«Мы не партизаны. У нас и оружия нет», — начал оправдываться отец.

Но его и слушать не стали. Посадили всех за решетку в большой каменный хлев, где уже находилось человек двадцать таких же, как они. Шпилени почувствовали, что им теперь одна дорога — в партизаны. Стали думать, как бежать. Михай сказал:

«Я попрошусь в полночь у часового до ветра. Должен же он вывести меня. А там…»

Так и сделали. Уговорили дежурного полицая вывести хлопца. Когда они возвращались в хлев, полицай поставил «шмайсер» возле двери, чтобы открыть замок, Михай оглушил его ударом по голове и схватил автомат. Ключ торчал в замке. Открыл дверь, крикнул: «Все свободны! Бегите кто куда!»

Но мужики и хлопцы не стали разбегаться. Решили создать партизанский отряд. Командиром выбрали Шпиленю-отца, комиссаром старшего сына Янко, а начальником штаба младшего сына Михая.

Надо было вооружиться. Михай посоветовал совершить нападение на самоходные баржи, плавающие по Припяти. Партизаны согласились с ним.

На берегу Припяти у самой воды стояли два вековых дуба. Партизаны забрались на ветки, притаились.

Когда баржа подплыла к ним, Шпиленя-отец подал команду: «Вперед!» На палубу баржи прыгнули с деревьев десять человек. Рулевой и два матроса онемели от страха. Немцы в каюте были пьяные — оказать сопротивление не смогли.

Трофеи оказались немалые: восемь винтовок, три автомата, ручной пулемет, гранаты да еще ящики с колбасой, консервами и сухарями.

Партизаны сделали пробоину в дне баржи и затопили ее.

Так же поступили и со второй баржей.

Движение на реке приостановилось. Немцам потребовалось несколько дней, чтобы очистить от затопленных барж фарватер.

Хотя Шпилени воевали в родных местах не под своими фамилиями, все же угроза уничтожения матери, сестер, детей все время висела над ними. Поэтому они решили перебазироваться на Украину, в соседнюю область, где действовал отряд бывшего милиционера Гаврилы Хуткого. Весной сорок третьего года отряды Шпиленей и Хуткого влились в соединение Василия Андреевича.

— Спасибо за карту, за боеприпасы, — поблагодарил Стоколоса Михай.

Настала пора прощаться с отрядом Шпиленей и со Шмилем.

— До встречи в Ровно! Привет Салькову, Хуткому и Микольскому! — сказал командир.

Этими словами было сказано все, хотя никто не знал, когда состоится эта встреча, сколько десятков или сотен километров в походах и боях еще придется пройти.

В лагерь отряда «Смерть фашизму!» группа Андрея Стоколоса прибыла одновременно со взводом партизан. Партизаны шли строем, весело пели:

— Слыхали? — повернулся к Стоколосу командир взвода. — Не про каждого командира слагают хлопцы песни. Наш Сальков пришел сюда еще в сорок втором со своей ротой…

— То действительно был рейд героев, — сказал Андрей. — Пройти шестьсот с лишним километров, форсировать реки Десну, Сож, Днепр, Припять. Славный рейд!

Стоколос подошел к командиру отряда.

— Вы еще вчера вели ожесточенные бои, а сегодня поете. Что, изменилась обстановка?

— Вчера нам действительно было тяжело. Фашисты хотели стереть нас с лица земли. Уж очень не нравится им название нашего отряда. А оно у нас неизменно еще с Сумщины — «Смерть фашизму!». И точка. Спасибо за боеприпасы. У нас уже почти не осталось патронов.

— А почему сегодня немцы приутихли?

Сальков усмехнулся, ответил вполголоса:

— Взвод, что вернулся с позиции, сообщил: каратели смотали удочки. Мне так думается, что наша армия сегодня прорвала «линию Пилсудского» и уже вошла на земли Западной Украины. Вот еще вернется разведка, и станет ясно.

— Почему вы говорите так тихо? — удивился Андрей.

— В моем отряде свыше ста бойцов, которые пришли сюда из Ямполя-Сумского, Середино-Буды, Глухова… Представляете, что значит для них день, когда Красная Армия войдет в пределы этой области?.. А местные партизаны и жители? Все ждут не дождутся уже два с половиной года этого дня. Поэтому и говорю негромко, пока не проверено.

Сальков пригласил гостей поесть, отдохнуть.

— Спасибо, — поблагодарил Андрей. — Но, к сожалению, у нас нет времени. Надо торопиться к Хуткому. Пообедаем с вами в другой раз. Думаю, это скоро случится…

Гаврила Хуткий обнял Андрея.

— Благодарим за патроны. Патрончики, как и тол, — наш партизанский хлеб, а для врага — смертельная закуска. И полякам — бойцам Микольского — тоже надо подбросить патрончиков. Большая в наших отрядах растрата боеприпасов. А хочется, чтобы соседи по левую и правую руку были надежные.

— Именно об этом и говорил Василий Андреевич, дополнительно посылая вам боеприпасы, — сказал Андрей.

Хуткий сбил набекрень овечью шапку, и, прищурив глаза, повернулся к Лесе Тулиной.

— Леся, а где же твоя кутья? Тоже мне! Секретарь комсомола, а забыла, что сегодня должна быть кутья. Ведь завтра рождество.

Командирская землянка, в которую пригласил Хуткий Лесю, Живицу и Стоколоса, была выкопана вчера. В этом отряде не было постоянных позиций. Место стоянки менялось в зависимости от поведения фашистских карателей. Но все же кто-то из бойцов раздобыл для командира стекло, одно окошко было застеклено. Из мебели в землянке были скамьи, стол и нары. Пол не успели настелить. Да и надо ли? Вместо пола зеленая хвоя. На столе горел каганец.

Гости поели супа из баранины. Это на первое. На второе — кусок баранины из того же котла.

— Поляки поехали к Микольскому, а ты, сын Шаблия, останешься здесь до утра? — спросил Хуткий у Андрея. — Займись-ка нашей рацией. Что-то барахлит эта «музыка».

— Я хотя и не радиотехник, но мы вдвоем с Лесей, думаю, сможем наладить, — ответил Андрей. — И останемся, пожалуй, до утра.

— Это хорошо! — обрадованно воскликнул Гаврила. — А рацию надо привести в порядок. Без радио я как глухой и слепой. — Хуткий повернулся к Лесе, заговорщицки подмигнул ей. — Говоришь, нет жениха? Обманываешь. Вот он возле тебя сидит. Товарищ Живица будет за дружка-боярина, а я за свата.

Леся и Андрей покраснели.

— Нет смелости, — буркнул Андрей наконец.

— Сразу видно казацкую натуру. У меня тоже не было смелости подойти к Марте, когда та еще не была моей женой. Кроме меня шестеро хлопцев крутилось вокруг нее. Да что там вспоминать, — махнул рукой Хуткий. Он передвинул на грудь самодельную полевую сумку, висевшую на боку, и достал из нее какой-то небольшой предмет, завернутый в голубую тряпочку. — Вот печать моего родного сельсовета Высоцкого района с гербом Украинской Социалистической Республики. Ну так как? Согласны?

Леся и Андрей смущенно переглянулись.

— В сорок первом наши отходили на восток, — продолжал Хуткий, — а бойцы хранили знамя как святыню, потому что верили: под это знамя когда-нибудь станет новое поколение красноармейцев. Пока есть знамя, живет и воинская часть. Поэтому я и взял печать в первую неделю войны из родного сельсовета и, как видите, храню ее, как солдаты и партизаны свое знамя. Есть печать — есть и Советская власть. Даже во время этой проклятой оккупации.

— Горько! — крикнул Живица.

Андрей обнял Лесю, поцеловал.

— Вот это по-нашему, — радостно произнес Хуткий и приложил печать к чистому листу бумаги. — Текст напишем потом. Была бы печать. Если до вечера не встрянем в бой, то сегодня же справим и свадьбу. И не будет греха ни перед какими попами, ни перед какими ксендзами, чтоб им пусто было!

— Да что вы говорите! Какая свадьба? — развела руками Леся. — Неподалеку от ваших позиций стоит три сотни гитлеровцев. Их кутья прошла еще двадцать четвертого декабря. Они могут устроить нам хорошую ночь перед рождеством.

— И это может быть, — кивнул Хуткий. — Но государственная печать уже поставлена…