— Ты тоже так стреляешь?

— Нет. Мне приходилось очень много стрелять, но я целился в глаз только в крайних случаях. Где будет вторая охота?

— На востоке, ближе к Серару. Мы снимаемся.

Несколько мужчин осталось возле убитых зверей. Мы же поскакали дальше. Покинув лес, мы съехали в овраг, в котором тек ручей; по его берегу мы и последовали дальше. Бей скакал с двумя хаддединами и провожатыми впереди; Халеф находился среди курдов, с которыми пытался общаться жестами, а я вместе с англичанином скакал за ними. Мы были так заняты разговором, что не заметили, как далеко отстали от всех, мы даже их потеряли из виду. Тут прямо перед нами раздался выстрел.

— Что это было? — спросил англичанин. — Это уже охота на медведей, сэр?

— Наверно, нет.

— Кто же тогда стреляет?

— Увидим. Поехали!

Тут прогремел целый залп, так, как будто одиночный выстрел послужил для этого сигналом. Мы пустили лошадей в галоп. Мой вороной летел по грязи как стрела, но тут он зацепился копытом за корень; я заметил этот корень заранее и хотел рывком вздернуть коня, но не успел. Он перекувырнулся, и меня выбросило из седла. Такое случалось во второй раз; теперь же я упал не так удачно, как вчера. Я, должно быть, обо что-то ударился головой, потому как потерял сознание.

Когда я очнулся, то почувствовал, как невыносимо сильно болит все тело. Открыв глаза, я увидел, что подвешен между двумя лошадьми — к седлам были прикреплены палки, и меня крепко привязали к ним.

Позади скакали около тридцати воинственных фигур, из которых многие, как мне показалось, были ранены. Среди них находился, также связанный, мистер Линдсей. Предводитель этого воинства скакал на моем жеребце, и у него было мое оружие. Мне оставили лишь рубашку и штаны, в то время как Линдсею помимо этого еще и его красивый тюрбан. Мы были в плену и бессовестно, подчистую ограблены.

Тут один из всадников повернул голову и увидел, что я открыл глаза.

— Стой! — закричал он. — Он жив!

Сразу же все остановились и окружили меня. Предводитель подъехал на моем жеребце ко мне и спросил:

— Ты можешь говорить?

Молчание ничего бы не дало. Поэтому я ответил:

— Да.

— Ты бей из Гумри? — начал он допрос.

— Нет.

— Не лги.

— Я говорю правду.

— Ты — бей!

— Нет, я не бей.

— А кто же ты есть?

— Чужеземец.

— Откуда?

— С Запада.

Он издевательски засмеялся.

— Вы слышите? Он чужеземец с Запада, едет вместе с людьми из Гумри на медвежью охоту и говорит на языке этой страны!

— Я был гостем бея, и то, что я не очень хорошо говорю на вашем языке, вы должны слышать. Вы нестора?

— Так называют нас мусульмане.

— Я тоже христианин!

— Ты? — Он снова засмеялся. — Ты — хаджи, у тебя на шее висел Коран, ты носишь одежду мусульманина, ты хочешь нас обмануть.

— Я говорю правду!

— Скажи нам, является ли Сидна Мариам матерью Господней?

— Да!

— Скажи нам, можно ли священнику жениться?

— Он не должен жениться.

— Скажи мне, сколько существует таинств?

— Больше трех.

Несмотря на опасность, в которой я находился, мне не пришло в голову отрицать мою веру. Результат этого я сразу же услышал.

— Так знай, что Сидна Мариам родила человека, что священник может жениться и что существует три таинства: причастие, крещение, посвящение в сан. Ты мусульманин, а если ты на самом деле христианин, то, значит, ты ложный христианин и принадлежишь к тем людям, которые шлют своих священников, чтобы натравливать против нас курдов, турок и персов. Лучше бы уж ты просто был приверженцем лжепророка! Твои люди ранили нескольких наших человек, ты заплатишь за это своей кровью.

— Вы утверждаете, что вы христиане, и жаждете крови! Что мы оба вам сделали? Мы ведь даже не знаем — вы напали на бея или он напал на вас?

— Мы его поджидали здесь, потому что знали, что он приедет в этот овраг поохотиться. Но он ускользнул от нас со всеми своими людьми.

— Куда же вы нас везете?

— Это ты узнаешь, когда мы доберемся.

— Развяжите меня, по крайней мере, и посадите на коня.

— Нам тоже кажется, что это будет лучше. Но мы тебя должны привязать, чтобы ты не убежал.

— Сделайте хоть так!

— Кто твой спутник? Он ранил двух наших людей и застрелил лошадь, к тому же говорит на языке, который мы не понимаем.

— Он англичанин.

— Англичанин? На нем же было курдское одеяние.

— Только потому, что оно в вашей стране самое удобное.

— Он миссионер?

— Нет.

— Что ему здесь нужно?

— Мы путешествуем по Курдистану, чтобы увидеть, какие здесь люди, звери и растения, города и деревни.

— Это очень плохо для вас — потому что тогда вы шпионы. Что вам нужно в этой стране? Мы же не приезжаем в вашу страну, чтобы бродить по вашим городам и селам, выведывая секреты. Посадите его на лошадь и привяжите к тому человеку, который якобы англичанин.

Его люди взяли с собой столько разных веревок и ремней, рассчитывая, видно, на более обильную добычу. Нас с Линдсеем связали так, что бегство хоть одного из нас было невозможно. Англичанин смотрел непередаваемым взглядом на все эти действия. Затем он повернулся ко мне лицом, на котором боролись все горькие чувства этого мира.

— Ну, сэр… — сказал я.

Он кивнул мне пару раз и сказал:

— Yes!

— Мы в плену, — начал я.

— Yes!

— И полураздетые.

— Yes!

— Как это произошло?

— Yes!

— Идите вы к дьяволу со своим «yes»! Я спросил, как это произошло, что они смогли нас поймать?

— Как будет «шельма» или «мошенник» по-курдски?

— «Шельма» — «хайлебаз», а «мошенник» — «херамбаз».

— Так спроси этих хайлебазов и херамбазов, как им удалось схватить нас.

Предводитель услышал курдские выражения. Он повернулся и спросил:

— Что вы говорите?

— Мой спутник рассказывает, как мы попали в ваши руки, — отвечал я.

— Тогда говорите по-курдски, чтобы мы могли вас понимать.

— Он же не понимает по-курдски!

— Тогда не говорите о вещах, о которых мы вам не позволяем говорить!

Он снова повернулся, видимо убежденный, что отдал удачный приказ. Я был, однако, рад, что нам вообще не запретили говорить; если бы он был курдом, то наверняка бы это сделал. И что касается наших пут — курдские были бы прочнее. Наши ноги они связали так, что веревка свисала под брюхо лошади, а мои левые рука и нога были связаны с правой рукой и ногой англичанина. Кроме этого, связали наших лошадей. Ладони нам оставили свободными, чтобы мы могли вести лошадей. В этих вопросах нашим теперешним хозяевам не помешало бы поучиться у американских индейцев.

— Ну, рассказывайте же, сэр, — попросил я англичанина.

— Well! Вы делаете кувырок, прямо как вчера. У вас вообще в этом отношении что-то начало получаться! Я скакал за вами. Понимаете?

— Понимаю, и очень хорошо. Продолжайте.

— Моя лошадь споткнулась о вашего вороного, который принадлежит теперь этому джентльмену. И я… yes!

— Ага! Вы тоже сделали кувырок?

— Well! Правда, мой кувырок получился лучше вашего.

— Может быть, у вас в этом отношении больше опыта!

— Сэр, как будет по-курдски «нос»?

— «Некул».

— Превосходно! Тогда не задирайте слишком высоко ваш некул, мистер!

— Спасибо за предупреждение, сэр! С некоторых пор вы стали весьма высокопарно выражаться, — как мне кажется, с того времени, как вы начали заниматься курдским. Не правда ли?

— Совсем не стоит этому удивляться в таких обстоятельствах! Значит, я упал на землю и очень медленно поднялся на ноги: во мне что-то неправильно согнулось. Ружье отскочило далеко в сторону, пояс раскрылся. Все оружие лежало на земле. Тут пришли эти херамбазы и набросились на меня.

— Вы защищались?

— Естественно! Я смог, правда, схватить только нож и один из пистолетов, поэтому им удалось разоружить меня и связать.

— А где в это время был бей со своими людьми?