В заключение этой главы процитирую Святого Бернара Клервоского (Франция, XII век): «Если уж пойдешь к ростовщику занимать деньги, то лучше уж к еврею».

А теперь, перед «делом Дрейфуса» (о нем, я думаю, можно рассказать довольно кратко), надо поговорить о раннем (догерцелевском) сионизме. Кто и когда впервые захотел восстановить еврейское государство в земле израильской? Нет числа таким проектам. Самый ранний из них относится к четвертому веку нашей эры (Юлиан-Отступник). Да и потом было их немало, выдвигавшихся евреями и неевреями. Но никогда почти ничего сделано не было. Последние сто двадцать лет (до восьмидесятых годов девятнадцатого века) умами владела «Хаскала». Со времен Мендельсона евреи (и неевреи) видели решение всех вопросов в распространении просвещения. Оно должно было уничтожить дикость, беспричинную вражду людей друг к другу и т. д. Мысль эта была очень живуча. И сколько раз люди ни попадали впросак, они продолжали в это верить. Есть такие, что верят и теперь. (Говорят, однако, что Нью-Йорк и Вашингтон бомбили вовсе не примитивные мерзавцы.) В нашем, еврейском плане — это был призыв быть хорошими в отношениях с «коренным населением». Быть полезными, культурными, честными, щедрыми. Осваивать новые профессии и не слишком выделяться одеждой и манерами. И вообще, евреи — это не нация, а религиозная группа. Следовательно, есть «немцы Моисеева вероисповедания», «венгры Моисеева вероисповедания» и т. д.

В России в это верили еврейские интеллигенты до 1881 года, на Западе — до 1894 года (до «дела Дрейфуса»).

Давно замечено, что и первые русские сионисты, и Герцль (и его сподвижники) вышли из рядов ассимилированных евреев. Более того, были активными сторонниками ассимиляции. «Когда обожглись, то и поумнели», — так язвительно говорят о них те религиозные евреи, которые себя сионистами не считают. Это так и не так. Да, они были активными ассимиляторами. Но потому, что у них болело сердце за евреев. Человек, ушедший в бытовые проблемы или живущий по традиции, не будет энергичным ни в том, ни в другом. Сионистов лепят из активного теста. (Особняком стоят религиозные сионисты. Сейчас их значение велико.)

А теперь стоит перечитать пятую главу — от описанной там ситуации я продолжаю сказку.

После грозных событий погромной волны отошли на время в тень межеврейские дрязги. «Маскилим» и религиозные вместе молились о жертвах погромов. Иные «маскилим» впервые за долгие годы пришли в синагоги. И многие из них горько и тяжело задумались. Не срабатывала система, в которую верили. Не рассеивал свет разума мрака ненависти. Что-то тут было не так. Это относится вовсе не ко всем «маскилим». Многие остались на старых позициях, объясняя погромную волну тем, что просвещение еще не достаточно проникло в массы (и в русские, и в еврейские). Они нас интересуют только в том плане, что со временем евреи-коммунисты будут так же объяснять явления, расходящиеся с прогнозами Маркса — Энгельса — Ленина. Нас интересуют те, что повернули руль. Я приведу здесь очень кратко одну биографию. Этот человек не был в раннем сионизме таким выдающимся, как в свое время Герцль. Никто из деятелей тех времен не возвышался так резко над окружением. Я выбрал его из-за крайностей биографии. Во-первых, доктор Леон Пинскер — «маскиль» уже во втором поколении, а таких было мало. Во-вторых, он был крайний «маскиль». Он стал врачом по окончании Московского университета (во времена Николая I), поехал за границу, вернулся в Россию в разгар Крымской войны. Был мобилизован в армию, заведовал инфекционным госпиталем. Получил награду. Дальше все шло хорошо, у него была в Одессе хорошая практика. Он считал, что успешно вписался в русское общество, и был крайним ассимилятором. Предлагал в молитвах заменить русским языком древнееврейский (так далеко мало кто заходил). Но началась погромная волна 1881–1882 годов. И этот немолодой уже господин пережил тяжелейший кризис. Было тогда в Одессе общество по распространению просвещения среди евреев. Оно занималось поощрением изучения русского языка и светских дисциплин. И вот, летом 1881 года, вскоре после начала погромов, собралось оно на свое очередное заседание. И вдруг старейший и уважаемый член этого общества, шестидесятилетний доктор Пинскер, заявил, что чепухой они занимаются, обсуждая вопрос о предоставлении кому-то там стипендии. Не то время настало, и другие действия требуются. Потом он уехал на Запад, где уже бывал в молодости. Сионистская легенда говорит, что в Вене встретился он с раввином Еллинеком и сказал Пинскер старому, уважаемому раввину: «Нет смысла во всех наших разъяснениях, что евреи не кладут кровь в мацу и т. п., ибо сам Господь Бог не может победить предрассудки. И, если хотим мы предупредить грядущие трагедии, надо строить свое государство — нет иной дороги». А Еллинек ответил: «Доктор, Вы так потрясены всем пережитым, что Вам самому нужен врач». Из вежливости он не сказал: «психиатр». Но Пинскер не смутился. И в 1882 году в Берлине анонимно вышла его книга «Аутоэмансипация — Самоосвобождение». Автора все скоро угадали. И доказывалась в той книге та же истина, что и в разговоре с венским раввином. Детали аргументации не привожу, они у каждого автора были свои. Не первый раз писали такую книгу. Но в первый раз ее читали довольно много людей. Впрочем, в это время стали читать и ранее написанные на эту тему книги Гесса, Калишера, Алькалая (Гесс — друг Маркса). В свое время их почти не заметили, теперь, десятилетия спустя, они нашли своих читателей. Их переводили, издавали, обсуждали. А уж статей было множество. Погромы, меж тем, стихли, и не о них шла речь. А решался тот самый роковой вопрос: уменьшает ли просвещение антисемитизм? И многие уже понимали, что не уменьшает, а может, и увеличивает. Вот конкретный пример, о котором говорили в то время (один из многих). В Вильно (Вильнюсе) издавна водились еврейские столяры, делавшие довольно плохую мебель, которую покупал только бедный люд. Потом еврейские благотворители открыли для столяров курсы повышения квалификации, снабдили их хорошими инструментами. И стала мебель лучше. И стали ее покупать приличные люди. Все бы хорошо. А вот понравилось ли это столярам-христианам? Старое еврейство не часто вступало в конкуренцию с гоями. Евреи занимались или нелюбимыми и презираемыми профессиями — шинкарство, ростовщичество, торговля старьем, «торговля воздухом» (мелкая торговля вразнос), — или традиционными видами ремесел, что уже не вызывало раздражения, ибо евреи занимались этим с сотворения мира. А «Хаскала», приводя евреев к новым профессиям, конкуренцию обостряла. Но не это было главное. Главное было то, что «мы чужие здесь, чужими и останемся, даже если наполним себя просвещением до горла» (Лилиенблюм). И каков же был выход? Тут возможно было дать две рекомендации: первая — строить новый мир, где исчезнут конкуренция, власть денег, вторая — строить еврейское государство. Вот и оказались перед еврейской молодежью две дороги. Впрочем, позже попытаются найти и третью, гибридную — сионистский социализм. Но это началось в герцлевские времена, а мы до них еще не дошли. В восьмидесятые годы сионистами считали себя тысяч пятьдесят человек, что составляло примерно 1 % русских евреев. Кроме России сколько-нибудь заметен сионизм был только в Румынии. Маленький кружок сионистов возник в Вене, где и придумали сам термин. Герцль к сионизму в те годы не принадлежал. Вообще, в догерцлевские времена чаще говорили «палестинофильство». Столицей сионизма до 1921 года была Одесса. В догерцлевские времена никто не мог оспаривать у Одессы это звание. В эпоху Герцля ее соперницей стала Вена. С 1917 года, со времен Декларации Бальфура, это звание оспаривал у Одессы Лондон, но Одесса не уступала. Конец Одессы как столицы сионизма можно датировать с точностью до дня. Это случилось 20 июля 1921 года. В этот день на пароходе «Анастасия»[3] из уже большевистской Одессы отплыли с семьями виднейшие деятели еврейской культуры — сионисты. Разрешение на это раздобыли с трудом у самого Ленина с помощью Горького. Но это я забежал далеко вперед. (Даже за рамки этой сказки — Трумпельдор погиб в 1920 году.) Трудности перед сионизмом с самой первой минуты стояли огромные. На восьмидесятые-девяностые годы приходится первая алия, то есть первая волна поселенцев в Землю Израильскую. «Алия» — значит подъем, восхождение в вершинам, так у нас называют переселение в Землю Израильскую. А кто уезжает от нас — говорят «йерида» — опущение, падение. Трудности в Земле Израильской алия встретила огромные и спасена была Ротшильдом, но о том речь пойдет впереди. Мы пока поговорим о Восточной Европе. Конечно, мрачные вести из Земли Израильской трудностей не уменьшали. Не хватало денег. Богатые евреи в России не откликнулись на призыв. И богатейшие (кроме чайного короля Высоцкого), и просто богатые отмахнулись от сионизма, как от дела несерьезного. Если удавалось в год собрать пятнадцать-двадцать тысяч рублей, то год этот считался хорошим. Собирали основную массу денег евреи небогатые и даже просто наша горемычная беднота. Потихоньку движение стало более организованным. Два раза проводились съезды. В 1890 году удалось получить у властей хоть какой-то легальный статус — было официально зарегистрировано «Одесское общество помощи еврейским земледельцам Сирии и Палестины». Важное место в сионистских буднях тех дней занимали споры религиозных и нерелигиозных сионистов. Тут хочу я поговорить подробнее. Во-первых, как сказал один из сионистских лидеров тех дней Лилиенблюм: «Полное единство возможно только среди овец». И эту фразу надо хорошо запомнить. В сионизме было и есть много направлений. Было сионистское толстовство и сионистское масонство. Был «практический сионизм», «политический сионизм», «духовный сионизм», «синтетический сионизм». Было сионистское ницшеанство, были «территориалисты», хотевшие основать еврейскую страну в любом подходящем уголке. В 90-е годы XX века на наших глазах умер социал-демократический (левый) сионизм — могучее когда-то дерево, ныне сгнившее. Это нормально. Каждое из этих направлений приносило свою пользу в дни расцвета. Только территориализм вызывал сомнения, но и тут не все было однозначно.