Пару раз случалось, что она становилась свидетельницей моей странной прострации, когда я почти на ровном месте проваливался в себя, в свои мысли. Я думал, что такого со мной больше не будет. Но ошибся.
И ошибся очень жестоко. Потому что кроме сраного театра с его гранитными ступенями и огромными колоннами я вижу рекламные плакаты с анонсом нового спектакля.
Не помню за собой галлюцинаций даже когда лежал в больнице, а голова от любого резкого движения тут же пускалась в веселый пляс. У меня были шумы в голове, были тягомотные настырные сны, что повторялись из раза в раз, но по пробуждении тут же улетучивались из памяти. Но я никогда не видел того, чего нет на самом деле.
До сегодняшнего вечера.
Потому что на одной из афиш вижу лицо Веры.
— Минутку… - говорю Лере и все же заставляю себя подняться по каменным лестницам.
Ближе и ближе, но наваждение не исчезает.
Тру глаза, несколько раз сильно смыкаю веки – без изменений.
Вера все равно смотрит на меня с долбанной афиши. Она не улыбается, лицо сосредоточенное и даже несколько отрешенное, но это точно она. Я не настолько еще поехал крышей, чтобы не узнать женщину, с которой хотел связать свою судьбу.
Или настолько?
Вот только если настолько, то почему рядом с ее фотографией написано «Вера Корецкая»?
Что это вообще за хуйня?
Я пропускаю тот момент, когда в голове что-то щелкает – и меня ведет в сторону. Едва-едва успеваю сгруппироваться и хотя бы сделать вид, что устоял на ногах. Танец при этом исполнил, наверное, очень занятный.
— Максим! – подхватывает меня под руку Валерия. – Я вызову скорую.
— Не надо, все хорошо.
Дышать, просто дышать. Это просто единичный приступ из прошлого.
Прохладный влажный воздух заполняет грудную клетку и будто бы выталкивает из головы всю ту муть, что успела там накопиться.
Еще раз окинуть взглядом афишу: все же не привиделось.
Ладно, сказок и чудес в этом мире я еще не встречал, хотя повидал многое. Есть только один способ понять, что за херь я сейчас увидел, и что мне с ней делать.
До представления еще несколько дней – и мне с огромным трудом, но удается урвать себе билет в один из первых рядов. Через перекупщиков, но плевать, я готов заплатить вообще любые деньги.
Лере я, само собой, ничего не говорю. И это впервые за все время нашего знакомства, когда откровенной ей лгу. Даже не пытаюсь оправдать себя перед самим же собой, я тупо не хочу, чтобы жена была рядом, когда я увижу… Веру. Понимание этого все еще не укладывается в голове. Я готов поверить в любую подставу, вплоть до ее сестры-близнеца, ошибки на афише или какой-нибудь хрени от коллектива театра в ее память. И все эти варианты кажутся куда более реальными, чем тот, что напрашивается сам собой: меня жестоко и без вазелина выебли во все щели.
Особенно очевидно это становится после того, как залезаю на страницу Олега в инсте. Сто лет тут не был.
Последних два поста посвящены Вере. Ее грандиозному возвращению на сцену, героическому пути после реабилитации и ебаной гордости за нее Олега. На фотографиях Вера сосредоточена и, по всей видимости, полностью сконцентрирована на репетиции. Фотографировали же явно из зала.
Я правильно понимаю, что Олег меня наебал, когда вручил сверток с новорожденным Волчонком? А я схавал. Проглотил полным ртом и даже облизал то, что стекало по губам и подбородку. А голову включить забыл. Почему я даже не попытался найти ее могилу? Почему не узнал всех подробностей ее смерти?
А как ей живется без собственного ребенка?
Волчонок наш с ней – в этом никаких сомнений.
Она не могла не знать, что беременна и что родила. Ну, не бывает же так.
«Вера, привет, как дела? Хорошо выглядишь для мертвой, а я тут нашего с тобой ребенка воспитываю… точно нашего, мне его сам Олег принес… а еще он – вылитая моя копия, но глаза у него твои…»
Так мне ей сказать?
Нет-нет-нет, если Олег поимел меня, то и ее обмануть тоже мог. Пиздец многоходовка, конечно, но сейчас она вообще не кажется чем-то нереальным.
Перед представлением волнуюсь, как никогда в жизни. Чувствую, как бешено колотится в груди сердце, как душно в стягивающем горло воротнике рубашки, как полосуют по нервам противные звуки настраиваемых в оркестровой яме инструментов.
У меня с собой букет цветов. Небольшой, но очень красивый. Не знаю, зачем купил. Поддался какому-то странному порыву и не стал обрубать его. А теперь сжимаю в мокрых от пота руках. Да я весь взмок, как мышь.
Когда до начала представления остается минут десять у первого ряда появляется Олег. Его сложно не заметить: как всегда ярок и идеален, как всегда, лучится обаятельнейшей улыбкой, от которой начинают течь все представительницы женского пола вокруг, независимо от возраста. А возможно немного и мужского.
А еще у него с собой огромный букет. Раза в четыре больше моего. Настоящая клумба в половину человеческого роста, которую за ним тащит телохранитель.
Наверное, в глубине души я все же думал, что все это какая-то подстава. Не знаю, как бы тогда отреагировал. Возможно, выдохнул с облегчением и подумал, что не сошел с ума - и Олег не настолько опустился, чтобы сплести подобную паутину лжи. Но теперь, с его появлением, сомнений больше нет.
И я лишь считаю мгновения до момента, когда Вера появится на сцене.
При первых звуках музыки, при первых лучах прожекторов она поднимается над полом из темноты и мрака. Как будто и вправду восстает из мертвых.
У меня натурально все внутри сжимается, а сердце внезапно пропускает несколько ударов. Это она! Никаких сомнений, никаких вариантов. Даже сосредоточенная на образе, даже под косметикой – это все равно моя Планетка… не моя. Уже давно не моя.
Внезапная догадка прошибает насквозь: а если вдруг она знала о визите Олега ко мне, если знала о том свертке, что он оставил на моих руках? Чушь, жесть, но… как вариант остаться рядом с ним и избавиться от ребенка от человека, который уехал и не вернулся.
Не верю в это.
Не верю, что Вера могла добровольно отказаться от собственного ребенка.
Даже под нажимом Олега.
До конца представления сижу, как на иголках.
С одной стороны, мне действительно нравится наблюдать за Верой. Она абсолютно комфортно и уверенно чувствует себя на сцене, нет ни намека на былую травму, она даже не танцует – она порхает, едва касаясь сцены ногами. А еще – она живет. Ее эмоции искрятся и буквально окутывают зал, вторя течению музыкального сопровождения. Это ее стихия. Это ее вселенная.
С другой стороны, меня распирает от желания встретиться с ней взглядами. Понимаю, что сделать это будет очень непросто, вряд ли Олег останется сидеть в кресле в ожидании, пока все прочие надарятся ей цветов. Наверняка будет самым первым, самым важным.
Когда все заканчивается – и танцоры выходят на поклон, зал рукоплещет. И я знаю, что большая часть всех этих оваций принадлежит Венере. Она была сегодня звездой. И у меня снова щемит в груди, что не я буду поздравлять ее с таким успехом. Но поговорить с ней я все равно попытаюсь.
Пока к сцене тащат гигатонны цветов, вылезаю со своего ряда и жмусь возле сцены. Меня не видно, да и все кругом заняты совсем иными делами. Улучив момент, когда у одного из выходов за сцену никто не маячит, одним движением запрыгиваю на нее и прячусь за кулисами.
Хреново, конечно, для владельца охранной фирмы. Но зато в следующий раз можно предложить им услуги своей фирмы, чтобы впредь избежать подобных эксцессов.
Главное теперь, чтобы после поклонов Венера пошла в мою сторону. А то придется искать ее в глубине этого муравейника. Но она стоит ближе именно к моей стороне. Так что шансы есть.
Когда она поворачивается и смотрит сначала в мою сторону, затем в другую, я перестаю дышать. Но когда делает шаг ко мне, снова ощущают бешеное сердцебиение.
Грациозно, снова почти не касаясь пола, преодолевает разделяющее нас расстояние. Нет, разумеется, она не может меня видеть. Я в плотной тени. И выступаю перед ней ровно за мгновение, пока она не проскользнула мимо.
