Юзеф стал видным польским социалистом. Выпускал нелегальную газету «Работник», держал связь с русскими товарищами. И мало кто понимал, что все это для него — продолжение старой польской политики: против русского царя хоть с самим дьяволом. Пока что других союзников, кроме революционеров, видно не было. Таким же прагматичным было и его отношение к евреям. Он нас не любил, но и не травил (уже хорошо!). Раз уж есть евреи, пусть будет от них благо, а не вред Польше. Нечего евреев превращать во врагов. Во врагах у Польши недостатка не отмечается. (А его дочери со временем покажут в еврейском вопросе примеры благородства.) В самом начале XX века (начало 1900 года) его и жену взяли с «поличным» — власти накрыли подпольную типографию «Работник». За него теперь уж взялись по-настоящему (жену скоро отпустили). Сидел он в 10-м павильоне Варшавской цитадели. Место это памятно поколениям польских революционеров. Побег оттуда считался невозможным. Обычно делали так: старались добиться перевода в больницу, а уж оттуда бежать. Прием этот использовали часто и до, и после Пилсудского. Пилсудский симулировал помешательство (была в начале века у революционеров такая мода). Своего он добился — отправили на экспертизу в Петербург. Конечно, в закрытое отделение, но все-таки это был не 10-й павильон Варшавской цитадели. Там нашелся и врач-поляк. Он принес одежду, и в один прекрасный день переодевшийся в гражданский костюм Пилсудский покинул больницу под видом уходящего посетителя. А уж дальше его опекали петербургские товарищи, с которыми он был знаком по революционному подполью. В конце концов он сумел уехать в Лондон.

Меж тем на горизонте появился новый возможный союзник, то есть новый враг России — Япония. Пилсудский вступает в контакт в японской разведкой и мечтает о создании польской национальной части из военнопленных-поляков в составе японской армии. До этого дело тогда не дошло, но денежную помощь японцы ему оказали. Они не прогадали. Разгоравшийся в Российской империи в 1905 году революционный кризис был им очень на руку. В революции 1905–1907 годов Пилсудский участвовал активно. Он возглавлял наиболее радикальное крыло польских социалистов. Самым громким его делом стал успешный, но кровавый налет возглавляемого им небольшого отряда на поезд, перевозивший деньги. Сегодня сказали бы — терроризм.

Пока что все типично — человек, сделавший ненависть к России своей судьбой и профессией. Бесспорно, смелый. Их много было среди поляков. Но этот был еще и умный. Поражение первой русской революции заставило его начать поиски новых союзников. И не традиционных. До сих пор в лице Германии и Австро-Венгрии видели польские националисты врагов — участников раздела Польши. Но в начале XX века отношения этих стран с Россией стали уже достаточно плохими. Австро-Германский союз противостоял Франко-Российскому (чуть позже — Англо-Франко-Российскому). И все больше пахло большой войной в Европе. Тут и мог возникнуть шанс для Польши. Австро-Венгрия нравилась Пилсудскому больше Германии. Во-первых, католическая страна (а он уже начал понимать, что это важно для поляков). Во-вторых и главных, в Вене уже отказались от планов «онемечить» восточные окраины. Так что поляки в австрийской Галиции (Львов и Краков) чувствовали себя относительно свободно. Официально у них не было той широкой автономии, что была у венгров. Но фактически — она существовала. Итак, Пилсудский решил попытать счастья в Австро-Венгрии, и расчет на сей раз оказался верным. Я уже писал, что в немецких столицах издавна привечали русских революционеров На сей раз прикормили польского. И уж он-то был не Гапон! Оставим его пока в Австро-Венгрии. Мы его еще встретим.

Вернемся к нашим еврейским делам. Теперь время поговорить о сионистах-социалистах. Смерть Герцля в 1904 году означала для них падение всяческих преград. Тогдашние социалисты мечтали перестроить мир и тишину презирали. «Так молния, словно пылающий меч, проходит тропою грома!» Тогдашних левых мещанин, мирный обыватель, пугался. Тут любопытно вот что: в начале, когда социалистический сионизм только появился, Вейцман считал его «чумой». И это несмотря на то, что социалисты разделяли его антирелигиозные взгляды. Но с годами, после смерти Герцля, Вейцман сбавил тон. Потихоньку-помаленьку, несмотря на все яростные столкновения, он начал сближаться с социалистами-сионистами. К 30-м годам он, тогда очень видная фигура, уже разделял многие их воззрения, хотя настоящим социалистом все-таки не стал.

Эволюция Жаботинского была прямо противоположной. В начале XX века он защищал «Поалей-Цион» от «мещанских элементов в сионистском движении» — выражение Жаботинского. Указывал, что это большой успех, что еврейский пролетариат, который был раньше против еврейского государства, теперь становится частью сионистского движения, что пролетариат нужно всячески поддерживать. А в 20-е годы его назовут «врагом рабочих», ибо он будет против диктатуры пролетариата в Земле Израильской. Но все это далеко впереди, за хронологическими рамками биографии Трумпельдора. Трумпельдор погиб в 1920 году.

Я не случайно рассказал о Пилсудском. И не случайно сходство отдельных фактов в биографиях его и Рутенберга — оно прослеживается и дальше. Ибо, конечно, угнетенные нации давали относительно больше людей в революционные партии. Революционеры хотели перевернуть мир. «Кто был ничем, тот станет всем». Для угнетенных наций, которые были «ничем», это безоговорочно подходило. Где у этих людей кончались благородные интернациональные мечты и начинался циничный националистический расчет (который и привел их к успеху)? Я думаю, люди типа Пилсудского и Рутенберга сами не всегда это понимали. Одно в другое могло переходить плавно, могло и скачком (как у Бернарда Лазара — см. гл. 10). Для меня сейчас важно, что в социалисты тогда шли люди незаурядные, с горячим сердцем. Такова была «маска времени». Потому из них и состоял какое-то время авангард сионизма. В. И. Ленин в те годы жаловался, что марксизм стал столь модным, что проникает и в движения, по сути своей антимарксистские. В сионизм марксизм действительно проник. Что ж, евреи болеют всеми человеческими болезнями. Но тут надо сказать, касаемо нашего сходства с другими, еще вот что. Всякое глобальное движение, распространяясь, теряет свой единый характер (христианство, марксизм). Его формально воспринимают очень многие, но начинают переделывать на свой лад, приспосабливая к условиям и потребностям своей группы или нации. Явление это до Первой мировой войны получило название «австромарксизм», ибо широко проявилось в многонациональной Австро-Венгрии. (В 1899 году австро-венгерская социал-демократическая партия распалась на шесть независимых национальных социал-демократических партий. С тех пор слово «австромарксизм» стало нарицательным для обозначения «немонолитных» общественных движений.) Люди далеко не всегда понимают только что изложенную истину. Им очень часто кажется, что только их направление в марксизме (или христианстве) истинно, остальное — искажение. Когда ленинский вариант марксизма, «большевизм», или «коммунизм», победил на время и широко распространился, с ним случилось то же самое — распад на течения. Коммунизм советский, китайский, югославский, еврокоммунизм. Но мы говорим сейчас о сионизме, где, по мере роста «вширь», стали возникать фракции. Это было неизбежно. Социалисты-сионисты считали свое направление единственно верным. И не только они.

После поражения революции 1905 года мрачно стало в России, но относительно спокойно. Затихли оба вопля: «Бей жидов — спасай Россию» и «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Царизм устоял. Евреи ничего не получили. Если на крупных предприятиях в больших городах рабочим и стало получше — теперь их побаивались, то ведь евреи там почти не работали. А «черта оседлости», процентная норма — все это осталось без изменений. Мрачно, впрочем, было не только на еврейской улице. Во всей империи, несмотря на появившиеся зачатки парламентаризма — Думу, было мрачно, — казалось, монархия незыблема, простоит еще века (как простояла уже 300 лет). Даже мода на самоубийства пошла у молодежи (такое случается не так уж редко).