— Эмир, — сказал мне начальник, — собаки курдов-мисури знамениты далеко за пределами наших гор. Я воспитал несколько псов, которыми гордился, но ни один не сравнится с этим. Он твой!

— Староста, этот дар настолько ценен, что я не могу его принять, — отвечал я ему.

— Ты хочешь меня обидеть? — спросил он меня мрачно.

— Нет, этого я не хочу, — отступил я, — я желал только сказать, что твоя доброта больше моей. Позволь мне тогда принять пса, но разреши мне также дать тебе эту флягу!

— Что это? Персидское благовоние?

— Нет, я ее купил возле бейталлы[1061] в священном городе Мекке, и в ней вода из колодца Земзем.

Я снял ее с шеи и передал ему. Он был так поражен, что не смог даже взять ее. Я положил ее ему на колени.

— О, эмир, что ты делаешь! — выдохнул он наконец. — Ты принес в мой дом самый великий дар, какой Аллах только дал земле. Ты серьезно мне ее даришь?

— Бери ее, я охотно дарю ее тебе!

— Да будь благословенна твоя рука, и да пребывает постоянно счастье на твоей тропе. Подойдите сюда, люди, и дотроньтесь до фляги, чтобы доброта великого эмира смогла и вас осчастливить.

Фляга пошла по рукам. Большей радости и быть не могло. Когда восторги начальника улеглись, он обернулся ко мне:

— Господин, теперь этот пес твой, плюнь ему три раза в рот и возьми его сегодня под свою одежду, когда пойдешь спать, тогда он тебя никогда не покинет!

Англичанин все это наблюдал, не совсем понимая происходящее. Он спросил меня:

— Земзем раздарил, мистер?

— Да.

— И правильно! Вода есть вода!

— А знаете, что я за это получил? Эту собаку!

— Как? Что? Невозможно!

— Почему нет?

— Слишком драгоценна. Знать собаки! Этот стоит пятьдесят фунтов стерлингов.

— Еще больше. Тем не менее он принадлежит мне.

— Почему?

— Потому что я подарил дочери местного начальника браслет.

— Ужасный парень! Колоссальное счастье! Сперва лошадь от Мохаммеда Эмина, совсем не заплатить, а теперь борзая! Я несчастен напротив. Ни одного крылатого быка не нашел. Ужасно!

Мохаммед тоже восторгался псом, и я даже думаю, что он немного завидовал мне. Да, нужно сознаться, мне везло. Незадолго до того, как идти спать, я отправился проведать лошадей. Там меня нашел староста.

— Эмир, — сказал он негромко, — можно я спрошу?

— Говори.

— Ты едешь в Амадию?

— Да.

— И еще дальше?

— Пока не знаю.

— Здесь кроется какая-то тайна?

— Ты так думаешь?

— Я предполагаю.

— Почему?

— С тобою араб, он не совсем осторожен. Он откинул рукав своего одеяния, и я увидел татуировку на его руке. Он враг курдов и враг мутасаррыфа, он из хаддединов. Я не ошибся?

— Он враг мутасаррыфа, но не курдов.

Этот человек был честен, я не мог лгать ему. Во всяком случае, будет лучше довериться ему, чем сказать неправду, которой он не поверит.

— Арабы — постоянные враги курдов, но он твой друг и мой гость, я не выдам его. Я знаю, что ему надо в Амадии!

— Скажи что?

— Много дней тому назад воины мутасаррыфа проводили здесь пленного араба. Они останавливались у меня. Это был сын шейха хаддединов, он должен содержаться под стражей в Амадии. Он был похож на твоего спутника, как сын на отца.

— Такое часто случается, разные люди бывают необычайно схожи.

— Я знаю это и не хочу выспрашивать у тебя твою тайну, только одно хочу сказать: будешь возвращаться из Амадии, останавливайся у меня, днем или ночью, тайно или открыто. Я приму тебя даже с тем молодым арабом, о котором я говорил.

— Спасибо тебе!

— Ты не должен благодарить. Ты дал мне воду священного Земзема. Я защищу тебя в любой беде и опасности. Если же твоя дорога проляжет в другом направлении, ты должен исполнить одну мою просьбу. В долине Бервари лежит замок Гумри. Там живет сын знаменитого Абд эль-Суммит-бея. Одна из моих дочерей — его жена. Передай им мой привет. Я дам тебе один знак, по которому они узнают, что ты мой друг.

— Я сделаю это.

— Поведай ему любую свою сердечную просьбу, они охотно ее исполнят, ибо ни один добрый и честный курд не любит турок и мосульского мутасаррыфа.

Он вошел в дом. Я знал, чего добивался этот честный человек. Он догадался, что мы намереваемся сделать, и хотел оказаться мне полезным. Теперь я пошел спать, взяв с собой борзую. Проснувшись на другое утро, мы узнали, что драгоман англичанина уже покинул Спандаре. Он пошел дорогой на Бебози.

Я спал с Мохаммедом Эмином в одних покоях, англичанин же получил другую комнату. Утром, когда он к нам вошел, то был встречен звонким хохотом. Трудно себе представить тот вид, который был у доброго мистера Линдсея. С шеи до ног он был полностью одет в черные и красные цвета, правда, не полностью в клетку, а на высокой и острой голове сидела курдская шапка, как перевернутый мешок из-под кофе, с нее свисали длинные ленты, как щупальца осьминога.

— Доброе утро! Почему смеяться? — серьезно спросил он.

— От вашего чрезвычайно забавного вида, сэр.

— Это радует меня!

— Что у вас под мышкой?

— Здесь? Хм! Пакет, я думаю!

— Это и я вижу. Я имею в виду, что в нем?

— Моя шляпная коробка.

— А!

— Туда я положил шляпу, гамаши и сапоги.

— Все это вы можете оставить здесь!

— Здесь? Почему?

— Вы хотите тащить с собой эти бесполезные пустяки?

— Бесполезные? Пустяки? Ужасно! Понадобятся они мне все-таки опять!

— Но не сразу, наверное.

— Мы вернемся сюда?

— Вряд ли.

— Ну вот! Коробка едет со мной! Само собой!

Широкое одеяние болталось на его тощем теле, как старое полотенце, повешенное на чучело. Но это его отнюдь не беспокоило. Он величественно занял место около меня и сказал победно:

— Теперь я курд!

— Настоящий и правоверный!

— Чудесно! Отлично! Роскошное приключение.

— Только одного еще недостает.

— Чего же?

— Вы не умеете говорить по-курдски.

— Может, научиться?

— Этого нельзя сделать так быстро, и, если вы не хотите нам навредить, вы вынуждены принять одно из двух возможных решений.

— Какие это решения?

— Или вы немы…

— Нем? Глух? Отвратительно! Не пойдет!

— Да, немы, даже глухонемы.

— Сэр, вы сошли с ума!

— Спасибо! Тем не менее или вы притворяетесь немым, или даете обет.

— Хорошо! Недурно! Буду дать обет! С какого времени он действует?

— Сразу же после того, как покинем Спандаре.

— Отлично! Согласен!

После утреннего кофе нас снабдили еще питанием на дорогу, и затем мы взобрались на своих коней, простившись со всеми домочадцами и со всеми собравшимися, кроме самого хозяина. Староста же заранее приказал седлать коня, чтобы проводить нас немного.

За Спандаре была очень тягостная дорога, ведущая нас к горам Тура-Гара. Нужно было иметь ноги серны, чтобы пройти по этой скалистой тропе, но нам удалось без особого затруднения добраться до вершин. Здесь староста остановил свою лошадь, достал из седельной сумки пакет и сказал:

— Возьми это и передай мужу моей дочери, если ты, конечно, доберешься в Гумри. Я обещал ей персидский платок, а ее мужу для его лошади уздечку, такую, как у курдов из Пир-Мани. Передаешь им эти вещи, и они узнают, что ты мой друг и брат, и примут тебя так же, как если б это был я. Но ради твоего же блага я желаю тем не менее, чтобы ты еще раз снова ко мне вернулся. — Он указал на следовавшего за нами всадника. — Этот человек возвратит мне костюм этого чужестранца. Ему ты можешь отдать пакет, если не сможешь поехать в Гумри. А теперь расстаемся! Алейкум салам ва рахмет алла! Да пребудут с тобою мир и милосердие!

Мы крепко обнялись. Он подал и другую руку и поехал обратно.

По долине, в которой было очень много дубов, так напоминавших мне мою родину, спешили мы навстречу нашей цели.