Полковник Веденский и старший лейтенант Мотыльков провожали три диверсионные группы в первый рейд. Минеры были одеты в маскхалаты, лошадей ездовые покрыли белыми накидками. На санях — мины, вязанки сена, мешок с овсом, ранцы с патронами, сухарями и вяленой рыбой. Были здесь и лопаты, ломы, кайла, без которых не обойтись во время работы на замерзшем грунте.

Пожатия рук, слова напутствий: в случае непогоды минеры должны были вернуться даже с середины залива.

На круче стояли женщины и девчата. Каждая что-нибудь принесла на дорогу бойцам.

Провожала минеров и Нина. Она сразу же подошла к группе Михалюты и, к удивлению Колокольцева, подала руку Нудьге.

Сергей толкнул локтем в бок Мануэля, стоявшего рядом.

— Видел? — кивнул он в сторону Нудьги и Нины. — Вас ист дас? Что сказал бы твой капитан Доминго?

— Доминго сказал бы, что мадридцы все знают!

— Даже Пират и тот с завистью поглядывает на них! — Колокольцев наклонился к собаке, которая терлась возле ног Мануэля. — Пошел вон, Пират! Бузлуки на твои лапы не наденешь, и если ты побежишь за нами, то назад не вернешься.

Бельда засмеялся и стал гладить пса.

Наконец лошади, запряженные в сани, тронулись. Ледовый десант быстро удалялся. Вскоре его уже не было видно с берега.

Цокали конские копыта, отбивая кусочки прозрачного льда. Впивались в лед шипы бузлуков, надетые на сапоги. Посвистывали надрезы на санях, полосуя лед, будто остро заточенные коньки. Фыркали лошади, выдыхая клубы сизого воздуха.

Вечером группы разделились, как и было предусмотрено. До вражеского берега оставалось километров восемь — десять.

Михалюта посмотрел на часы. Без двадцати минут пять.

Смерклось. Небо стало тяжелым, покрылось тучами. Неожиданно подул ветер, пошел густой снег. Северный, бьющий в лицо. Лошади остановились — глаза залепливало снегом. Как ни уговаривали их ездовые, как ни кричали на них — они ни с места. Пришлось вести под уздцы.

Преодолели еще километров пять. По подсчетам Михалюты, уже должны были быть торосы, а от них до вражеского берега не больше двух-трех километров. Но торосов не было видно.

— А не сбились ли мы с пути? — встревожился Воскобойников. — Определенно.

— Вас ист дас? Имея компас, разве можно заблудиться? — возразил Колокольцев.

В эту минуту внезапный шквал сбросил с саней вязанку сена, и она покатилась по льду. Колокольцев тут же побежал за ней. Несколько раз упал, но все же догнал ее, принес и положил обратно на сани.

Прошел еще час. Лошади ступали тяжело. Груз был нелегким. На санях не только мины, но и много взрывчатки. Ее решили перенести на вражеский берег с первого же выхода и где-нибудь спрятать, чтобы в следующий раз добираться «налегке», лишь с одними минами.

— Может, все-таки сбил нас с курса ветер? — снова забеспокоился Степан.

— Еще, не дай бог, в Турцию занесет через Керченский пролив! — воскликнул Колокольцев.

— Определенно, мелешь такое! Все же не зря крутило в коленях.

— В правую или в левую сторону? — засмеялся Колокольцев. — Попроси Нудьгу, он раскрутит.

Сержант Нудьга никак не среагировал на эти слова. У него одно в голове — Нина. Молодец-таки Гнат, замолвил словечко. Нина стала теплее относиться к нему. А что? Разве он хуже других? Разве она не знает, что в пограничники всегда отбирают самых достойных людей?.. А достоин тот, кто предал Родине, честен, смел и не без царя в голове. Об этом говорили еще на границе и Шаблий и Веденский. Разве не он, Дмитрий, догадался применить против захватчиков мины-«ведра»?..

На сердце у Дмитрия тепло. Когда покидали берег, к нему подошла Нина, подала свою маленькую руку, улыбнулась. Эта улыбка и греет сейчас его душу.

Что нужно человеку для счастья? Точно так же Нина прощалась с Михалютой, Колокольцевым, Цимбалюком, со всеми минерами. Ну и что? К Нудьге-то она подошла первой. Он это хорошо знает. И счастлив этим.

Вскоре минеры наткнулись на глыбы льда с острыми вершинами. Это и были долгожданные торосы, где бойцы должны оставить лошадей и ездовых и дальше, к берегу, добираться уже пешком.

— Ну что, товарищ командир? — потер руки Нудьга. — Будем готовиться к вылазке.

— Будем, — кивнул Михалюта. — Не забывайте о разведке. Запоминайте хорошо дорогу. Подмечайте каждый бугорок, тропку, овраг, каждый сугроб снега. Я пойду в сторону поселка, а ты, Нудьга, прямо по стрелке компаса.

— Хорошо. Мусафиров, Бабаян! Забирайте с саней пакеты. А вы, — обратился Нудьга еще к трем бойцам, — берите лопаты, кайла и все остальные причиндалы.

— Есть взять «заказные бандероли»! — прогудел в ответ Мусафиров и начал складывать в вещмешок замотанные в материю, не пропускавшую воду, плитки тротила.

— Определенно, я и Цимбалюк с лошадьми будем ждать вас в торосах, — ни к кому не обращаясь, вздохнул Воскобойников.

— Да, вы будете ждать нас здесь, — сказал Михалюта и добавил сочувственно. — Кому-то же надо… Со мной пойдут двое.

— Я, товарищ командир! — шагнул к Гнату Мануэль Бельда.

— И я! — поднял руку, словно школьник на уроке, Сергей Колокольцев. — И никаких там «Вас ист дас?»!

— Согласен. Со мной пойдут Бельда и Колокольцев!

Торосы остались позади. Михалюта, Бельда и Колокольцев шли теперь по ровному льду. Иногда встречались небольшие сугробы — верная примета, что берег близко.

Здесь был финиш восточных ветров. Но сегодня дул северный. Сейчас он притих, обессилел, будто сказочный дракон, которому отрубили все головы. На небе ни луны, ни звезд. Вокруг — белая тьма.

Дмитрий Нудьга знал, что не только в группе, но и во всем батальоне его считают опытным минером, бесстрашным солдатом, закаленным еще в мирное время на границе. Знает об этом и младший лейтенант медслужбы Нина. А какая девушка может быть равнодушной к воину, которого другие солдаты называют отчаянным, смелым? С далекого Урала, из Кирова, Ярославля девчата, даже не видя в глаза красноармейцев, пишут им искренние, ласковые слова. Нину, конечно, храбростью не удивишь: она сама находится на фронте. И все-таки… К нему первому подошла, когда провожали их в этот рейд. Да и не такой уж он и храбрый, отчаянный. Обычный солдат, как все. Можно подумать, что он не боится смерти, что ему на все наплевать. Так уж и не боится! Конечно, боится. Кто же не боится этой смерти?..

Ему вспомнилась служба на границе. Приходилось задерживать и лазутчиков, диверсантов. Но сейчас он сам для немцев и диверсант, и лазутчик. И они, ясное дело, примут все меры, чтобы обезвредить его. С ним будет лишь пятеро своих, а рядом — целые фашистские дивизии. Поэтому каждый шаг, каждое движение должны быть хорошо продуманы, всесторонне взвешены.

— Будьте осторожными, — шепотом предупредил минеров Нудьга, когда подошли к берегу. — Со мной — Мусафиров и Бабаян. Остальные ждут здесь.

Берег был крутой, обрывистый. Промерзшая земля — словно камень. Кое-где росли кусты терна, глода. Руки натыкались на высохший бурьян. Мусафиров тихо ойкнул, наткнувшись на чертополох, — колючки достали до пальцев даже сквозь рукавицы.

Наконец вскарабкались наверх. Им повезло. На круче огневой точки не было.

Несколько минут лежали, отдыхали.

— Запоминайте каждую былинку, — сказал Нудьга, вглядываясь прищуренными глазами в белую равнину, раскинувшуюся перед ними.

В нескольких десятках метров едва различимо поблескивало шоссе Таганрог — Мариуполь. Это и есть их объект. За шоссе — степь. Там виднелись, словно маленькие копешки сена, кусты терна и боярышника, вдали, слева, сквозь негустой снегопад мерцали огни. Там населенный пункт. И конечно же гарнизон немцев — рыбаки в своих хатах не станут жечь глубокой ночью ни ламп, ни каганцов. Справа шоссе, убегая от моря, круто изгибалось. Это как раз то место, где надо ставить мины.

Нудьга встал.

— Добираемся вон до тех кустов, что на той стороне дороги.