— Если не высечь, тогда обрезать бороды. Вот!

Я с улыбкой поведал остальным план Линдсея. Все согласились. Всех троих подвергли бритью, и через несколько минут от их бород остался лишь темный след. Потом их отпустили. Ни один из них не издал ни звука, но когда они уходили, я вздрогнул от взглядов, которыми они нас наградили напоследок.

Через какое-то время мы стали собираться в дорогу. Тут ко мне подошел Мохаммед Эмин.

— Эмир, можешь сделать мне приятное?

— Что именно?

— Я хочу подарить на один день тебе вороного!

Хитрец! Он нашел способ снова приблизить меня к жеребцу.

— Мне он не нужен, — ответил я.

— Но может в любой момент возникнуть необходимость им воспользоваться, как только что.

— Тогда я тебя и попрошу.

— Может статься, что на это не окажется времени. Скачи на нем, эфенди. Кроме тебя, этого никто не сделает.

— При условии, что он останется твоей собственностью.

— Пусть так будет.

Я был настроен миролюбиво, но твердо решил коня себе насовсем не брать. Разве мог я предположить, что все повернется иначе?

Нашей главной целью был не Загрос. Больше нам нужна была долина, в которой мы находились и которая почти точно вела на юг. Мы скакали мимо зеленых вершин и уже к вечеру добрались к каким-то отдельно возвышавшимся скалам, под сенью которых и разбили лагерь. Мы объехали скалу по периметру. Я побывал на вершине, обогнул край горы и встретил курдскую женщину с ребенком, испугавшуюся нас безмерно. Совсем рядом в тени скалы стоял каменный домик, что-то в нем показалось мне необычным.

— Не бойся, — обратился я к женщине и в знак дружбы протянул ей руку, не слезая с лошади. — Аллах да хранит тебя и этого красивого мальчугана. Кому принадлежит этот дом?

— Он принадлежит шейху Махмуду Кансуру.

— А из какого он племени?

— Из племени джиаф.

— Он там, внутри?

— Нет, он редко бывает здесь, это его летнее жилище. Сейчас он на севере, где готовится празднество.

— Да, я слыхал об этом. А кто здесь живет в его отсутствие?

— Мой муж.

— А кто он?

— Он Гибрал Мамраш, домоправитель при шейхе.

— А он нам разрешит переночевать в его доме?

— Вы друзья джиаф?

— Мы чужеземцы, прибывшие издалека, и друзья всех людей.

— Тогда подождите. Я поговорю с Мамрашем.

Она пошла в дом, а мы тем временем слезли с лошадей. Вскоре показался мужчина, одетый по старой моде, с открытым, честным лицом. Он произвел на нас благоприятное впечатление.

— Аллах благословляет ваше появление в доме! — приветствовал он нас. — Добро пожаловать, входите, пожалуйста!

Он поклонился каждому и пожал руку. По этой учтивости мы поняли, что находимся на персидской территории.

— А есть ли место для лошадей? — поинтересовался я.

— Места и корма достаточно. Во дворе можно поставить всех, там же ячмень.

Все строение было обнесено высокой стеной, образующей прямоугольник, куда входили сам дом, двор и сад. Войдя, мы обнаружили, что дом разделен на две части, у каждой свой вход. Дверь в мужскую половину была спереди, а в женскую можно было войти с задней стороны. Естественно, мужчина повел нас в первую половину, двадцати шагов длиной и десяти шириной. Окон не было, а вместо них под крышей оставлено пространство между стенами и потолком. Пол устилали тростниковые коврики, а вдоль стен лежали небольшие вязанки, которые для усталых людей, проведших неделю в седле, показались настоящим ложем. Нас усадили на эти вязанки. Тут хозяин открыл сундук, стоявший в углу, и спросил:

— У вас с собой есть трубки?

Кто может передать впечатление, которое произвел на нас этот вопрос? Алло находился при лошадях, нас было пятеро в помещении, и при его вопросе все пятеро одинаковым жестом потянулись к своим трубкам, и раздалось громкое «да!».

— Тогда попробуйте моего табачку!

Аллах всемогущий! Это были те самые красные четырехугольные пакетики, в которых расфасовывается знаменитый табак из Базирана, что на северной границе персидской пустыни.

Едва первые кольца ароматного дыма поднялись к перекрытиям, появилась женщина с напитком мокко, который очень часто бывает совсем далек от подлинного мокко. Но в этот раз нам было все равно, что пить. Мне было так приятно и хорошо, что я готов был вновь взять у Эмина хоть десять вороных, и уже стала забываться эта дурацкая охота на форелей… Таков человек — он раб обстоятельств!

Я выпил три или четыре чашечки кофе и с зажженной трубкой вышел во двор, чтобы взглянуть на лошадей. Угольщик заметил трубку, и из того места в его бороде, где, по всей видимости, находился рот, вырвался такой тоскливый и алчущий звук, что я скорее вернулся в дом, чтобы вынести ему немного базиранского табака. Но он вместо трубки запихнул его прямо в рот. Вкус у Алло явно отличался от нашего.

Стена, окружавшая усадьбу, была больше, чем в рост человека, так что наши лошади стояли в полной безопасности, тем более что массивные ворота были плотно закрыты. Это успокоило меня, и я вернулся в комнату, где хозяин мирно беседовал по-арабски с моими спутниками.

Потом хозяйка внесла несколько бумажных фонариков, которые отбрасывали приятный полусвет, а затем внесла холодную дичь с ячменными лепешками.

— В этих местах, наверное, много птиц, — заметил Мохаммед.

— Очень много, — ответил Мамраш. — Озеро недалеко.

— Какое озеро? — спросил я.

— Зеривар.

— А, это тот самый Зеривар, на дне которого лежит затонувший город грешников, целиком отлитый из чистого золота?

— Да, господин. Вы о нем слышали?

— Его жители были такими безбожниками, что забыли про Аллаха и Пророка, тогда Всемогущий вызвал землетрясение, которое погубило город.

— Да, ты знаешь правду. В определенные дни, когда едешь по озеру, на закате видно, как далеко в глубине мерцают минареты и дворцы, а некоторые даже слышат голос муэдзина «ай-аль-эль-салла!». И видно, как утопленники бредут искупать свои грехи в мечети…

— Ты сам это видел или слышал?

— Нет, мне рассказывал об этом отец жены. Он рыбачил на озере и все сам видел. Но позвольте мне покинуть вас ненадолго — я закрою ворота. Думаю, вам, усталым, пора отдохнуть.

Он ушел, и вскоре мы услышали, как скрипнули петли ворот.

— Мистер, какой бравый парень! — заметил Линдсей.

— Да. Он даже не спросил, как нас зовут, куда мы идем и откуда. Это настоящее восточное гостеприимство.

— Надо дать ему на мелкие расходы как следует! Вернулся хозяин и принес свежие вязанки и одеяла.

— А среди джиаф в этой области живут беббе? — спросил я его.

— Живут, но их очень мало. Джиаф и беббе не любят друг друга. Вы вряд ли встретите много джиаф, потому что из Персии совершает набеги племя бильба — это настоящие разбойники. Поэтому джиаф и откочевали подальше со своими стадами.

— А ты по-прежнему остаешься здесь?

— Мой господин приказал мне.

— Разбойники же все отнимут у тебя.

— Они найдут только стены, а за ними — ничего.

— Тогда они будут мстить тебе.

— А они и меня не найдут. Озеро заросло тростником и окружено болотами. Там есть укрытия, которые чужаки просто не в состоянии обнаружить. А теперь позвольте мне покинуть вас и пожелать доброго сна.

— А дверь здесь остается открытой? — спросил я.

— Да, а что?

— Мы привыкли дежурить у наших лошадей посменно, поэтому нам надо время от времени выходить.

— Вам не нужно дежурить, я сам буду вашим часовым.

— Твоя доброта больше, чем мы заслуживаем, но я прошу тебя все же не приносить нам в жертву твой сон!

— Вы мои гости, и Аллах призывает меня охранять вас. Желаю вам добрых снов и покоя.

Мы воспользовались гостеприимством дружественного курда-джиаф. Когда мы утром поднялись, он посоветовал нам не ехать дальше на восток, иначе наткнемся на разбойников-бильба; он считает лучшим для нас разыскать Диалу и вдоль ее берегов добраться до южных равнин. Честно говоря, меня это особенно не вдохновило, потому как я все время помнил о беббе, которые нас наверняка преследовали. Но этот план нашел горячее одобрение у обоих хаддединов, и мне пришлось в конце концов уступить.