Ранним утром мы взяли седло Олд Дэта, уединились в палатке и вспороли его по швам. Внутри лежал тонкий и невзрачный бумажник, в котором мы нашли ценные бумаги. Умерший оставил брату значительную сумму денег на счетах в банке, но, самое главное, среди бумаг мы обнаружили карту с планом месторождения золота в Соноре. С той минуты Фред Хартон снова стал состоятельным человеком.

Олерт был жив, но никак не мог прийти в себя после удара прикладом, из-за чего нам пришлось остаться в лагере старателей. Мы с почестями предали тело Олд Дэта земле и поставили на его могиле большой, высеченный из камня крест. Хартон сердечно попрощался с нами и отправился на север. Виннету тоже решил вернуться домой со своими воинами, а негр Сэм уехал в Чиуауа выполнять поручение сеньора Кортесио.

Через неделю и я сумел доставить Олерта в Чиуауа и поручил его заботам брата преподобного Бенито, монаха, слывущего лучшим врачом в северных провинциях Мексики. Как я и надеялся, ему полностью удалось излечить Уильяма, как тело, так и душу. Тем временем я известил отца, и тот сообщил мне, что лично приедет за сыном.

С каждым днем состояние Уильяма Олерта улучшалось. Он теперь и слышать не мог слова «поэт», а самое главное — вспомнил всю свою жизнь до того момента, как Гибсон его похитил. В один прекрасный день, когда я, брат Бенито и Уильям беседовали и строили планы на будущее, в комнату вошел мужчина преклонного возраста. С радостным криком Уильям бросился на шею отцу.

Понадобилась неделя на то, чтобы я сумел во всех подробностях рассказать Олерту-старшему историю погони за Гибсоном. Сидя в удобном кресле, я живописал наши приключения. Увы, нам так не хватало Олд Дэта — мужественного и честного вестмена…

Приведя свои дела в порядок, Фред Хартон попросил меня сопровождать его в поисках месторождения, отмеченного на карте Олд Дэта. Я без колебаний согласился. Можно было бы очень долго рассказывать о том, что мы пережили, но эта книга посвящена Виннету, а его с нами не было, поэтому я ограничусь лишь сообщением, что после длительных поисков, скитаний по пустыням и прериям, частых сражений и опасных приключений нам удалось найти бонансу. В благодарность за помощь Фред взял меня в долю, но я не собирался постоянно пользоваться его щедростью, поэтому продал свой золотоносный участок и с лихвой вернул все, что потерял во время кораблекрушения. Простившись с Хартоном, я отправился на Рио-Пекос в пуэбло апачей, где меня приняли как вождя и брата, но Виннету, к моему сожалению, был в отъезде. Индейцы просили меня подождать, но так как Виннету объезжал подвластные ему племена и должен был возвратиться не раньше, чем через полгода, я решил не терять времени и отправился в Сент-Луис через Колорадо и Канзас. По пути ко мне присоединился англичанин по имени Эмери Ботуэлл, с которым впоследствии, как узнает со временем читатель, судьба сведет в меня в песках Сахары.

Все, что мне довелось пережить раньше с Виннету, потом с Фредом Хартоном, а теперь с Ботуэллом, стало достоянием гласности, и когда я наконец-то добрался до Сент-Луиса, меня поразило, насколько там было известно имя Олд Шеттерхэнд. Старый добрый мистер Генри ворчливым тоном нахваливал меня:

— Вы только полюбуйтесь на него! За один месяц с ним случается больше приключений, чем с другими за двадцать лет жизни. Выйти невредимым из любой передряги ему так же легко, как выпить стакан воды; он утер нос самым знаменитым вестменам, нарушает писаные и неписаные законы Дикого Запада, щадит и прощает врагов, а потом удивляется, что все только о нем и говорят. Даю вам честное слово: рядом с вами меркнет даже слава самого Олд Файерхэнда, а ведь он раза в два старше вас. Я рад вашим успехам, дорогой мой гринхорн, потому что именно я направил вас по этому пути. Постойте, сейчас я вам кое-что покажу.

Мистер Генри открыл шкаф с ружьями, достал оттуда первый собственного изготовления многозарядный штуцер и попросил меня опробовать его. Я был в восторге от скорострельности и точности боя, но снова заметил, что распространение столь совершенного оружия не принесет добра ни людям, ни животным:

— Нельзя выпускать джинна из бутылки. Вы представляете, сколько жизней может унести ваш штуцер, попади он в преступные руки?

— Знаю, знаю, — проворчал в ответ старик. — Вы мне уже все уши прожужжали. Я не собираюсь наводнять моими штуцерами весь Дикий Запад. Пока я изготовил только один и дарю его вам. Надеюсь, он не попал в плохие руки? Вы уже прославили мой «старый флинт», теперь сделайте то же самое и с этим куском железа. Надеюсь, что он вам послужит в прериях по ту сторону Миссисипи.

— Безусловно, дорогой мистер Генри! Но я пока не могу принять ваш дар.

— Это еще почему?

— Потому что я еду не на Дикий Запад.

— А куда?

— Сначала домой, а потом в Африку.

— Вы сказали, в Африку? — воскликнул он, забыв закрыть рот от изумления. — Да вы совсем рехнулись! Уж не хотите ли вы стать негром или готтентотом?

— Нет ни малейшего желания, — ответил я, посмеиваясь над запальчивостью мистера Генри. — Я обещал мистеру Ботуэллу, что мы встретимся с ним в Алжире, где живут его родные. А оттуда рукой подать до Сахары, куда я хочу завернуть.

— Чтобы стать жертвой львов и гиппопотамов?

— Полноте, гиппопотамы не питаются мясом и не живут в пустыне.

— А львы?

— Их тоже в Сахаре нет. Животным для жизни необходима вода.

— Я и без вас знаю, что, в отличие от человека, пива они не пьют. Но есть еще одна загвоздка. Это правда, что в Алжире говорят по-французски?

— Да.

— А вы говорите по-французски?

— А как говорят в пустыне?

— По-арабски.

— Вот вам и причина не ехать в Сахару. В арабском-то вы ничего не смыслите.

— Профессор, учивший меня, считается лучшим знатоком арабского в своей стране.

— У вас на все готов ответ! Однако, думаю, есть одно препятствие, которое вам так просто не преодолеть.

— Какое же?

— Деньги. Вы бедны, как церковная мышь.

— Вы ошибаетесь. Золотоносный участок принес мне хороший доход, банкир Олерт тоже не поскупился, да и у мистера Тейлора я заработал неплохо. Так что деньги у меня есть.

— Тогда бегите в вашу Сахару! — вскричал разгневанный мистер Генри. — Я, наверное, никогда не смогу понять человека, которого тянет в пески. Вокруг песок, один песок и миллионы песчаных блох. Разве вы верблюд, что вам так хочется в пустыню? Чем вам здесь не нравится? А вдруг вы не сможете вернуться и мы больше никогда не увидимся?

Старый оружейник бегал по мастерской, что-то с возмущением бормоча и размахивая руками. Однако вскоре его врожденная доброта взяла верх над негодованием, и, встав передо мной, он спросил:

— А в пустыне вам понадобится флинт?

— Да.

— А штуцер?

— Еще больше.

— Тогда берите то и другое и убирайтесь с глаз моих долой. Уходите подобру, не то я выгоню вас взашей. Вы… вы упрямый африканский осел!

Он сунул мне в руки оба ружья, вытолкал за порог и захлопнул за мной дверь. И пока я растерянно оглядывался по сторонам, не зная, что делать, он выглянул в окошко и миролюбиво спросил:

— Вы придете ко мне вечером?

— Если вы меня пригласите.

— Вот и хорошо. Я приготовлю вашу любимую пивную похлебку. А теперь — марш отсюда.

Когда несколько дней спустя мы с ним прощались, он взял с меня клятву, что я вернусь не позже, чем через шесть месяцев, несмотря ни на какие непредвиденные обстоятельства. Мне удалось сдержать слово, и через полгода я снова был в Сент-Луисе. Мистер Генри очень обрадовался, когда узнал, что оба ружья сослужили мне службу в сражении со знаменитой шайкой разбойников, наводившей ужас на жителей оазисов и грабившей караваны в самом сердце Сахары. Он сообщил мне, что во время моего отсутствия его навестил Виннету, который просил меня приехать в охотничьи угодья апачей в Сьерра-Бланка.

Горя нетерпением, я отправился в путь и через три недели отыскал лагерь апачей. Виннету пришел в восторг от штуцера мистера Генри, но, считая оружие своеобразным амулетом хозяина, наотрез отказался опробовать его на охоте.