Опять же, нет худа без добра: после Мюнхена у англичан высвободились войска, и они решили поставить арабов на место. Для начала энергичной атакой выбили их из Иерусалима, при этом не стали штурмовать Храмовую гору, дабы не вызывать вспышки религиозного фанатизма. Впрочем, скоро арабы и сами бежали оттуда. Затем последовал ряд мер. Передвижение по стране теперь стало возможным только по специальным разрешениям. Инструкции приказывали британским солдатам стрелять в любого, кто пытается бежать от проверки документов, не говоря о чем-либо более серьезном. Арабы скисли. С одной стороны, они уже устали от войны. А с другой — после отъезда Уокопа прошло уже почти два года, и они убедились, что нынешняя британская администрация вовсе не дружественна по отношению к евреям.

На Земле Израильской издавна существовало соперничество арабских кланов. Клану Хусейни, из которого происходит муфтий, традиционно противостоял клан Нашашиби. Теперь, в новой обстановке, когда арабы поняли, что Англию им не победить, Нашашиби подняли голову. При открытой поддержке британских властей Нашашиби организовали «отряды мира», куда вошли и некоторые бывшие повстанцы, так что в начале 1939 года против людей муфтия сражались и англичане, и арабские «отряды мира», и «Хагана». Но арабы стали противодействовать муфтию только в тот момент, когда поняли, что англичане шутить больше не будут, а станут крепко бить. В конце концов арабы устали от бедствий войны, поняли, что надежды на победу нет. Они уяснили для себя, что англичане им, в сущности, не такие уж враги, а евреям — не такие уж друзья. Весной 1939 года организованное сопротивление людей муфтия прекратилось, хотя отдельные небольшие стычки, особенно на юге, случались до самого начала Второй мировой войны.

В конце 1938 года обозначился спад арабского восстания: Вингейт получил отпуск и съездил в Лондон — подлечиться от последствий полученных в ночных отрядах ран. Говорили также, что хотел он в Лондоне повидать Вейцмана, ибо ясно было после Мюнхена, что евреи на очереди. Может быть, он хотел помочь Вейцману в переговорах. Только вот какой из Вингейта дипломат? Самое интересное, что произошло во время этой поездки в Лондон, — это встречи с лордом Бивербруком и Черчиллем. Вообще, тут надо заметить, что успех ночных рот сделал Вингейта человеком известным среди англичан вообще и среди военных в особенности. В конце 1938 года Вингейт был в Лондоне героем дня. Видимо, тогда и произошла его стычка с Бивербруком, хотя, возможно, это могло случиться и немного позже. Бивербрук был английский газетный магнат, известный как человек кипучей энергии и твердого характера. За это его ценил Черчилль. И когда в страшный час Черчилль стал главой правительства, он предложил Бивербруку очень важный пост министра авиастроения. И Бивербрук хорошо себя показал. Но это все будет потом. А пока Бивербрук еще близок к «умиротворителям», которые уже готовили сделку за счет евреев (как раньше за счет чехов). Это чувствовалось, и одним из признаков был отказ от создания еврейского полка.

И вот столкнулись в каком-то общественном месте в Лондоне Бивербрук и Вингейт, причем Вингейт, как всегда, ратовал за дело сионизма. Бивербрук стал возражать и наткнулся на уничтожающее заявление: «То, что думаете вы, не стоит ломаного гроша; важно, что думает Бог, а этого вы как раз не знаете!» (так как Библию Бивербрук не изучал). Бивербрук не привык к подобному тону и пожаловался в Министерство обороны, что какой-то молодой офицер ведет в городе сионистскую пропаганду, несовместимую с его мундиром. Вингейт получил очередной выговор (он их имел достаточно). С Черчиллем, наоборот, все было хорошо, ведь он тоже был против «умиротворителей». С Вингейтом они познакомились на каком-то званом обеде, и Черчилль слушал Вингейта очень доброжелательно. Но власть была еще не у Черчилля.

1938 год еще не кончился. 9 ноября была «хрустальная ночь» («ночь битого стекла»). События эти широко известны. За два дня до трагедии еврейский юноша в Париже застрелил чиновника германского посольства, в результате чего по Третьему рейху прокатился страшный погром. Десятки евреев были убиты. 30 тысяч арестованы. Кстати, в нацистской верхушке колебались, надо ли это делать. Не потому, что жалели евреев, а потому, что еще опасались мирового общественного мнения. Но, как всегда, возмущение мира оказалось беззубым, и евреи утратили последние иллюзии. Все поняли, что надо спасаться. Кстати, более всего пострадали евреи Вены; в самой Германии еврейское население уже сократилось более чем на треть и привыкло прятаться. В Вене, всего лишь несколько месяцев находившейся под властью Гитлера, они вели себя не столь осмотрительно. Но у венских евреев уже был намечен выход: именно оттуда начали «ревизионисты» нелегальную алию, еще до «хрустальной ночи». Теперь хотели ехать все. И не только из Вены: после «хрустальной ночи» евреи со всей Германии были готовы на любой риск. И не только из Германии. В других странах тоже заинтересовались нелегальной алией. Дорога была уже проторена «ревизионистами». Теперь в дело включились все: и социалисты, ранее относившиеся к нелегальной алие отрицательно, и ультрарелигиозные круги в благополучных странах, таких, как Англия и Америка. До того сионизму враждебные, они теперь собирали деньги на спасение евреев. Но и теперь лидировали «ревизионисты», успевшие раскачаться раньше. Нелегальная алия продолжалась и в первые месяцы Второй мировой войны, а затем стихла — гитлеровцы подчинили себе всю Европу. И еврейский вопрос они теперь уже решали иначе.

Только в конце войны начнется второй период нелегальной алии. Но это уже выходит за рамки моей сказки. Принято считать, что в первый период нелегальной алии было вывезено 15 тысяч евреев (цифра очень приблизительна). Из них 7,5 тысяч вывезли «ревизионисты», 4,5 — социалисты, 3 тысячи — частные лица. А в принципе эта эпопея заслуживает отдельной сказки.

Между тем в Европе в конце 1938 года появился новый очаг беспокойства. Мы оставили Чехословакию ослабевшей, потерявшей 40 % своей территории. Тем не менее в этот период она еще существует. Теперь вместо ее запада — Судет беспокойным становится восток — Закарпатье. Эта Богом и людьми забытая горная страна исторически входила в Венгрию, но после Первой мировой войны перешла к Чехословакии. По Мюнхенскому договору южная половина страны, где жило немало венгров, отошла к Венгрии. Правда, она претендовала на все, однако северная часть Закарпатья, где преобладали русины (ветвь украинцев), пока что оставалась в составе Чехословакии. Эта область стала практически независимой. Власть Праги, до Мюнхена очень даже ощутимая, теперь имела призрачный характер.

Итак, в распоряжении украинцев вдруг появилась пусть маленькая, но страна, где они почувствовали себя хозяевами. На Западе существовала ОУН — эмигрантская Организация украинских националистов, которая издавна, еще до прихода Гитлера к власти, поддерживала связи с нацистами. С 1937 года ОУН находилась под опекой германской разведки (Абвер). После захвата Вены связи эти еще более усилились: там были люди, с австро-венгерских времен связанные с украинцами, многие из которых, в свою очередь, с тех же самых времен ориентировались на Вену.

В итоге же мюнхенского соглашения возникло почти независимое Закарпатье, где к евреям относились плохо. Все сразу заговорили об «украинском Пьемонте»[42]. Сразу набежало туда много украинских националистов — из польской Галиции с востока и из числа эмигрантов с запада. И Закарпатье превратилось в осиное гнездо. С конца 1938 года в Галиции начались украинские волнения, перераставшие постепенно в партизанскую войну. Вспомним, в 38-й главе я уже писал, что у поляков и раньше были проблемы с украинцами. В те времена в демократической Чехословакии украинская эмиграция имела некоторую свободу действий, за исключением террора, которого Масарик не допускал. Активность украинских эмигрантов была одной из проблем в отношениях Польши и Чехословакии. Но вот теперь, когда Чехословакия ослабела, выяснилось, что проблемы резко обострились. Получалось, что Прага, если бы и хотела, не могла уже удержать украинских националистов в рамках. К началу 1939 года Галиция полыхала, а следы вели в Закарпатье. Польские войска не могли перекрыть все тайные тропы на границе, и по этим тропам проносилось оружие. Так началось возмездие за польское соучастие в мюнхенском соглашении. Но это были еще цветочки. Ягодки будут впереди.