Для моих целей понадобились лишь купорос и бутылочка нашатыря. Купорос повлиял на больную положительно. Затем я дал ей крепкого кофе с лимонным соком, а после этого настой чернильных орешков. Потом я приказал ее родным для предупреждения возможных вредных последствий не давать девочке спать: тормошить, обрызгивать холодной водой, давать нюхать нашатырь. Я обещал скоро вернуться. Может быть, такое лечение было не совсем верным, но я мог лечить только так. И все равно оно оказалось успешным. Теперь я мог подумать о другом, так как опасность вроде бы миновала. Осмотревшись хорошенько в комнате, я увидел корзиночку, наполненную шелковицей. Среди нее лежало несколько ягод красавки.

— Ты хочешь увидеть злого духа? — спросил я хакима.

— Духа нельзя увидеть; даже если это возможно, ты бы не смог мне его показать, потому что ты в него не веришь. Если девочка не умрет, значит, ей помог мой амулет.

— Ты что, не видел, как я сразу снял его с шеи? Вот он лежит, я сейчас его открою.

— Ты не смеешь! — крикнул он, хватаясь за амулет.

— Отстань, старик! Моя рука сильнее твоей. Почему я не смею его открыть?

— Внутри амулета волшебство. Тобою тотчас же овладеет тот же самый дух, что и девочкой!

— Посмотрим!

Он снова попробовал помешать, но я уже развернул сшитый кусок телячьей кожи и нашел там мертвую муху.

— Ты просто смешон с этой дурацкой мушкой, — сказал я, роняя муху на пол и наступая на нее. — Ну, где же твой дух, что должен овладеть мною?

— Только подожди, он еще появится.

— Я покажу тебе дьявола, виновного в этой болезни. Смотри сюда! Что это? Ты хаким и должен разбираться в ягодах!

Я протянул ему красавку, и он ужаснулся.

— Да смилуется над нами Аллах! Это же ягода смерти; кто ее съест, умирает, тот пропал, того нельзя спасти.

— Так вот. Этих ягод поела больная. Это я увидел по ее глазам. Кто их съест, у того зрачки глаз расширяются, запомни это! А теперь поправь свой тюрбан и проваливай отсюда, а то я заставлю и тебя вкусить этих ягод смерти, чтобы ты посмотрел, сможет ли тебя спасти мертвая муха.

Я взял ягод в руку и сделал шаг в его сторону. В смертельном страхе напялил он тюрбан на лысоватую голову и удалился не прощаясь. Родственники девушки поняли, что я был прав. Без моих слов им это стало понятно — состояние больной улучшилось. Они рассыпались в благодарностях, и положить конец этому я мог, лишь удалившись, оставив указание тут же позвать меня, если наступит ухудшение.

Наутро нашел пациентку в значительно лучшем состоянии: болезненный румянец исчез, пульс бился слабо, но спокойно, и она могла хоть и с некоторым усилием, но членораздельно говорить по сравнению с тем, когда я ее в первый раз увидел. Зрачок сузился, хотя глотательные движения были те же. Она посмотрела на меня с любопытством и подняла руку в знак благодарности.

Я посоветовал давать ей и дальше кофе, лимонный сок и рекомендовал при этом горячую ножную ванну. Тут я собрался уходить, и старуха, скорчившаяся у края ложа, приподнялась.

— Господин, — сказала она, — я приняла тебя за хакима, прости, что обещала тебе вознаграждение.

— Мое вознаграждение — радость от того, что я сохранил жизнь твоей правнучке.

— Бог благословил твою руку, эмир. Он могуч в слабом и милосерден в сильном. Как долго еще будет страдать больная?

— Еще несколько дней — и ее слабость пройдет.

— Эмир, я живу не для себя, а только для этого ребенка. Я умерла уже много лет назад, но я снова воскресла в той, кого я хотела бы видеть чистой от всех недостатков тела и души. Ты сохранил жизнь не только ей, но и мне, и ты еще не знаешь, как это хорошо для тех многих, кого ты не знаешь и вряд ли видел. Ты вернешься сюда?

— Да, завтра.

— Тогда мне не нужно говорить тебе ничего больше.

Она отвернулась и приняла ту же позу. Старуха оставалась загадкой даже для своих родственников. Если бы у меня было достаточно времени, чтобы приоткрыть эту тайну! Когда я уже собирался покинуть дом, мне предложили поесть, но я был приглашен на обед у мутеселлима и с благодарностью отказался от еды.

Придя к коменданту, я обнаружил, что у него уже собрались все чиновники и офицеры гарнизона. Это было нечто вроде большого суаре, или вечеринки. Мне предложили занять почетное место сбоку от мутеселлима.

Мне предстояло еще дополнительное удовольствие: меня взял под руку Селим-ага и предложил проводить до дому.

— Эмир, разреши мне взять твою руку! — попросил он.

— Ты ее уже взял.

— Я знаю, что в принципе мне не пристало так поступать, ведь ты великий эмир, мудрый эфенди и любимец Пророка, но я люблю тебя, и ты должен понять, что я никакой не подлый арнаут, а смелый ага, который будет защищать эту крепость, даже если на нее нападет пятьдесят тысяч врагов.

— Это я знаю. И я люблю тебя. Пошли!

— Кто это? — он указал на фигуру, ранее таившуюся за углом и теперь прошедшую мимо нас и быстро исчезнувшую в тени домов.

Я узнал этого человека. То был нападавший на нас арнаут, но я пока предпочел не упоминать о нем.

— Вероятно, один из твоих арнаутов.

— Да, но я не разглядел его лица.

— Свет луны искажает лица.

— Ты знаешь, эмир, что я тебе сейчас хочу сказать?

— Что?

— Я болен.

— Что с тобою?

— Страдаю от болезни системы нервов и крови.

— Селим-ага, я думаю, что ты подслушивал.

— О нет, эфенди, мне просто пришлось слышать ваш разговор, ведь я сидел ближе всего к мутеселлиму.

— Правда, и достаточно далеко, раз тебе пришлось подслушивать.

— Разве нельзя подслушивать, нуждаясь в снадобье?

— И что, ты будешь от меня его требовать?

— А от кого же? От старого хакима? Так он даст дохлых мух!

— Ты его хочешь в пузырьке или в большой бутылке?

— Ты хотел сказать, в нескольких больших бутылках.

— Когда?

— Сейчас, если тебя это устраивает.

— Тогда поспешим домой.

— О нет, эмир, ведь там будет мешать Мерсина. А ей нельзя знать, что мое пищеварение не в порядке.

— Почему бы это ей не знать, раз она готовит тебе кушанья?

— Она выпила бы лекарство вместо меня. Я знаю одно место, где это питье можно вкушать в спокойствии и безопасности.

— Где?

— Я знаю тут маленький трактир.

— Тебя увидят, и тогда узнает весь город, что ты нездоров.

— У хозяина есть маленькая комната, куда даже муха не залетит.

— Тогда пошли! Но давай соблюдать осторожность, за нами не должны следить.

Значит, опять пострадает мой кошелек! Впрочем, мне было приятно познакомиться с агой как с мусульманином, которому хотя и запрещено вино, но вовсе не лекарство, готовящееся из виноградного сока. Эта ситуация могла бы сослужить мне добрую службу.

Мы миновали несколько узких и кривых переулочков и остановились возле маленького убогого домишки, дверь которого была лишь прикрыта. Мы вошли в темную прихожую. Селим хлопнул в ладоши. Сразу же возникла искривленная фигура и посветила мне в лицо.

— Это вы, ваша честь? Боже мой, как я испугался, увидев двух человек вместо одного. К вам-то я привык и каждый день имею честь принимать вас со всем моим удовольствием в моем доме.

— Открывай, старик!

— Маленькую или большую комнату?

— Маленькую.

— А могу я быть уверенным, что этот человек, который имеет честь вместе с вами входить в мой дом, не будет в дальнейшем распространяться о тех вещах, которые тут происходят по моей инициативе и исключительно из милосердия и о которых не должно говорить, иначе меня накажет могущественный мутеселлим?

— Можешь быть в полной уверенности. Открывай, или я сам открою!

Старик отодвинул какие-то доски в стороны, за которыми стало видно дверь. Она вела в небольшие покои, пол которых был покрыт рваной лубяной циновкой. Несколько набитых мхом подушек следовало, видимо, считать софами.

— Зажечь лампу?