Само мюнхенское соглашение я комментировать не буду. Это факты широко известные. Англия и Франция предали чехов. Судеты отошли к Гитлеру. Польша и Венгрия тоже кое-что получили. Чехословакия сопротивляться не решилась. Гитлер опять торжественно обещал, что это его последние притязания в Европе.

В эти дни Лондон искренне радовался миру. Немного было таких, кто понимал истинное состояние дел. Чемберлена, уверявшего, что он привез «50 лет мира», встречали песней «Ах, какой он молодец!». А меж тем дело было плохо. Чехословакия имела теперь немного возможностей для сопротивления. Мощь Гитлера в 1938 году возросла солидно. Население Германии увеличилось с 60 до 70 миллионов человек: Австрия и Судеты дали вместе 10 миллионов. В самой Германии заглохла всякая оппозиция: успехи были действительно поразительны, и в гений фюрера теперь уверовали почти все. Сталин больше не верил западным демократиям.

Кстати, французский премьер Деладье, кажется, кое-что понимал. Он был умнее Чемберлена. И в Париже праздника не устраивал. Но французский обыватель вздохнул с облегчением, когда ветер войны вроде бы стих, а начатая мобилизация резервистов отменена. На то он и обыватель. А вот парламентариям по штату положено быть людьми умными и разбираться в политике.

Черчилль подробно рассказывает об атмосфере, царившей в парламенте, когда обсуждалось и ратифицировалось мюнхенское соглашение: «Многие искренне восхищались упорными и непоколебимыми усилиями Чемберлена сохранить мир и его личными трудами в этом деле». За договор было подано в три раза больше голосов, чем против него. Небольшая группа консерваторов во главе с Черчиллем воздержалась — голосованию «против» мешала внутрипартийная дисциплина. Но говорить не запрещалось. И Черчилль сказал, что он об этом думает, и предупредил: это не конец, а начало беды, «первый глоток из горькой чаши». Его перебивали крики ярости. Ослепли они тогда все, что ли? Впрочем, когда у нас обсуждался договор в Осло, я видел нечто подобное.

Жила-была в те самые времена в Лондоне хорошая женщина по имени Бланш Дагдейл, прозванная «Миссис Баффи» (это ее прозвище и по сей день для меня загадка). Так вот, была она племянницей Бальфура, его биографом и продолжательницей дела, то есть христианской сионистской. Очень она нам помогала, и очень ее у нас любили. Дом «Миссис Баффи» был одним из центров, где собирались сионисты. Свои, лондонские, и приехавшие с визитом с Земли Израильской. Как-то осенью 1938 года сидят у нее евреи, и входит, мрачнее тучи, Ян Масарик, он же Масарик-младший — сын Т. Масарика, в то время посол Чехословакии в Лондоне. Вера Вейцман и Баффи поднялись ему навстречу, расцеловали, как целуют человека в трауре. Потом все снова уселись и молча слушали долгую повесть Масарика о предательстве, мелких и крупных обманах английских дипломатов, бросивших на произвол судьбы свою союзницу Чехословакию. Никто его не перебивал. В конце концов он саркастически предложил приобрести в Лондоне трехэтажный дом. На первом этаже поселить императора Эфиопии, на втором — чешских эмигрантов, а третий зарезервировать для сионистов — их точно так же предадут, и придется им укрываться в Лондоне. А все думали: «А вы сами! Почему вы, чехи, не попытались сопротивляться!» Один из присутствовавших евреев Страны Израильской, кстати социалист, записал в своем дневнике: «Пришел Масарик и воздал англичанам страшную месть — в разговорах». А вопрос-то действительно непростой. Почему так долго не сопротивлялись Гитлеру? Почему все пятились перед ним, пока он не столкнулся с поляками? Самый простой ответ — боялись. Страх, подпитываемый воспоминаниями о «великой войне», как тогда называли Первую мировую, конечно, сыграл свою роль. Но мои наблюдения за израильтянами в аналогичной ситуации — после договора в Осло — говорят, что не все здесь сводится к трусости. Да и лондонцы, когда пришел грозный час, трусости особой не проявили. Скорее наоборот. По-моему, тут большую роль играет конформизм. Входит что-то в моду, и очень трудно становится с этим бороться. Когда возникла при царе российском мода на левые взгляды, люди рисковали многим, чтобы прочесть бездарнейший роман Чернышевского «Что делать?». Попробуйте почитайте его теперь.

Бывает, что страну начинает захлестывать мода на пацифизм. И речи людей, не потерявших головы, вроде Черчилля, становятся гласом вопиющего в пустыне. Только тяжелые удары тогда излечивают людей, если их вообще что-то может излечить. У нас в 90-е годы это было так. Наверно, так было и в Европе того периода. И не важно даже, страх ли, глупость ли двигали тогда (и в наше время) людьми, все это великолепно рационализировалось в демагогических заявлениях о том, как плохо угнетать другой народ, о необходимости решить проблему радикально, покончив с угнетением. И что необходимо сократить расходы на вооружение, увеличив на социальные нужды, — тоже любимая тема Чемберлена. Звучит красиво! Вообще, хороший был старичок. Только добра хотел людям…

Пора нам снова в Страну Израиля. Летом 1938 года, когда напряжение, вызванное судетским кризисом, нарастало, англичанам стало несколько не до нас. Попахивало войной. Английские войска, сконцентрированные к тому времени у нас, потребовались в других местах. Как на Ближнем Востоке в Египте, так и в Европе. И их стали туда переводить.

Арабы при этом, конечно, приободрились, и действия их приобрели характер более энергичный. Их неудача в борьбе за нефтепровод была исключением. В основном они тогда наступали. Ряд районов страны перешел под их полный контроль. Железная дорога оказалась совершенно парализована. В городах по приказу главарей восстания все арабы, как в старое доброе время, носили «куфию» — традиционный арабский головной убор, чтобы не отличаться от проникающих в город сельских жителей — повстанцев. В Яффо горожанам запрещено было пользоваться «еврейским электричеством», и город возвратился к временам свечей и керосиновых ламп, а в темноте террористам вольготнее. В начале осени повстанцы заняли все арабские кварталы Иерусалима, в том числе и большую часть Старого города. Разве что не взяли еврейский квартал. Арабский флаг гордо развевался над Дамасскими воротами прямо напротив здания английской администрации. На Тверию были совершены дерзкие и кровавые налеты, приведшие к большим жертвам среди евреев. Однако, как говорят, нет худа без добра. Недостаток британских войск побудил услышать призывы Вингейта о создании регулярных еврейских вооруженных сил. Вингейт подчеркивал, что «веет духом новой войны и Великобритания не сможет содержать значительные силы в этой стране. Необходимо будет использовать верных местных жителей для обороны страны, важной со стратегической точки зрения. Необходимо будет мобилизовать десятки тысяч еврейских солдат, а сотни из них подготовить так, чтобы они стали командирами». Пока что решили создать лишь один полк из 2000 человек. Для начала — обучить 100 человек, которые будут в полку сержантами. Финансировать это мероприятие предложили самим евреям. Они, конечно, согласились. И вот в сентябре 1938 года открылся рассчитанный на три недели курс еврейских сержантов, директором и старшим инструктором которого был назначен Вингейт. Небольшой срок подготовки объясняется тем, что люди уже имели некоторый боевой опыт. Затем, по плану, они должны были сами начать обучение солдат-евреев. Но за эти три недели многое переменилось: судетский кризис закончился миром. И большинство поверило, что войны не будет. Не стало нужды в крупной боевой еврейской части. Курсантам объявили, что сержантами им по окончании курсов не быть. Они должны вернуться в свои вспомогательные части, где служили раньше рядовыми под английским командованием. Вингейт сказал им на прощание: «Завтра вы поступаете в различные воинские части, на сей раз как солдаты, а не как сержанты. Это еще не означает, что мечта о создании боевых еврейских частей заброшена. Ее воплощение лишь отложено на время. Будем надеяться, что на краткое время».