— Мой брат Шеттерхэнд полагает, что они могут напасть на нас и уничтожить?
— Нет. Наоборот, я убежден, они догадываются, что их преимущество в противоборстве с нами — временное.
— Да, мы не позволим им застать нас врасплох. Фогеля они поймали, но нас им не поймать никогда. Тем более что мы обнаружили их гнездо. Теперь они будут опасаться, что в любое время мы можем нагрянуть туда.
— Это они знают. Но давай попробуем представить, что может случиться дальше. Сейчас Фогель у них, допустим, он обвинит их в преступлении и объявит, что он единственный прямой наследник. Что тогда?
— Они немедленно убьют его, — заверил нас Эмери.
— Мой брат Шеттерхэнд тоже так думает? — спросил Виннету.
— Нет, — возразил я. Теперь мне стало ясно, что имел в виду Виннету, когда сказал, что иначе ему нечего было бы здесь делать.
— Убийство не изменило бы их положения, оно бы только его ухудшило. Убийцы были бы не вправе рассчитывать на наше милосердие.
— Мой брат прав. Сейчас они не тронут Фогеля, чтобы потом использовать как заложника для своего спасения.
— Мой брат Виннету полагает, что, если мы останемся здесь, скоро появятся разведчики, а затем посредник?
— Мой брат — сама проницательность. Он редко ошибается, и на этот раз, я уверен, его предположения сбудутся.
— А вот я в этом сомневаюсь. Но даже если все получится именно так, ты бы пошел на переговоры с этими людьми?
— Да! Главное для нас сейчас — это сделать так, чтобы юноше не причинили вреда. А этого можно добиться, сделав им кое-какие предложения, которые они или примут, или, по крайней мере, обдумают. Сегодня мы вели себя неразумно и за это поплатились. Но нам еще может повезти.
— Что ты имеешь в виду?
— У нас же есть наши лассо. И я знаю, как можно освободить Фогеля.
— Ну, раз ты это знаешь, я уверен, очень скоро он будет на свободе.
— Надеюсь, что это произойдет не позднее, чем завтра утром. Я надеюсь, что…
Виннету сделал мне знак кивком головы в сторону ущелья. Он что-то увидел там, внизу, его глаза сверкали. Послышались шаги. Кто-то шел, медленно и осторожно, стараясь не обнаружить себя. Мы забрались еще глубже в кустарник. И увидели того, кто шел… Это был индеец. Оглядевшись по сторонам и никого вокруг не заметив, он вышел из ущелья и стал рассматривать следы на траве, оставленные нами.
Он повернулся к нам спиной. Виннету поднялся и тихо встал позади него, за ним то же самое сделал я, и Эмери последовал нашему примеру. Наконец апач громко спросил:
— Что ищет мой краснокожий брат в траве?
Юма обернулся и от неожиданности выронил ружье. Виннету быстро отшвырнул его ногой в сторону и добавил:
— Мой брат что-то потерял?
По лицу юма я понял, что именно он собирается сделать, и бросился к ущелью. Он сделал то же самое, но секундой позже и попал прямо в мои объятия, а я с радостью для него их раскрыл. Индеец попытался было вырваться, но это ему не удалось, и он затих, позволив Виннету полностью себя разоружить. Когда я отвел его в сторону от ущелья, туда, где мы недавно прятались, и приказал сесть, он беспрекословно подчинился. Виннету сел так, чтобы видеть перед собой все ущелье, и обратился к пленнику:
— Мой брат, тебе известно, кто мы?
Ответа не последовало.
— Он знает наши имена?
— Виннету и Шеттерхэнд, других я не знаю.
— Этот белый человек — знаменитый охотник, и он никого не боится. Мой брат правильно назвал наши имена. Откуда они ему известны?
— Я видел вас в Соноре, у асиенды Арройо и в Альмаден-Альто.
— Если мой брат вспомнит, что там произошло, он поймет: мы не враги юма, потому что между нами заключен мир. Зачем юма выступают против нас?
Индеец молчал.
— Вас осталось так мало, но вы нападаете на нас. Вы считаете, что таким способом станете счастливее?
— Мы живем в пуэбло, и туда никогда не сможет попасть враг!
— Мой брат ошибается. Скала Альмаден-Альто была куда менее доступна, чем ваше пуэбло, но мы все же забрались на нее. Нам ничего не стоит проникнуть в ваше пуэбло! Вы можете вылезти из кожи вон, но нам все равно удастся незаметно пробраться через теснину и узкий вход. Как только мы сделаем это, вы проиграли. Поэтому я хочу вам дать добрый совет: пора положить конец вражде между нами!
Эти слова произвели впечатление на юма: он заволновался.
— Почему вождь апачей дает совет, которому нельзя следовать? — спросил пленник.
— Нельзя следовать? — переспросил Виннету, хотя он хорошо понял юма.
— Да, нельзя, потому что те, к кому он обращен, не могут его услышать.
— Мы пошлем тебя к ним.
Лицо индейца просветлело, и он сказал:
— Так мне можно идти? Я передам моим братьям ваше предложение.
— Пока нет! С каких это пор краснокожие воины не стыдятся быть рабами женщины, белой женщины?
— Мы ей не рабы.
— А кто же вы? Из-за нее вы начали войну с тремя знаменитыми воинами, хотя вам хорошо известно, что стоит нам только захотеть, и мы вас уничтожим. Ради этой женщины вы берете под защиту воров и убийц. Вы поистине достойны презрения!
Глаза юма гневно сверкнули, но, овладев собой, он ответил:
— Бледнолицая была женой нашего вождя, поэтому мы до сих пор ей служим.
— Какой краснокожий воин служил скво своего вождя, к тому же после его смерти? Мой брат может передать всем юма, что о них думает Виннету, если они и дальше будут охранять белую скво и двух ее приятелей. Вы захватили в плен белого юношу, нашего брата. А вчера вечером напали на нас. Вы заслуживаете возмездия, и вам его не избежать, если вы не согласитесь на наши условия.
— Что хочет Виннету от нас?
— Мы должны получить назад наших лошадей, юношу, о котором я вам сказал, и обоих бледнолицых, живущих у скво в пуэбло.
— Это слишком большие требования! А что взамен нам предлагает Виннету?
— Жизнь!
По лицу индейца было видно, что к словам Виннету он отнесся очень серьезно. Но, отвечая, он все же иронически ухмыльнулся.
— Тот, кто хочет взять наши жизни, должен знать: мы будем защищаться. Зря вождь апачей думает, что пули минуют его.
— Я не боюсь ваших пуль, потому что я слишком хорошо вас знаю. Итак, тебе известно, что нам нужно: отец и сын, которые живут у вас, белый юноша, наш брат, и лошади.
— А что случится, если наши воины не согласятся с твоими требованиями?
— Этого пока тебе не скажу, но очень скоро вы это узнаете. А теперь можешь идти. Мы еще останемся здесь, пока солнце на десять рук не скроется за горизонтом. Если в ближайшее время мы не получим от вас все, о чем я сказал, наш спор разрешат томагавки. Мы уйдем в темноте вверх по реке и будем стрелять в любого, кто встанет на нашем пути. Мы ворвемся в ваше пуэбло и силой добьемся всего, в чем вы нам отказываете. А ваши женщины и дети будут проклинать смерть, отнявшую у них мужей и отцов.
— Виннету — великий воин, но юма — не мыши, трусливо прячущиеся в своих норах при приближении врага.
— Вы его не услышите. Он окажется среди вас раньше, чем вы успеете заметить.
— Мы заметим и воткнем свои кинжалы прямо в его сердце.
— Это невозможно, потому что вы его вообще не увидите. А теперь мой брат может возвращаться в пуэбло, чтобы передать наши требования и принести нам ответ. Чем раньше мы его получим, тем лучше будет для юма.
— Я могу взять свое ружье?
— Нет. По нашим законам, пленник получает оружие не раньше, чем заключается мир.
Юма поднялся и, высоко держа голову, направился в ущелье. Он был слишком самолюбив, чтобы выказать радость оттого, что ускользнул от нас целым и невредимым.
Когда индеец был уже далеко, Эмери спросил:
— Неужели мой брат Виннету думает, что юма испугаются трех человек?
— Нет, — ответил Виннету. — Но Виннету точно знает, какой ответ они дадут.
— Любопытно было бы услышать.
— Воины юма шли по нашим следам не для того, чтобы напасть на нас, а потому, что наш брат у них в плену. Они понимают, что это тревожит нас. Индеец расскажет Мелтонам, где он нас встретил, и передаст все, что я ему поручил. В результате, я думаю, мы не получим от них всего того, что требуем, но главное они нам отдадут.