Наша бабушка говорила, что, когда Илья был маленьким, она была уверена, что он станет писателем. К такому выводу она, видимо, пришла, слушая бесконечные истории, которые маленький Илья рассказывал всем, готовым его слушать. Одна из первых, сохраненная в семейных преданиях, начиналась так: «Жила-была грузовая машина. Однажды она отправилась в лес…»

Со временем истории, рассказываемые Ильей, стали уже не выдуманными: с малых лет он всерьез увлекся историей и поглощал немыслимое количество исторического чтива. Однако «сказочная яркость» осталась и в его исторических рассказах: так мог бы рассказывать участник событий или, по крайней мере, их очевидец. Бабушка, впрочем, ошибалась: писать Илью совсем не тянуло, а вот рассказывать… Рассказы Ильи или, как он их сам называл, «сказки» (видимо, дословно переводя с идиша выражение «бобе майсес», нередко употребляемое родителями в таком, например, контексте: «ну вот, опять Илья пошел рассказывать свои бобе майсес») нравились всем, кому доводилось их слушать. Периодически он читал там и сям исторические лекции, пользовавшиеся неизменным успехом, даже несмотря на несколько нетрадиционный вид самого лектора.

И вот я решил уговорить Илью записать и опубликовать «что-либо интересное». Мой ангел-хранитель, видимо, на мгновение отвернулся в этот момент, ибо реализация этой логичной на первый взгляд идеи стоила мне (и не только мне) немало седых волос. Самым легким оказался процесс написания будущей книги: Илья просто садился, когда у него было время, и писал. Думать, сверять историческую информацию, переписывать по нескольку раз параграфы и главы было ему совсем не нужно: оставалось только перенести на бумагу уже сложенный рассказ — «минута — и стихи свободно потекут». Зато, что с этим текстом потом нужно делать, было совершенно не ясно. Он определенно не отвечал «законам письменного произведения». Кроме того, оказалось, что этот текст практически невозможно «подправить». Хотя на первый взгляд он производил впечатление довольно аморфного, локальные и даже не очень локальные «коррекции» делали его только хуже. Скоро стало ясно, что на самом деле он обладает специфической структурой и надо либо его целиком выбросить и написать совсем другую книгу на «базе охваченного исторического материала», либо более или менее ограничиться расстановкой запятых. Причина этого проста: то, что написал Илья, не есть письменное произведение. Это записанный устный рассказ. Мне трудно сказать, насколько приемлемой для читателя, лично не знакомого с автором, будет подобная форма повествования. Оценит ли он своеобразный юмор автора, «субъективность изложения», некоторую «нелитературность» языка. Единственный совет, который я бы хотел дать этому воображаемому читателю: постарайтесь услышать, и голос автора зазвучит с этих страниц, как звучит он для его друзей — дома или на улочках Иерусалима, где любит неторопливо прогуливаться Илья, крутя свой неизменный прутик.

1828 год… Отсюда начинается долгая глава еврейской истории: «Евреи в русской армии». Правда, у этой главы было предисловие — говорят, еще Потемкин хотел завести еврейские полки, но не вышло. Вообще, тут много неясного, но мы сейчас о другом.

Николай I перешел от слов к делу, и при нем евреи должны были служить не в отдельных полках, а вместе со всеми. Это значило, что ни о какой кошерной пище и ни о чем подобном думать не приходилось, а служили тогда двадцать пять лет. Кроме всего прочего, евреи изначально должны были поставлять почти в три раза больше рекрутов относительно численности населения, чем христиане: 10 на 1000 мужчин в год, а христиане — 7 на 2000. Конечно, евреи пришли в ужас, но это были еще цветочки — ягодки были впереди.

Уход в армию рассматривался тогда близкими, даже в христианских семьях, почти как смерть. Если человек и возвращался через двадцать пять лет, то возвращался уже в иной мир, в иную среду. (Речь, понятно, идет только о солдатах.)

Вообще-то в XIX веке и до царствования Николая евреи-солдаты появились всюду, но их призывали в такой же пропорции, что и всех, и введение воинской повинности для евреев сопровождалось объявлением их равноправия. В николаевской России ничего подобного не было.

А пока напоминаю, что после присоединения к России в результате Наполеоновских войн большей части Польши (и вообще всего, что когда-то гордо называлось «Речь Посполитая») русский царь стал повелителем почти всех евреев Европы. Царствование Николая I оказалось черной страницей еврейской истории. И чем дальше, тем хуже становилось, а правил он лет тридцать. Вскоре стали брать еще больше рекрутов. Дело в том, что кагалы не могли уплатить налоги. (Кагал — крупная еврейская община, скажем, к примеру, Вильно. Вокруг кагала группировались «прикагалки» — общины малых местечек). Кагалы и были ответственны перед властями за поставку рекрутов и сбор налогов, притом видные люди кагала отвечали за это буквально головой (почти как юденраты в гитлеровских гетто.) Евреи платили налоги выше в два с лишним раза, нежели христиане, а местечки уже тогда были бедны. Уплатить налоги часто не могли, возникали недоимки, их надо было на следующий год возвращать с процентами. Ситуация складывалась безвыходная, и царь разрешил забирать в армию людей в счет недоимок (сверх тех, что полагалось выставить). Вместо 1000 рублей — взрослого молодого человека, вместо 500 рублей — ребенка. Официально считалось, что детей берут с двенадцати лет, но на практике брали и младше возрастом, притом охотно. С другой стороны, состоятельные люди могли официально откупиться. Надо было прийти в «военкомат» (говоря теперешним языком) и приобрести «зачетную квитанцию» — документ, освобождавший их ребенка от рекрутской повинности. Покупали зачетные квитанции отнюдь не только евреи, а все, кто мог. Удовольствие было дорогое, особенно когда сыновей было несколько — на каждого приходилось эту квитанцию покупать. Но что не сделаешь для ребенка? Для нас важно, что эти люди (с «квитанцией») не засчитывались кагалу. То есть общее число рекрутов, которых надо было поставить, не уменьшалось, а количество людей, подлежащих призыву, уменьшалось. Так что иной раз детей бедняков сдавали даже не вместо недоимок, а просто потому, что не хватало взрослых парней. И стон стоял над еврейскими местечками при каждом рекрутском наборе. Брали детей, и никакого противодействия евреи оказать, конечно, не могли. Для начала сдали в солдаты всех «антисоциальных», даже тихих сумасшедших («подмазывая», если надо, приемную комиссию). Но таких ведь немного. А рекруты требовались каждый год, и евреи начали воровать людей друг у друга, чтобы сдать «чужих» евреев в своем кагале и тем самым уменьшить число «своих», подлежащих призыву. На службе у кагалов появились люди, тоже евреи, которых называли «ловцами» или «хаперами» (от глагола «хапать»). И они «хапали» «чужих» евреев. В книге «Берко-кантонист», которую мы читали в детстве, это описано.