широк.

Власовец положил ремень на нары и поплелся к выходу.

Русанов захохотал:

— А ты еще и большой трус! Страх, наверное, загнал тебя в плен.

— Ошибаешься. Я здесь по убеждению, как и наш генерал. Мы за свободную Россию без Сталина и большевиков, — ответил власовец, остановившись возле двери. — Но мы еще повоюем с тобой, капитан! Смеется тот, кто смеется последним.

Русанов улыбнулся и вслед ему продекламировал:

Ты Родину предал, презренный пигмей!
Продал мать, жену и детей!
Так будь же ты проклят во веки веков
Народом, детьми и женой!..[1]

КРЕПОСТЬ ЛЮТЦЕН

В середине июля 1943 года немецкое командование спешно эвакуировало из Орла тылы, службы, учреждения.

Во дворе городской тюрьмы гремели выстрелы — расстреливали узников.

Ждал своей очереди и Русанов.

Но не дождался.

Пятеро конвоиров повели его из тюрьмы на вокзал и там посадили в товарный вагон с зарешеченными окнами.

Эшелон шел медленно, потому что партизаны — то орловские, то смоленские, то белорусские, а потом и литовские — разрушали железнодорожные пути.

вернуться

1

Здесь и далее приводятся стихи, написанные А. Д. Русановым в фашистских тюрьмах и лагерях.

118
{"b":"849258","o":1}