Домой возвращаюсь рано вечером.

Раньше мог притащиться только под ночь, немного поспать и утром снова рвать в офис или на объект. Сейчас дел больше, заказов больше, но времени на то, чтобы все проконтролировать и поддержать в работоспособном состоянии, нужно меньше. Бизнес понемногу встает на рельсы, рядом есть люди, которым можно делегировать часть полномочий.

И я, как оказалось, совершенно не из тех людей, которые готовы положить жизнь ради очередной пачки хрустящих денежных бумажек. Да, было время, когда я в том числе в работе спасался, загружал голову, решал проблемы, планировал и реализовывал. Так было нужно, чтобы суметь идти дальше. Так было нужно, что гарантировано обеспечить самого дорогого мне в мире человека, если со мной вдруг что-то случится. Но именно к нему я всегда старался возвратиться, чтобы провести вместе хотя бы несколько минут. И плевать если для этого надо было нестись через весь город.

Квартира у меня та же и там же. Поначалу думал избавиться, купить другую. Слишком много воспоминаний было с ней связано, слишком многое напоминало о Вере. Да только в какой-то момент понял, что все основное сконцентрировано не во вне, а во мне самом, в моей голове и памяти. Я могу избавиться от квартиры, могу сменить район, но голову я не сменю. Забыть ее все равно не смогу, даже если перееду жить на другой конец географии. Тогда зачем?

Сначала возвращаться сюда было сложно. Иногда затаскивал себя через порог чуть ли не за шиворот. А потом как-то сгладилось, привыклось. В общем, теперь ноги сами несут. Потому что здесь ждут. И это просто охрененное чувство!

Открываю стальную дверь в подъезд и бегом поднимаюсь по лестнице. Пока иду к входной двери, достаю ключи. Почему-то не люблю звонить, люблю вот так, собственной рукой, как хозяин, а не гость. Хоть и звучит очень по-глупому.

Проворачиваю ключ – и слышу за дверью пронзительный визг.

Не могу скрыть улыбку до самых ушей.

— Так, а что случилось?

Переступаю порог и тут же опускаюсь на корточки, ловлю и поднимаю перед собой сына.

Мой Волчонок уже одет, осталось только накинуть курточку и обувку – на улице довольно прохладно, но прогулка есть прогулка, не увильнуть.

— Папа, - очень внятно произносит сын и тянет ко мне руки.

Прижимаю его к себе.

И это ощущение теплого податливого тела, в котором нет ни капли наигранности и притворства, не сравнимо ни с чем. Вовка – мой сын, мой Волчонок. Все, что я делаю, я делаю ради него.

— Я предлагала погулять раньше, но он как узнал, что ты едешь – наотрез отказался, - с напускной обидой говорит Валерия. – Уселся на пороге и ни в какую одеваться. Только когда сказала, что ты расстроишься, если приедешь, а он еще не будет готов гулять, то согласился.

— Ай-ай-ай, - на всякий случай проверю, не вспотел ли сын. – А кто у нас не слушается?

Вместо ответа Волчонок просто сильнее прячется у меня на плече.

Это и смешно, и одновременно чертовски приятно.

— Так мы идем? – шепчу ему на ухо. – Я там та-а-а-акую лужу видел…

— Эй, никаких луж, - строго говорит Валерия.

Но сын уже услышал главное – и его огромные зеленые глаза уже предвкушают бурю, шторм и корабельное побоище в одном флаконе.

А меня уже почти привычно стопорит из-за этого взгляда, из-за этих глаз. Потому что нам не нужен никакой тест ДНК, чтобы понять: Волчонок стопроцентно мой сын. Для этого достаточно просто подойти с ним к зеркалу. Но его глаза – это ее глаза, это глаза моей Планетки. И иногда мне даже кажется, что через него она смотрит на меня откуда-то с другой стороны, откуда-то из бесконечной дали.

Я никогда не был романтиком. Наоборот, для меня все эти игры в ухаживания, розовые пони и трепетные вздохи на двоих казались чем-то детским, наивным, ненужным. Зачем держать женщину за руку если можно держать ее за задницу?

Но теперь я хочу, чтобы глупая романтика имела под собой хоть самый минимум надежды. Надежды на то, что Вера нас видит, что продолжает наблюдать за нами.

— Вы долго? – спрашивает Валерия. – Как там погода?

— Был дождь, но сейчас кончился. Немного прохладно. Мы на полчасика, не больше.

— Хорошо, через полчаса я соберу на стол.

Она подходит ко мне и чуть приподнимается на носочках, а я обнимаю ее и целую в губы. Почти обычная счастливая семья, почти образцовые родители, если бы не небольшие тонкости, о которых никто за пределами этих стен не знает. И не узнает никогда.

На улицу мой Волчонок выбегает, как только я открываю подъездную дверь. Не знаю ни одного ребенка, который не любил бы ходить по лужам. Так а если такая простая ерунда приносит столько радости, зачем ее запрещать? Можно ведь просто нормально одеться. А еще можно с собой вынести что-то такое, с чем будет еще веселее. Например, пару пластмассовых осьминогов. Ну, по крайней мере, я думаю, что это осьминоги, а не зародыши Ктулху. В любом случае, кем бы они ни были, их можно замечательно топить и с веселыми брызгами сталкивать друг с другом. Руками мы, конечно, в воду не лезем, но вполне хватает и тех волн, что поднимаем ногами.

Ну да, я тоже принимаю посильное участие, и для этого у меня даже есть высокие резиновые сапоги. В жизни такие не носил… и вот – дорос.

А если серьезно, то о «дорос» говорить приходится с большой натяжкой. Я очень стараюсь быть хорошим отцом, но при всем при этом отлично понимаю, что моих знаний в этой области настолько мало, что просто беда. И – да, сейчас я знаю и умею куда больше, чем в тот день, когда впервые держал своего Волчонка на руках. Тогда я не знал вообще ничего. Но и сейчас понимаю, что мне еще учиться и учиться. Наверное, не один год. Пока он растет, мне придется учиться, вплоть до, о ужас, чтения специализированной литератору по психологии.

Любовь к своему ребенку – это одно. Но правильно понимать его, правильно реагировать на его запросы и проблемы, правильно раскрыть для него мир – это целая наука. По крайней мере, для меня.

Но один бы я все равно не справился, а потому у меня есть… теперь уже жена.

С Валерией я познакомился по объявлению, которое разместил в сети. Мне нужна была няня для моего Волчонка. И она пришла на собеседование. До нее у меня уже пытались работать две женщины, но качество их услуг меня совершенно не устроило. Понятное дело, что ожидать от чужого человека какой-то особенной теплоты или ответственности – дело такое, сомнительное. И все же.

Мы с Валерией договорились – и она начала работать. Как я выяснил сразу, своих детей у нее не было и быть не могло по какой-то женской проблеме. Но при этом она долгое время проработала воспитательницей в детском саду.

И она действительно очень помогла. Буквально выручала, когда первые месяцы я дневал и ночевал на работе. Кроме того, так как ни мужа, ни парня у нее не было, то Валерия могла оставаться у меня чуть ли не сутками. Сначала даже неловко было ее просить, потом как-то привыклось, притерлось, и со временем вопрос о том, до какого времени она остается, просто исчез с повестки дня. Ну и кроме того, я с лихвой оплачивал все ее неудобства.

Кроме того, первое время я следил за ней по скрытым камерам, которые разбросал по квартире. Некрасиво? Возможно. Зато через пару недель точно и в полной мере знал, какому человеку доверил своего ребенка. Ответственному, спокойному и дружелюбному. Даже сейчас, спустя почти два года, я до сих пор не в курсе, умеет ли она в принципе повышать голос.

И мы все трое очень сработались, если так можно сказать.

А потом… мы не влюбились друг в друга. Нет. По крайней мере, с моей стороны кроме чувства тепла и благодарности к ней ничего не было и никогда не будет. А вот с ее стороны что-то появилось. И я это видел.

Она правда хорошая. Не жгучая красотка, но с ней мой дом стал уютным. С ней я сам стал как будто более мягким.

Как оказалось, очень важно иметь за спиной крепкий тыл. Когда ты въебываешь на работе, но возвращаешься домой и знаешь, что там все хорошо, потому что об этом есть кому позаботиться.