Вингейт рассчитывал встать во главе 10-тысячного корпуса, набранного из евреев Земли Израиля, и вести его в бой вначале против итальянцев, а затем и против немцев. Его мечтой было вступить в Берлин во главе еврейского войска. Увы, мечта не сбылась. Хотя еврейская бригада в конце концов была создана, но это было еще дело не скорое. Пока же ему предписали ехать в Судан, начать борьбу за Эфиопию (по-видимому, по предложению Эмери[43]). Это было, бесспорно, правильное решение. Вингейт был рожден не для зенитной артиллерии, а Африка была ему знакома. Да и эфиопам он сочувствовал, видя и в них жертву политики умиротворения. Все же он был разочарован и сердился на Вейцмана за то, что тот не оказывает достаточно давления на английские верха с целью формирования еврейской воинской части.

Тем не менее пришлось ему подчиниться и выехать в Судан. В предписании ему строжайше запрещалось под каким-либо предлогом посещать Палестину.

Тут логичен вопрос: а зачем в те тяжелые дни Англии далась Эфиопия? Тогда это называлось Итальянская Восточная Африка, которая включала в себя не только Эфиопию, но и Эритрею, и часть Сомали. Кстати, в том районе итальянцы в августе 1940 года одержали свою единственную победу над англичанами и заняли британскую часть Сомали, поставив под свой контроль весь «Африканский рог».

Так в чем же все-таки было значение этого района? Давайте посмотрим на карту Средиземного моря. И учтем, что Ливия уже была итальянской, будучи захвачена еще до Первой мировой войны. Там стояла армия, готовая к походу на Египет. Муссолини спал и видел во сне лавры Александра Македонского. Со временем там окажутся и немцы под командой Роммеля, что будет неизмеримо опаснее.

С одного взгляда на карту видно, что преимущество тут оказалось на стороне стран «оси» (ось Берлин — Рим). От юга Италии до Ливии — довольно близко. Некоторые неприятности, правда, доставляла Мальта, тогда британская.

Италия — страна довольно развитая. А уж если там чего не могли изготовить, это было легко доставить из Германии. Совсем иначе было у англичан, армия которых прикрывала Ближний Восток. И Египет, и Земля Израиля в то время были странами отсталыми и не могли обеспечить военных всем необходимым. Хоть и заказывали там англичане то, что было возможно, вызвав тем самым экономический подъем, основное все же приходилось ввозить из Англии. Сама доставка из Англии в Гибралтар оказывалась делом нелегким и опасным. Немецкие подводные лодки и самолеты имели в своем распоряжении северо-западное побережье Франции. Но главное начиналось на Средиземном море: из Сардинии, Сицилии, Ливии поднимались вражеские самолеты и выходили вражеские корабли и подводные лодки. Пока имели дело только с итальянцами, это было еще полбеды. Риск был оправдан: из Лондона до Александрии, Порт-Саида или Хайфы корабль через Средиземное море доходил за неделю, а вокруг Африки до Суэца шел месяц! Однако за итальянцами могли появиться немцы, к услугам которых были итальянские базы. А это сразу должно было изменить ситуацию, что в Англии хорошо понимали.

Забегая вперед, скажу, что немецкая авиация появилась в небе Средиземного моря уже в самом начале 1941 года и риск плавания по нему сильно возрос. Но это опять же были еще цветочки.

Во-первых, существовала опасность, что Франко вступит в войну и Гибралтарский пролив будет закрыт. К счастью, этого не случилось. Франко, контролировавший берега Гибралтарского пролива, не только не вступил в войну, но даже не позволил немцам строить на его берегах радиолокационные станции. Но то, что все-таки случилось, было немногим лучше.

В мае 1941 года немцы захватили Крит, после чего проводить в Восточное Средиземноморье конвои — группы торговых судов, даже под охраной военных, стало почти невозможно, ибо все воздушное пространство от Крита до Ливии контролировалось немцами.

И еще, осенью в Средиземное море вошли немецкие подводные лодки. Теперь все надо было везти вокруг Африки. И до этого часть грузов везли именно так. Думаю, все это объясняет, почему так важна была итальянская Восточная Африка: она выходила к Красному морю, то есть оттуда можно было держать под ударом путь вокруг Африки на последнем ее отрезке и, более того, иметь выход в Индийский океан. Итальянцы делали попытки воевать на Красном море: там стояли их корабли и подводные лодки. Однако большой беды от них не было. Но с ними надо было кончать, пока туда не добрались немцы. Уж они-то смогли бы перерезать судоходство по узкому Красному морю! К тому же, как ни плохо действовали итальянцы на Красном море, оно все же оказывалось «зоной военных действий», и судам еще нейтральной Америки был дан приказ там не появляться. Это, безусловно, усиливало нагрузку на английский торговый флот, и без того действовавший с крайним напряжением. Таков был фон, на котором развивалась кампания в Итальянской Восточной Африке.

Вингейт прибыл в Хартум (Судан, тогда английский) в ноябре 1940 года. И сразу развил бурную деятельность. Тут снова придется вспомнить старый советский анекдот эпохи «застоя»: в войну какие-то советские маршалы что-то обсуждают, но окончательного решения принять не могут — надо им еще посоветоваться с полковником Брежневым. Вот так же было и тогда, при подготовке операций в Восточной Африке. Майора Вингейта приглашали на генеральские совещания. И дело было теперь уже не только в его подвигах (в «ночных ротах») и не только в знании Судана (вспомним начало его военной карьеры). Главным тут было потрясение от только что пережитого разгрома Франции. Английские военные мужи утратили веру в себя. А тот, кто не утратил, естественно выдвигался на первый план, даже если был в невеликом чине.

К моменту прибытия Вингейта в Судан в Эфиопии уже находилась небольшая английская военная миссия во главе с генералом Сенфордом. Он должен был поднимать эфиопов на борьбу от имени императора Хайле Селассие. Сенфорд был личным другом императора и хорошо знал Эфиопию, которая тогда называлась Абиссиния. Вингейт один раз слетал к нему. И убедил, что масштабы деятельности — малы. Нужно было готовить что-то более солидное. Вингейт предложил вторжение отряда на верблюдах в западную провинцию Эфиопии — Годжам. Лучше были бы мулы, но в Судане их не было. Этот отряд замысливался как ядро эфиопских освободительных сил, к которым должен был присоединиться император. Пока же император Хайле Селасие I жил инкогнито на одной из вилл около Хартума.

Пышные титулы (вспомним: «потомок Соломона и царицы Савской», «лев Иудеи») не облегчали положения изгнанного императора. В Хартуме на командных постах еще сидели «умиротворители». Они с удовольствием вспоминали недавние времена, когда между британским Суданом и итальянской Эфиопией были добрососедские отношения, и видели в приезде императора только фактор, провоцирующий враждебность итальянцев. Вингейт, всегда сочувствовавший эфиопам, отнесся к Хайле Селассие с полным уважением. Он мечтал о том, что удастся преодолеть традиционное недоверие эфиопов к белым, что они увидят в британцах друзей. Сам он считал их жертвами преступной политики умиротворения, о чем прямо сказал на одном из генеральских совещаний.

В английской разведке тогда был организован секретнейший отдел по поддержке освободительных движений в оккупированных странах. Вингейт получил от них миллион фунтов стерлингов (кстати, фунт тогда был «потяжелее», чем теперь) и начал готовиться к вторжению в Годжам в Западной Эфиопии, в частности скупать верблюдов. А еще он вызвал к себе на должность секретаря еврея из Земли Израильской, Авраама Акавию, с которым и раньше был знаком. Он объяснил ему, что о делах еврейских не забыл, и если он добьется успеха своих начинаний в Эфиопии, то его авторитет только поднимется. И тогда Вингейт поставит его на службу еврейскому делу. А те небольшие силы, которые предназначались для вторжения в Годжам, были названы «отрядом Гидеона» (по имени библейского героя, древнего еврейского воина). В христианской Эфиопии библейскую символику понимали.