Через четверть часа равнину сменили холмы. Оставив за спиной густой кустарник, мы оказались перед высоким пригорком, поросшим с одной стороны лесом. Сиу медленно двигались к вершине горы с возвышавшимися стволами разлапистых деревьев. При свете луны на фоне голого склона индейцы были хорошо видны, и мы обрадовались, заметив, что оба предводителя едут вместе, чуть отстав от процессии. Но ни женщины, ни ее сыновей не было видно, и это нас встревожило.

— Стоп! — вырвалось у меня. — Этот Фолдер собирался отправиться к какой-то яме, прежде чем покинуть лагерь! Но где она? Я думаю, об этом он сам нам расскажет. Захватим его вместе с предводителем огаллала, обогнем холм и опередим индейцев. Сейчас свернем в кусты, чтобы нас не заметили.

Виннету думал так же, но не сказал не слова. Он молча поскакал вперед, а мы рысью погнали коней следом, петляя среди деревьев и кустов, пролетавших мимо подобно ночным птицам. Наконец мы остановились у подножья большого холма. Ружья и животные были сданы под охрану Хаммердалу и Холберсу, а мы с вождем, продираясь сквозь колючие заросли, стали осторожно взбираться наверх.

Двигались быстро, но достаточно спокойно, чтобы не сбить дыхание. Добравшись до густого леса, мы забрались на меловую скалистую стену, под которой среди камней змеилась извилистая дорога. В тот же миг уши уловили перестук конских копыт — сиу двигались совсем близко. Когда основная часть отряда прошла, показались еще двое — те, кого мы ждали. Виннету шепнул:

— Белый твой, вождь — мой.

Осторожно выйдя из укрытия, мы бесшумно побежали следом. Через мгновение уже вскочили на крупы их коней и тотчас зажали всадникам рты. Удар по голове — и не успевшие даже удивиться седоки сползли к нам на руки.

Резко осадив коней, мы соскочили сами и спустили оглушенных на землю. Затем, развернув лассо, проделали с пленниками то же, что делают торговцы, когда приторачивают к седлам тюки и, ведя животных в поводу, спустились с холма. С момента, как мы покинули своих друзей, прошло лишь четверть часа.

Мы доставили пленников к нашей временной стоянке, но тут же покинули ее во избежание неожиданностей. Как только пленники очнулись, мы остановили лошадей, а пленников развязали. Индеец и белый сразу смекнули, что к чему — сиу молчал, а хитрый Фолдер опустился на колени. Я направил на него револьвер:

— Молитва тебе не поможет, подонок! Где яма, куда посадил ты скво апсарока и ее детей? Если змеи хоть дотронутся до них — твоя участь решена! Это тебе говорю я, Олд Шеттерхэнд!

— Яма? Змеи? — попытался играть Фолдер.

— Не шути с огнем и веди нас к ним.

Может быть, Фолдер упрямился и дальше, но его бегающие глаза случайно наткнулись на каменный взгляд вождя апачей, оказавшийся выразительнее моих слов.

Мы снова связали пленников и тронулись в путь, но теперь другой дорогой, чтобы у сиу-огаллала было время подумать, где искать своих вожаков. Их исчезновение сыграло еще одну, немаловажную роль: нападение на охотничьи угодья апсарока будет отложено, без предводителя индейцы никогда не примут решения начать войну.

Через десять минут мы прибыли на последнюю стоянку огаллала. Окликнув Фолдера, я опять спросил, где женщина с сыновьями, на что тот мне ответил:

— Ни о какой скво, а тем более о ее детях, я не знаю. Ноя много слышал о том, что Виннету и Олд Шеттерхэнд любят справедливость и никогда не судят невиновных!

— Мне жаль тебя. Если бы ты признался, то мог бы надеяться на справедливость. Вчера вечером мы слышали ваш разговор, и нам не нужны доказательства! Может быть, Танчан-хонска будет искренен?

Сиу отрицательно покачал головой и гордо изрек:

— Танчан-хонска не воюет с женщинами и детьми. Он будет молчать.

— Ну что ж, разберемся сами.

Естественно, от места стоянки до той злополучной ямы вели следы. Ночью мы могли их не заметить, а теперь, на рассвете, было ясно видно, что отпечатки ног трех людей и коней вели вдоль леса к кустарнику. Похоже, что верхом ехали индейцы сиу, ведущие пленников. Мне тотчас подумалось о нелишней предосторожности, и в этот момент я заметил носки мокасин, выглядывающих из-за широкого дерева. Соскочив с жеребца, я бросился к дереву и увидел старшего сына индеанки. Держа в руке поблескивающий нож, он стоял, готовый на все.

— Ты сын вождя апсарока? — спросил я его. — Меня зовут Олд Шеттерхэнд, а это Виннету — вождь апачей. Где твои мать и брат?

— Уфф! — воскликнул юный индеец. — Олд Шеттерхэнд и Виннету! Мать сказала, что нас хотят спасти, а сейчас сама погибает в яме. Я пошел за целебными листьями — змеи укусили ее!

В его глазах блестели слезы.

— Веди нас! — приказал я ему. — Может, мы сможем помочь!

— Нет, мать умрет, — обреченно произнес парень. — Но я отомщу! Она лежит, как мертвая, а место, куда укусила змея, стало черным…

Пройдя шагов двести, мы услышали женский голос, раздававшийся словно из недр земли. Пройдя еще немного, мы продрались сквозь густой молодняк и оказались на краю ямы квадратной формы. Она была около четырех метров в ширину, около двух — в глубину, а внутри, для защиты от проникающей влаги, выложена твердым деревом. Рядом валялся настил, так же сработанный из дерева, сверху присыпанный или обросший мхом. Такие ямы обычно вырывали охотники и хранили в них шкуры и меха, если не могли увезти их сразу. Невдалеке стояли два коня, а у дерева — два длинноствольных ружья, на которых болталась пара свежих скальпов.

— Чьи это скальпы?

— Тех, кто охранял нас! Я все расскажу Олд Шеттерхэнду и Виннету, — глаза парня сверкнули, — но сначала прошу помочь матери.

Заглянув в яму, мы увидели большой сломанный сук, послуживший парню лестницей. На дне билась в судорогах скво. Ее частое, прерывистое дыхание сопровождалось стонами. Младший сын, сидевший внизу с изможденным, залитым слезами лицом, держал ее голову на своих коленях. Рядом бесформенной кучей валялись убитые змеи.

Мы быстро спрыгнули вниз. Виннету был моим кровным братом, а потому и мысли наши часто совпадали. Вот и теперь мы не сразу кинулись к индеанке, а сначала осмотрели змей — ведь они еще могли представлять опасность. Все три гремучих гада были длиной до трех метров, а их головы испещрены множеством мелких дырочек, словно сделанных острой иглой. Змеи оказались задушенными. Я кивнул вождю апачей, и по его лицу скользнула легкая улыбка — все было ясно без слов.

Только теперь мы повернулись к женщине. Судороги немного ослабли, но индеанка оставалась без сознания. На ее икрах и руках краснели следы укусов, вокруг них образовались посиневшие опухоли. Раны еще не успели почернеть, как утверждал старший сын, — видно, уж очень он боялся за жизнь матери. Мы подняли пострадавшую, а Хаммердал и Холберс вытащили ее наверх, затем вылезли сами, подсадив мальчика.

— Где другие змеи? — обратился я к связанному Фолдеру.

— Мешок остался у одного из сиу, — спокойно ответил бледнолицый.

— Ты берёг их для вождя апсарока? Но ты ошибся, посадив гадов вместе. Укушенная женщина не умрет — эти змеи практически не ядовиты, так как, сидя в мешке, они изрядно искусали друг друга и истратили весь свой яд! Но это не снимает твоей вины…

— Не нужно об этом говорить! — перебил меня Фолдер. — Не суйтесь в чужие дела! Не сходите с ума и отпустите меня!

— Боюсь, это невозможно. Я бы на твоем месте от радости прыгал, что вас обоих будут судить, хотя ни ты, ни твой спутник этого не достойны!

— Суд? В таком случае, я предпочту смерть.

— Ну что ж, буду иметь в виду. Похоже, мы договоримся.

Пока индеанка приходила в сознание, старший сын рассказал о том, что произошло здесь ночью.

Сначала сиу искали спутников скво вождя апсарока, но никого не нашли. В это время индеанка не перестовала просить о сохранении жизни своим детям. Она грозила, что муж ее страшно отомстит, а когда Фолдер истерически расхохотался, женщина в гневе и горе неосторожно сказала, что мы находимся рядом. Известие лишь усугубило положение пленников. Без промедления мать и детей столкнули в яму, куда тут же бросили трех змей. Фолдер и сиу тотчас вскочили на коней, страх заставлял их действовать решительно. Бандит Фолдер решил, не мешкая, напасть на лагерь апсарока, перестрелять их, а вождя взять в плен, чтобы потом бросить в ту же яму. Белый хотел насладиться ужасом отца, потерявшего всю свою семью. Оставленные у ямы двое часовых тоже побаивались нас и чувствовали себя неспокойно. Они думали, что мы скрываемся поблизости, и в конце концов, не выдержав неравного напряжения, сами отправились на поиски врага.