Сама эта тема столь обширна, что заслуживает отдельной сказки. А пока нам важно, что ревизионисты создали ряд параллельных структур, часто конкурировавших с официальными сионистскими учреждениями. И конкуренция эта шла на пользу делу, когда она была честной. О Жаботинском теперь пишут много и хорошо. Однако он не был библейским пророком и в спорах со своими оппонентами — социалистами — не всегда оказывался прав. Англичане его опасались, поэтому в начале 1930 года, когда он был в турне по Южной Африке, ему запретили въезд на Землю Израильскую, обвинив в подстрекательских речах. С тех пор Жаботинский жил в Париже или в Лондоне.

Напомню, что мы с вами все еще в 20-х годах XX столетия, когда события в мире развивались для нас в целом неблагоприятно. Едва стих гром коммунистических революций, как снова всплыл «восточный вопрос». На сей раз была сделана попытка «покончить» с Турцией. Закавказье в тот момент было независимым, так что с запада на страну двинулись греки, с востока — армяне. Но Ататюрк разбил сначала армян, потом греков. Его победы вызвали в опекавшем в тот момент греков Лондоне трусливое, бессильное бешенство, а в Москве, помогавшей туркам оружием, — радость. И радость не бескорыстную: страх англичан перед турками и падение влияния Англии в том районе позволили России практически без борьбы снова занять Закавказье. Для грузин и армян Россия, в сравнении с Турцией, была все-таки меньшим из двух зол. В контексте моего рассказа это значит, что сионистской деятельности в тех местах пришел конец. Большевики, придя где-либо к власти, быстро расправлялись с сионизмом. Так после 1923 года закрылись и эти ворота; алия горских, грузинских и ашкеназских евреев прервалась на десятилетия. А в Лондоне победы турок вызвали падение Ллойд-Джорджа, политика, расположенного к нам. Бальфур, которому перевалило за семьдесят, ушел с политической арены еще раньше.

В итоге ситуация в Лондоне стала меняться не в нашу пользу. Тогдашний министр колоний Черчилль был нам не враждебен, тем более что в его аппарат в это время перешел работать Майнерцхаген. Но все же Черчилль не был христианским сионистом вроде Бальфура. А в аппарате министерства колоний в 1921 году был организован «Ближневосточный отдел». Во главе его встал Джон Шакберг. Это был, по мнению Майнерцхагена, «человек, пропитанный антисемитизмом, остро ненавидевший сионизм и евреев».

Черчилль в связи с падением Ллойд-Джорджа вскоре ушел с поста министра колоний, а вот Шакберг остался. И полностью подтвердил мнение Майнерцхагена о себе. Он действительно вредил нам, как мог, а благодаря занимаемому посту мог он немало. Даже когда в ходе Второй мировой войны стали доходить слухи о гитлеровских ужасах, он назвал их «бессовестной сионистской попыткой выжимания слез». И далее: «Настали дни, когда мы оказались лицом к лицу с реальностью, и нас не может отвлечь от правильной политики извращенный предвоенный гуманизм».

Несмотря на то, что на Земле Израильской в течение долгого времени было тихо, тишина настораживала. Поговорим о ее причинах.

В 1925 году Самуэль завершил свое правление на Земле Израильской. В прощальном послании сей муж, на которого евреи когда-то так надеялись, пожелал населению счастливого будущего, даже не упомянув о строительстве «еврейского национального очага», то есть непосредственно о Декларации Бальфура. Интересно отметить, что в дальнейшем, в Лондоне, он иногда выступал с сионистских позиций. По-видимому, в Лондоне это было легче, чем в Иерусалиме, да и Гитлер многим «вправил мозги». Но у нас Самуэль оставил по себе, как я уже говорил, плохую память. Еще меньше было у нас надежд на нового губернатора — лорда Плюмера. Он был известен как герой Англо-бурской и Первой мировой войн, особенно прославился он в боях против немцев во Франции и Бельгии в 1917–1918 годах. Но евреем он не был и в симпатиях к сионизму тоже не был замечен.

Вскоре после его вступления в должность произошел любопытный случай. В Иерусалиме состоялась церемония передачи на хранение в главную синагогу знамени давно расформированного Еврейского легиона. Накануне этой церемонии Хаджи Амин Эль-Хусейни, весьма освоившийся в должности муфтия Иерусалима, пришел к Плюмеру и предупредил, что если церемония состоится, то он, Хаджи Амин Эль-Хусейни, не может гарантировать мира. Плюмер ответил: «Вы не должны беспокоиться. Это моя работа. Я прослежу, чтобы мир не был нарушен». Вся эта история сразу стала известна. Церемония с участием Плюмера прошла спокойно. И все три года его правления мир не нарушался. Это было главное.

Но, кажется, была и еще одна причина для длительного спокойствия. В 1927 году у нас произошло землетрясение. Не пугайтесь — это у нас бывает редко. Тогда пострадал в основном Шхем (Наблус), город чисто арабский. Как я уже писал, 1927 год был тяжелым. Безработица, йерида (отъезд). Тель-Авив был еще маленьким, хотя и быстро растущим городом. И вот, несмотря на все это, Шхему была оказана помощь именно Тель-Авивом. Причем несравненно большая, чем оказал весь мусульманский мир. Арабы были смущены и тронуты.

Плюмер закончил свое губернаторство, а добро всегда быстро забывается. Возможно, тяжелый для евреев 1927 год породил у арабов надежду, что все сионистское движение само стихнет: об этом тогда говорили многие. Но в 1928 году положение стало улучшаться. И в конце 1928 года мандатные власти утвердили новые тысячи сертификатов — разрешений на въезд в страну. Алия возобновилась! Арабам стало ясно, что надо действовать. Сам по себе сионизм не умрет!

Итак, почти восемь лет на Земле Израильской было более или менее тихо. Но здешнее еврейское руководство этой тишиной не обманулось. В общем-то все понимали, что спокойствие это временное.

Жаботинский писал в 1924 году: «Покуда есть у арабов хоть искра надежды избавиться от нас, они эту надежду не продадут ни за какие сладкие слова, ни за какие питательные бутерброды, именно потому, что они не „сброд“, а народ, хотя бы и отсталый, но живой», — то есть без военной силы не обойтись. Вообще, я очень советую прочесть его фельетоны «О железной стене» и «Этика железной стены». Это доступно, есть во всех сборниках, и оттуда, кстати, вы узнаете, что Жаботинский был не таким уж экстремистом.

Выселять арабов он не хотел, надеясь, что достаточно будет демонстрации еврейской силы, чтобы среди арабов потеряли авторитет экстремистские группы и взяли верх умеренные. В 20-е годы он относился скептически к нерегулярным отрядам еврейской самообороны. Требовал восстановления регулярных военных сил, — кстати, еще и потому, что их можно продемонстрировать арабам. «Еврей всегда ищет подмену, — говорил Жаботинский, — поэтому сегодня делают ставку на самооборону и вооруженные поселения. Две тысячи еврейских солдат окажут на арабское население большее впечатление, чем десять тысяч вооруженных жителей. И как попадет оружие в страну? Самооборона и только самооборона — подобны игрушечному пистолету».

А ведь именно деятельность Жаботинского в 1920 году положила начало «Хагане». Громкая «неудача с ульем» (о чем ниже), казалось, подтвердила правоту Жаботинского. Однако англичане не шли на восстановление Еврейского легиона. В конце концов Самуэль согласился, чтобы в небольших поселениях, там, где нет британской полиции, хранилось «оружие в запечатанных ящиках». Другими словами, евреям позволили иметь немного легального оружия, но достать его можно было только сломав печать. Потом надо было объясняться с англичанами по этому вопросу, доказывая, что иного выхода не существовало.

Это было лучше, чем ничего, но явно недостаточно даже для организации эффективной самообороны. Вот почему создание еврейских военных сил пошло по партизанскому пути. «Мы, — сказал один из социал-демократических лидеров, — не согласимся пожертвовать реальной силой, хоть и малочисленной, ради иллюзий Жаботинского».