Вождь апачей наклонил голову и долго молчал, прежде чем ответить:

— Мой брат Чарли прав. Виннету никого не любит, кроме него. Виннету доверял во всем только своему другу и брату. Мой брат знает все земли и всех их жителей, он прочел книги белых, он отважен в бою и мудр в совете. Он любит краснокожих мужей и желает им добра. Он милосерден к врагам. Когда-то Клеки-Петра учил меня, что значит быть христианином, мой брат показал мне это на деле. Вера краснокожих мужей учит их ненависти и смерти, вера бледнолицых — любви и жизни. Виннету будет думать, что ему выбрать — жизнь или смерть.

Он встал, и мы вернулись в дом, где все уже беспокоились из-за нашего долгого отсутствия. Разговор шел об огаллала и белых грабителях. Положение поселенцев было не из лучших, хотя до сих пор спрятанный в укромной долине поселок никто не обнаружил. Однако попадись он на глаза хотя бы одному краснокожему, и никому из баварцев не спастись. У них были ружья и достаточный запас патронов, женщины и дети тоже были готовы сражаться не на жизнь, а на смерть, но разве могли они противостоять орде диких и кровожадных индейцев?

Правда, направляясь к Экоу-Каньону, бандиты должны были пройти в стороне от Хелльдорфа, однако следовало быть осторожным, и я посоветовал поселенцам укрепить поселок и выставить часового у входа в долину.

Уже была поздняя ночь, когда гости разошлись и мы улеглись спать. Впервые за много дней пути у нас появилась возможность отдохнуть на мягких перинах, которые предоставили нам дружелюбные Хильманы. Поутру мы попрощались с добрыми людьми, поблагодарили их за теплый прием и хотели уже пуститься в путь, как вдруг пришли соседи и предложили еще раз спеть для вождя апачей «Аве Мария».

Виннету был глубоко тронут и, когда пение закончилось, пожал всем руку со словами:

— Мне никогда не забыть песню моих белых братьев. Виннету поклялся, что больше не возьмет ни одного скальпа бледнолицего, так как все мы — сыновья Великого Маниту, который одинаково любит своих детей, независимо от цвета кожи.

Отдохнувшие за ночь лошади резво бежали вперед. Жители Хелльдорфа часто ездили в Экоу-Каньон за покупками и указали нам кратчайший путь туда, так что мы надеялись к вечеру того же дня достичь цели.

Виннету ехал молча. Время от времени он опережал нас на сотню-другую шагов и, думая, что мы ничего не слышим, пытался напевать мелодию «Аве Мария». Его попытки удивили меня, так как индейцы напрочь лишены музыкального слуха, а их ритуальные песнопения монотонны и не отличаются изяществом.

После полудня впереди появились очертания гор, которые с каждой милей становились круче и величественнее. Вскоре мы уже ехали по лабиринту узких ущелий, а к вечеру с обрыва увидели цель нашего путешествия — Экоу-Каньон, на дне которого располагался поселок, который надо было уберечь от разграбления.

Словом «каньон» американцы называют глубокое скалистое ущелье с отвесными стенами. Читатель легко представит себе то место, к которому мы подъехали и которое носило имя Экоу-Каньон. Железную дорогу в этих местах проложили совсем недавно, и работы на ней еще продолжались.

По небольшому боковому ущелью мы спустились вниз и сразу же столкнулись с рабочими, закладывавшими динамит в скалы, которые требовалось взорвать. Увидев краснокожего и двоих белых, вооруженных до зубов, они встревожились не на шутку, отбросили кирки и схватились за оружие. Я успокаивающе помахал рукой и направился к ним.

— Добрый день, — как можно дружелюбнее поприветствовал я их. — Не спешите браться за оружие, джентльмены, мы не причиним вам вреда.

— Кто вы такие? — спросили нас.

— Просто вестмены. У нас к вам спешное дело. Кто у вас начальник?

— Полковник Радж. Но сейчас он в отъезде, поэтому обратитесь к мистеру Олерсу, казначею.

— А где же полковник Радж?

— Он пустился по следам банды, ограбившей поезд.

— Ах, вот как! А где мы можем увидеть мистера Олерса?

— Поезжайте в поселок, там вы увидите самый большой дом, в нем и найдете Олерса.

Мы тронулись дальше, провожаемые взглядами рабочих, в которых читалось удивление, любопытство и недоверие. Пять минут спустя мы въехали в поселок, состоящий из жилых домов, хижин, складов. Вокруг него высилась стена из скальных обломков высотой в пять футов. Огромные тяжелые ворота, сделанные из неотесанных бревен, были открыты.

Так и не разобравшись, какой из домов больше, я спросил, как найти казначея, у рабочего, занятого укреплением стены. Тот молча указал рукой на дом, больше похожий на крепость, рядом с которым его товарищи грузили на телегу рельсы.

Мы спешились и вошли в дом. Внутри у стен, в углах высились груды бочек, мешков, пакетов и свертков. Посередине сидел на ящике тщедушного телосложения человек, испуганно вскочивший при нашем появлении на ноги.

— Что вам надо? — взвизгнул он и отпрянул назад, заметив Виннету. — Краснокожий! Боже мой! Краснокожий!

— Не волнуйтесь, сэр, мы вас не съедим, — пошутил я, пытаясь успокоить его. — Нам нужен казначей.

— Это я, — пробормотал он, настороженно поглядывая на нас поверх металлических очков.

— Собственно говоря, у нас дело к полковнику Раджу, но так как он в отъезде, мы обращаемся к вам.

— Да, да, я слушаю вас, — поспешно ответил казначей, тоскливо поглядывая на дверь.

— Нам сказали, что полковник пошел по следу шайки, пустившей под откос поезд. Это правда?

— Да.

— Сколько людей он взял с собой?

— А почему вы спрашиваете об этом?

— Честно говоря, вы правы. Нам важнее знать, сколько людей осталось здесь.

Мистер Олерс не ответил и, не спуская с нас глаз, засеменил к двери.

— Да скажите же мне хотя бы, когда полковник покинул поселок! — начал я терять терпение.

— К чему вам знать это?

— Погодите, я сейчас объясню вам почему…

Я остановился на полуслове, потому что объяснять уже было некому: перепуганный насмерть мистер Олерс оленьим прыжком преодолел расстояние до двери и пулей вылетел наружу. Дверь с треском захлопнулась, послышался скрежет железных засовов — и мы оказались в ловушке.

Я растерянно поглядел на моих товарищей. Всегда сохранявший серьезность Виннету беззвучно смеялся, обнажая два ряда белоснежных зубов. Толстяк Уокер раскачивался, на лице у него застыла такая гримаса, словно его заставили съесть лимон без сахара. Я не удержался и тоже принялся хохотать, как безумный.

— Ну вот, дожили! — выдавил Уокер. — Нас с вами посадили под замок!

Снаружи донесся пронзительный свист, и я, подойдя к окну, больше напоминавшему бойницу, увидел рабочих, бегущих внутрь ограды. За последним из них бревенчатые ворота закрыли. Перед казначеем стояло шестнадцать человек. Затем по его приказу все разбежались, видимо, в поисках оружия.

— Наверное, они захотят линчевать нас, — объявил я моим товарищам. — Но пока у нас есть еще время. На что бы нам его употребить с большей пользой?

— Предлагаю выкурить по сигаре, — ответил Уокер.

На одном из тюков лежала открытая коробка с сигарами. Толстяк Уокер взял одну, с наслаждением понюхал ее и закурил. Я последовал его примеру, и только Виннету отказался от удовольствия выкурить настоящую сигару из виргинского табака.

Дверь приоткрылась, и мы услышали голосок казначея:

— Не вздумайте применять оружие, негодяи, не то мы перестреляем вас на месте!

После грозного предупреждения казначей отважился распахнуть дверь и войти к нам во главе десятка рабочих с ружьями на изготовку. Они остановились у входа, а храбрый мистер Олерс укрылся за большой бочкой, направив на нас ствол грозного ружья.

— Кто вы такие? — спросил он тоном человека, имеющего право задавать вопросы. Видимо, он полагал, что бочка и люди у двери и у окон уберегут его от любой опасности.

— Боже, что за глупости! — рассмеялся Толстяк Уокер. — Он сначала называет нас негодяями, а потом спрашивает, кто мы такие. Вылезайте из-за бочки, и мы ответим на ваши вопросы.