Как я уже писал, к началу 1917 года масштаб действий в Танганьике сократился. Смэтс поехал на повышение в Лондон (и там стал нам помогать). Многие британцы были переведены в Египет, под командование Алленби. Среди них был и Майнерцхаген, который тоже стал нам результативно помогать, о чем и будет рассказано во второй сказке.

А теперь забежим вперед. В 1945 году трудно пришлось Леттов-Форбеку. Ему было 75 лет, в разгромленной Германии пенсий не платили, да и кто там в 1945 году помнил героев Первой мировой войны! Но его вспомнили за пределами Германии. Смэтс и Майнерцхаген не забыли своего доблестного врага и посылали ему посылки, спасая его от голода. Не перевелись еще рыцари в 1945 году!

В этой сказке речь пойдет о христианах-сионистах нееврейского происхождения. Что двигало ими? Понимание ли того, что только Израиль станет на Ближнем Востоке частью свободного мира и его опорой, а арабы будут перебегать на сторону тоталитарного врага? Еще Майнерцхаген[12] когда-то говорил об этом. Сознание ли того, что христиане очень виноваты перед евреями за века гонений и надо искупить вину, как утверждал Бальфур? Или глубокое религиозное чувство, которое привело сюда же Вингейта? Тут могли сочетаться разные мотивы. Но, как бы то ни было, эти люди нам очень помогли. И уж точно наемниками они не были, не деньги ими двигали.

1919 год был на Земле Израильской спокойным, а соседний Египет, например, ходуном ходил. На Земле Израильской это чувствовалось. По базарам и кофейням бродили мусульманские агитаторы, призывали к войне с «неверными». Но тем дело и кончилось. Мелкие инциденты изредка случались, но не было и намека на серьезные волнения, ибо стояли на Земле Израильской три еврейских полка, общей численностью в 5 тысяч человек. По тем временам — немало. Однако тогда, в 1919 году, это далеко не всеми учитывалось. Спокойствие воспринималось как нечто само собой разумеющееся. Людей занимали другие проблемы[13].

Надо признать, что английской военной администрации досталось от турок тяжелое наследство. Нищета повсюду была страшная. Не хватало ни еды, ни воды. Совсем не осталось деревьев: ротшильдовские эвкалиптовые леса вырубили турки на топливо для паровозов. Почти весь скот был турками реквизирован (и съеден). Турецких земельных архивов практически не существовало. В валютных делах царил полный хаос. Население изъяснялось на сорока языках[14]. В общем, даже для опытных английских администраторов управление такой страной было делом нелегким. А тут еще эти евреи лезут со своей чертовой Декларацией Бальфура, со своим ивритом, со своим гимном. Словом, стороны препирались, жаловались в Лондон, Париж, куда только не жаловались. И забыли при этом евреи о главном — о военном вопросе. Жаботинский, конечно, пристально следил за обстановкой. Он-то с самого начала полагал, что роль еврейских воинских частей не закончится с окончанием Первой мировой войны. Но не всякий умеет видеть далеко вперед. Война кончилась. Большинство солдат стремились вернуться домой. А те, кто мечтал остаться — а такие были среди «американцев», — хотели начинать строить свое еврейское государство. Это касалось и местного Палестинского полка. Один инцидент, только чудом не переросший в большую беду, усилил это желание.

Англичане хотели перебросить одну роту этого полка в Египет. Евреи отказались. Конечно, для этого у них были свои основания: не для того шли в армию, чтобы ссориться с египетскими националистами. Но это можно было счесть за бунт. А тогда уж точно заварилась бы крутая каша. К счастью, этого не случилось — и все благодаря полковнику Скотту[15], который, рискуя своим положением, выгородил еврейских солдат. Но было ясно, что подобное чудо еще раз не повторится, и случай этот усилил тягу к демобилизации. Летом 1919 года в Петах-Тикве состоялся съезд представителей палестинских и американских легионеров вместе с делегатами от рабочих. Жаботинский там выступил с речью. Он сказал, что ситуация опасная, тем более что арабы видят нелюбовь английской военной администрации к евреям и удерживает их только существование легиона. Но ему не верили (в первый, но не в последний раз). Старожилы говорили, что он, Жаботинский, — сам новичок на Земле Израильской, что они хорошо знают арабов и опасности нет. И демобилизация началась, тем более что в Египте ситуация более или менее стабилизировалась, как того и желали англичане. Так что казалось, наступила тишина. И к весне 1920 года из 5000 еврейских солдат осталось 400. Тут-то и начали сбываться предсказания Жаботинского…

Те, кто был уверен, что знает арабов как людей мирных и понимающих пользу от евреев, ошибались. Прежде всего, арабы просыпались политически. В то время это выражалось в сочувствии Фейсалу[16]. Мы еще поговорим об этом в дальнейшем, но сейчас важно другое: подстрекательские действия некоторых членов английской администрации. План был прост. Один хороший удар, и в Лондоне поймут, что Декларация Бальфура — глупость. И евреям это тоже станет ясно. И все будет закончено. А заявления арабов в поддержку Фейсала казались ерундой (а зря). Все это, конечно, делалось без лишнего шума. Непосредственно с арабскими главарями сносился начальник канцелярии иерусалимского губернатора полковник Уотерс-Тейлор. Я вообще-то избегаю упоминать антисемитов, но он стоит внимания. С начала 1920 года он обращался к арабам с призывом организовать серию антиеврейских беспорядков, чтобы убедить британское правительство в «непопулярности просионистской политики». Его начальник, генерал Стордс — губернатор Иерусалима, — был, по крайней мере, в общих чертах осведомлен об этой деятельности. Ни Уотерс-Тейлор, ни Стордс, конечно, не предполагали, что скоро все станет известно и широкой публике. Но нет ничего тайного, что не стало бы явным. А случилось вот что.

Как я уже писал в предыдущей сказке, еще в 1919 году удалось убрать трех уж слишком явных антисемитов из английской военной администрации. И на место одного из них был назначен полковник Майнерцхаген. Его должность теперь называлась «политический секретарь». Мы с ним уже встречались в первой сказке. Во время Первой мировой войны он был начальником разведки у генерала Алленби и другом теперь уже покойного Аарона Ааронсона (из «Нили»). А еще — христианским сионистом. В принципе его нынешняя должность казалась безобидной. Но он был разведчиком и искусства этого не забыл. Организовал свою, формально ведомственную, а фактически — личную агентуру. И узнал много такого, чего другу евреев — а он не скрывал своих сионистских убеждений — знать было не положено. Это была подводная часть айсберга. Ее до поры до времени удавалось скрыть от евреев. Но саму подстрекательскую кампанию скрыть было нельзя. Стало ясно: обстановка накаляется и арабы считают, что английские власти тоже против евреев (и это оказалось правдой). А так как от петиций толка не было, то в марте 1920 года Жаботинский, Рутенберг, Вейцман и Усышкин собрались на совещание и решили организовать самооборону (на иврите — «Хагана»). Так родилась эта знаменитая в дальнейшем организация. По предложению Рутенберга во главе всего дела встал Жаботинский.