— Не знаю. Я никого не видел, но слышал выстрелы впереди нас.

— Они, наверное, попали в окружение.

— Вероятно. Когда они меня скрутили, принялись за вас. Я думал, что вы мертвы. Есть примеры того, что даже плохой всадник когда-нибудь сломает себе шею, не так ли, сэр?

— Вполне возможно!

— Вас привязали между двух кобыл; затем мы тронулись в путь, после того как состоялся раздел наших лошадей.

— Вас допрашивали?

— Очень! Я отвечал! И еще как! Yes!

— Нам нужно обратить внимание прежде всего на то, в каком направлении нас везут. Где находится овраг, в котором произошло нападение?

— Овраг прямо за нами.

— Вон там стоит сейчас солнце; значит, мы скачем на восток-юго-восток. Вам нравится в Курдистане так же, как и прежде, когда мы охотились на медведей?

— Гм! Порой это жалкая страна! Кто эти люди?

— Несториане.

— Превосходная христианская секта! Не так ли, сэр?

— Курды обходятся с ними с такой нечеловеческой жестокостью, что можно не удивляться их желанию отомстить им.

— Могли бы с этим подождать до другого времени! Что теперь нам делать, сэр?

— Ничего, по крайней мере сейчас.

— И не пытаться бежать?

— В том состоянии, в котором мы сейчас находимся?

— М-да! Это был красивый костюм! Чудесный! Теперь его нет! В Гумри мы купим другую одежду.

— Это самое меньшее, что необходимо сделать, но без моего коня и моего оружия я не убегу. А что с вашими деньгами?

— Забрали! А ваши?

— Тоже забрали! Хотя там было немного.

— Хорошее дело, сэр! Что теперь они с нами сделают, как вы думаете?

— Нашим жизням опасность не угрожает. Рано или поздно они нас отпустят. Правда, под большим сомнением то, получим ли мы назад наше имущество.

— Вы примиритесь с потерей своего оружия?

— Никогда! Даже если мне придется разыскивать его по отдельности по всему Курдистану.

— Well! Я буду искать с вами.

Мы скакали по широкой долине, которая разделяла две цепи гор, вытянувшиеся с северо-запада на юго-восток; затем мы поехали налево между гор, пока не попали на высокогорную равнину, откуда можно было разглядеть на востоке несколько населенных пунктов и речку с впадающими в нее ручьями. В этой местности должны лежать Мурги и Лизан.

Здесь, наверху, под дубами, мы сделали остановку. Всадники слезли с коней. Нам тоже разрешили спуститься, хотя и привязали вместе к стволу дерева. Несториане вытаскивали из сумок съестное, нам же приходилось ограничиться голодными взглядами. Линдсей откашлялся, раздосадованный, и проворчал:

— Знаете, чего я с радостью ожидал?

— Ну и чего же?

— Медвежьей ветчины и медвежьих лап.

— Не мучайтесь больше этим напрасным желанием! Вы голодны?

— Нет, я по горло сыт злостью! Посмотрите только на этого парня! Он даже не может разобраться с револьверами.

Несториане могли теперь в полном спокойствии рассмотреть то, что они у нас отобрали. Деньги они заботливо перепрятывали. Наше имущество гуляло по рукам, а оружие возбуждало особое внимание новых владельцев. Предводитель держал оба моих револьвера в руках. Он в них ничего не понял, повертел их туда-сюда и обратился наконец ко мне со словами:

— Это оружие?

— Да.

— Чтобы стрелять?

— Да.

— Как это делают?

— Это нужно показывать.

— Покажи это нам!

Этому человеку не приходило в голову подумать о том, что эта маленькая вещичка может стать для него опасной.

— Ты не поймешь, — сказал я.

— Почему?

— Потому что сначала тебе нужно узнать, как обходиться с другим оружием.

— Какое оружие ты имеешь в виду?

— Которое лежит по твою правую руку.

Я имел в виду штуцер «генри». Он, как и револьвер, был снабжен предохранителем, которого предводитель не нашел.

— Но объясни же мне, — сказал он.

— Я ведь тебе уже сказал, что это нужно показывать!

— Вот тебе ружье.

Он протянул его мне, и, как только я почувствовал его в своей руке, мне показалось, что больше уже ничего не надо бояться.

— Дай мне нож, чтобы я смог открыть курок, — обратился я к предводителю.

Он подал мне нож, и я кончиком ножа сдвинул предохранитель, хотя мог бы это сделать легчайшим нажатием пальца, и оставил нож в руке.

— Скажи, во что мне выстрелить? — спросил я.

Он огляделся и сказал:

— Ты хороший стрелок?

— Да!

— Тогда выстрели в чернильный орешек!

— Я тебе собью пять чернильных орешков, при этом заряжу оружие лишь один раз.

— Это невозможно!

— Я не обманываю тебя. Мне заряжать?

— Заряжай!

— Тогда дай мне сумку, которая висела на моем поясе, а теперь — на твоем.

Ружье было заряжено, но я хотел получить все свои патроны.

— Что это за маленькие штучки в этой сумке? — спросил он.

— Это я тебе сейчас разъясню. У кого есть такая штучка, тому, чтобы стрелять, не нужен ни порох, ни пули.

— Я вижу, что ты действительно не курд, ведь у тебя такие вещи, которых никогда в этой стране не водилось. Ты на самом деле христианин?

— Добрый христианин.

— Прочитай «Отче наш».

— Я не очень хорошо говорю по-курдски, поэтому ты меня должен простить, если я немного ошибусь.

Я постарался достойно выйти из весьма щекотливого положения. Несколько раз он поправлял меня, потому что я не знал слов «искушение» и «вечность», но потом удовлетворенно сказал:

— Ты на самом деле не мусульманин, потому что мусульманин никогда бы не прочитал христианской молитвы. Думаю, что ты не воспользуешься ружьем и не обманешь моего доверия, поэтому я отдам тебе сумку.

Спутники предводителя, казалось, посчитали такое его поведение вполне безопасным. Они все принадлежали народу, у которого долгое время властью угнетателей было отнято оружие, и поэтому они плохо понимали его ценность в руках решительного человека. И, конечно же, все с любопытством ожидали доказательства мощи моего оружия.

Я вынул один из патронов и притворился, будто заряжаю. Затем поднял ружье, указав им ветку, в которую собирался стрелять; пять раз нажал на курок — и орешки исчезли с ветки. Удивление этих людей было безгранично.

— Сколько раз ты можешь выстрелить из этого ружья? — поинтересовался у меня предводитель.

— Столько, сколько я захочу.

— А этими маленькими ружьями?

— Тоже много раз. Тебе объяснить?

— Давай!

— Дай-ка мне их!

Я положил штуцер рядом с собою и взял два револьвера, которые он мне покорно вернул. Линдсей наблюдал за каждым моим движением с большим напряжением.

— Я сказал вам, что я христианин с Запада. Я никогда не убиваю человека без причины, но когда на меня нападают, то меня нельзя победить, потому что у меня есть чудесное оружие, против которого нет никакого спасения. Вас больше тридцати храбрых воинов; но если бы мы не были привязаны к этому дереву и хотели бы вас убить, то мы бы справились с этим благодаря этим трем ружьям буквально за три минуты. Ты в это не веришь?

— У нас тоже есть оружие, — отвечал предводитель, заметно насторожившись.

— Вы бы не смогли употребить его в дело, ибо первый, кто потянулся бы за своим ружьем, пикой или ножом, был бы и первым убитым. Если бы вы не сопротивлялись, мы бы вам ничего не сделали, а только мирно поговорили.

— Вы не сможете этого сделать, потому что привязаны к дереву.

— Ты прав, но если бы мы захотели, мы бы быстро освободились, — объяснил я спокойным тоном. — Этой веревкой мы привязаны к дереву, я бы дал моему спутнику оба этих маленьких ружья, как я сейчас это делаю; затем взял бы твой нож и одним-единственным ударом разрубил бы веревку — и вот мы свободны. Вот видишь?

Свои слова я подтверждал соответствующими действиями. Вот я уже стоял, выпрямившись, около дерева со штуцером, Линдсей — рядом со мной с револьверами. Он кивнул мне, расплываясь в широкой улыбке, напряженно наблюдая за всем, что я делал, поскольку он не понимал моих слов.

— Ты умный человек, — сказал предводитель, — но эту веревку тебе не нужно было перерезать. Садись снова и все-таки объясни нам принцип действия двух маленьких ружей.