Ну, а теперь перейдем к взаимоотношениям сионизма и религии. И нам об этом еще придется поговорить много, ситуация тут меняется не раз. В конце XIX века ортодоксальное религиозное еврейство составляло большинство народа. Решительного противодействия сионизму еврейская ортодоксия в те годы еще не оказывала — это началось позднее. В первую алию в Землю Израильскую отправлялись и религиозные евреи, например, из Румынии, даже хасиды. (Напоминаю: ортодоксальное еврейство делилось на хасидов и миснагидов, или литваков.) Хасидские верхи тогда и вовсе никак не реагировали на сионизм. Полагали, что мода эта сама пройдет. (Позднее они будут бороться с сионизмом насмерть.) Среди литовских же раввинов нашлись сионисты. Так, с первых же дней в сионизме возникло религиозное крыло. Во главе религиозных сионистов в те годы встал главный раввин Белостока — Могилевер. Было этих раввинов-сионистов совсем немного. С одной стороны, это можно считать успехом. У этих раввинов был ключ к патриархальным еврейским массам. С другой стороны, уже в те годы стало ясно, что совсем нелегко находят общий язык бывшие одесские «маскилим», Лилиенблюм и Пинскер, с белостокским раввином старого закала, Могилевером. А большинство евреев еще выжидали. О сионизме они и не думали. Считалось, что или Александр III опомнится и вернутся сносные времена, какие были при его отце, или можно будет уехать на Запад, где еврейский вопрос уже благополучно решен. Тут-то и грянуло «дело Дрейфуса».

Итак, «дело Дрейфуса». Что-нибудь о нем слышал почти каждый еврей. (Поэтому я до предела сокращаю детективную часть.) А вот все ли понимают, почему они знают о Дрейфусе? Ведь много с тех пор прошло над нами бед, куда более страшных. Но есть события, которые остаются в коллективной памяти. Это — осталось, потому что было переломным моментом. Чтобы было яснее, приведу пример. Лет за десять-одиннадцать до «дела Дрейфуса» шумело на всю Европу «Тис-Эсларское дело». Кто помнит о нем теперь? Тис-Эслар — маленький городок в Венгрии, на Дунае, забытый Богом и людьми, но однажды вошедший в историю. А случилось вот что… Пошла одна девочка лет пятнадцати по указу матери в лавку — купить, что надо по хозяйству. В лавку к еврею она пришла, что нужно — купила, а домой не вернулась. Конечно, подумали на евреев — им для мацы кровь нужна. Схватили нескольких. Люди все были простые: синагогальный служка, плотогоны (одна из традиционных еврейских профессий на Дунае). У синагогального служки нашелся сын-подросток. Он сперва все отрицал, но его посадили в подвал с крысами на ночь. (Разумеется, посторонним об этом не рассказывали, это уже потом выяснилось.) Удовольствие это было, видимо, маленькое, ибо он сломался и дал показания: «Я посмотрел в замочную скважину, увидел, как папа несет блюдечко с кровью». Потом, когда все стало раскручиваться обратно, в эту скважину посмотрели и убедились, что при всем желании ничего увидеть нельзя. Но это будет позже, а пока дело разгоралось. Гаденыш вошел во вкус. Он был в центре внимания, ему слали подарки. И он нес то, что от него хотели услышать. Так что был у нас свой Павлик Морозов. И вдруг вышла осечка. В Дунае обнаружили женский труп. Он пробыл в воде довольно долго, лицо было трудно узнать, но по одежде установили тело исчезнувшей девочки, еще сжимавшей в руке узелок с покупками. Видимо, на берегу Дуная плохо стало бедняжке, она упала в воду и захлебнулась. Несчастный случай. Но местные антисемиты не хотели отступать. Медики обследовали труп и заключили, что это труп другой женщины. Нашли, что нежная кожа на руках, — руки непривычны к физической работе, а девочка была из простых, работала, что труп принадлежит женщине, больной анемией, а девочка была здорова и т. д. и т. п. И было объявлено, что евреи подбросили труп другой женщины, обрядив его в одежду покойной девочки и снабдив узелком с покупками. Венгрия закипела, начались погромы. Было это вскоре после русской погромной волны 1881–1882 годов. Еврейское население Австро-Венгрии обладало равноправием уже лет пятнадцать, но равноправие равноправием, а погромы начались. Это, оказывается, может сочетаться. Но и евреи не сидели сложа руки. Из Вены прибыл профессор судебной медицины. Он заново освидетельствовал труп, нашел, что это труп девочки, дав научное объяснение всем произошедшим изменениям. Колесо завертелось в обратную сторону. Гаденыш покаялся во лжи. Евреи были оправданы. Все вздохнули с облегчением. Антисемитизм в Венгрии поутих. Все хорошо, что хорошо кончается.

Почему это, очень громкое в свое время дело быстро забыли? (Единственным его долговременным последствием стало то, что в университетскую программу обучения врачей ввели обязательный курс судебной медицины.) Евреи считали, что это рецидив средневекового мракобесия. Сцена была подходящая — захолустье. Евреи подходящие — малообразованные, местечковые. И сам ритуальный мотив попахивал средневековьем. И наконец, какой блестящий пример победы науки над средневековым мракобесием! Как тут не поверить в силу просвещения. И действительно, после этого дела получше стало евреям в Венгрии. А меж тем, не все тут было так хорошо. Ведь не к одному только средневековому невежеству все сводилось. Ведь был же и допрос с пристрастием — вспомните подвал с крысами! Но на этот раз — сорвалось. А улучшение отношения к евреям имело другую причину. Не только и не столько совесть тут была, но и расчет. В конце XIX века венгры, получившие очень широкую автономию в рамках Австро-Венгрии, вдруг заметили, что евреи им нужны. Венгрия тогда была примерно в 3 раза больше, чем теперь. Включала Словакию, Закарпатье, Трансильванию. На этой территории венгры не составляли большинства. Только вместе с евреями их получалось чуть больше 50 % (в тогдашних границах Венгрии). При этом евреи были удобны — не могли задумать территориального отделения. Вот и провозгласили евреев, к их радости, «венграми Моисеева вероисповедания». Но этими объяснениями евреи не забивали себе головы, предпочитая оптимистично смотреть на вещи, верить в силу разума, в науку и прогресс.

И тут грянуло «дело Дрейфуса». И казалось бы, это было куда менее страшно, чем «Тис-Эсларское дело». Обвиняли ведь не в ритуальном убийстве, а в шпионаже в пользу иностранной державы. Тут вроде бы ничего специфически еврейского. А потрясло куда сильнее. Совсем незадолго до «дела Дрейфуса» евреи Франции отпраздновали 100-летие со дня предоставления им равноправия. (Впервые в истории, во всяком случае, в Европе.) Вышел по этому поводу сборник статей, где признавали, что антисемитизм во Франции еще есть, но высказывалась уверенность, что если евреи будут «хорошими», то он исчезнет. Проводилась даже мысль об особой роли Франции в деле еврейского равноправия — мол, что если евреи пользуются где-либо благами равноправия, то обязаны этим Франции. У каждого еврея, имеющего гражданские права, две родины: во-первых, Франция, а во-вторых, страна, где он живет. Тем горше было прозрение евреев. Не только французских — всех западных и многих русских, тех, что не очнулись раньше. В Австро-Венгрии времен «Тис-Эсларского дела» равноправие евреев было еще делом новым. Во Франции евреи имели его уже поколениями. Париж уж точно был не Тис-Эслар. Но главное, сам Дрейфус уж очень отличался от тис-эсларских евреев. Примерно сто тридцать лет «маскилим» говорили евреям — станьте такими (как Дрейфус), и антисемитизм сам исчезнет. Столичный житель, образцовый кадровый офицер-артиллерист, человек не бедный. А оказалось все не так. Да, трудно было представить, что такой человек потребляет кровь христианских младенцев. Но ему зато можно было приписать иное, в чем не обвинишь тис-эсларских евреев. Новое время — новые песни. А бьет, как выяснилось, столь же метко. В Алжире, тогда французском, в Нанте, в Бордо дело дошло до погромов. В Париже погромов не учинили, но было к тому очень близко. Ротшильд (тот, который спас еврейские поселения в Земле Израильской) не осмелился даже слова сказать в защиту Дрейфуса, даже когда истина стала выплывать. А ведь были и такие евреи, что активно выступали против Дрейфуса, — своя рубашка ближе к телу. Вполне напоминало это советских евреев, ругавших Израиль на партсобраниях. Но были и другие евреи (как были они и в СССР). «Эти евреи вечно кричат о Дрейфусе, вечно заняты только одним — доказывают его невиновность, как будто в мире нет никаких других проблем», — так говорили тогда очень многие гои, и не только во Франции. Крики парижской толпы «Смерть евреям!» кого из западных евреев напугали, а в ком и разбудили еврейскую кровь. Герцль стал самым знаменитым из таких, но он был далеко не единственным. Поскольку пример Герцля хорошо известен, я кратко расскажу о другом таком же случае.