И с выкидышем.
Оглядываюсь, убеждаюсь, что отошла достаточно далеко от дома, провожу ладонью по низу живота, но быстро себя одергиваю и возвращаюсь.
Захожу внутрь теплой кухни, где - слава богу! - приятно пахнет чаем с бергамотом и лимоном. Марина как раз выставляет на винтажный поднос красивые чашки из фарфорового сервиза. Вчера весь вечер рассказывала, что это наследство бабушки Алексея, и тыкала пальцем в клейма мастера на обратно стороне.
— Можно? - Я протягиваю руки к чашке, которую она собиралась ставит последней.
Марина улыбается, наливает в нее чай из заварника с витиеватой крышечкой из того же набора. Ставит передо мной и подвигает ближе корзинку с профитролями. После небольших колебаний беру один, откусываю и с радостью чувствую незамутненную тошнотой сливочно-кокосовую начинку.
— Очень вкусно, - хвалю Марину. - Спасибо большое.
— Это из ресторана, - легко и небрежно признается она. - Я только в микроволновку запихнула на минуту, чтобы казались теплыми. Готовить я умею только чай.
— Чай тоже ничего, - пытаюсь выглядеть дружелюбной.
— Я бы тоже от него свалила, если бы узнала, что он таскается с той драной шлюхой.
Марина так резко меняет тему разговора, что мне нужно время сообразить - это она уже не о выпечке и заварных пирожных, а о моем муже.
— Видела их вместе, - даже не пытаясь понизить голос, продолжает Марина, хотя я даже отсюда слышу чьи-то шаги в коридоре. - Хотя, конечно, она в шикарных тряпках и на руке «гвоздь», но, как говорится, можно вывезти бабу из колхоза, но колхоз из бабы вывезти невозможно.
— Я не очень понимаю… - Мне тяжело изображать растерянность, особенно после недавней встречи с Ритой. После ее откровений никакая правда Марины уже не может звучать шокирующе.
Видимо, у меня получается удачно, раз Марина смотрит на меня с откровенной жалостью. Но все-таки расшифровывает:
— Он с Викторией таскается. Бывшей бабой Макса. Кстати, - она задумчиво откусывает край пирожного, морщится и кладет его рядом на стол, - странно, что его нет. Обычно Олег всегда приглашает его на такие посиделки. И так скука смертная, так еще и не на чей симпатичный зад попялиться.
С момента приезда сюда я только то и делала, что каждую секунду тренировала характер и давила желание показать им всем, как они мне омерзительны и противны, потому что эти люди целиком и полностью из мира Олега. В моей реальности с нормальными, пусть и странными проявлениями любви и радости такие бы просто не выжили.
Но слова Марины буквально за секунду превращают мои мысли в вязкое, скользкое месиво из злости, паники, боли и воспоминаний о ежедневных кошмарах, в которых Меркурий возвращается в мою жизнь… в цинковом гробу обугленным, бесформенным, абсолютно не похожим на останки человеческого тела куском мяса.
— Я ничего не знала, - говорю сквозь нервно сжатые губы еле способным шевелиться языком.
— Да ладно. - Марина вполне искренне вытаращивает глаза, а потом, как будто ее вдруг заели угрызения совести, еще ближе подталкивает тарелку с профитролями.
Замечаю, что у нее подрагивают пальцы, когда ни с того ни с сего наваливает себе в чашку несколько ложек сахара с горкой, размешивает так старательно, что ложка беспощадно гремит о стенки винтажной чашки, а чай расплескивается на блюдце.
— Ты что, правда ничего не знаешь? - Она продолжает искать оправдание своей болтливости вместо того, чтобы хотя бы попытаться извиниться или, на крайний случай, увести разговор в безопасное русло. - Все знают, что Олег… он… ну…
— Заводит любовниц? - предлагаю свою версию названия тому, что Марина никак не может произнести вслух.
— Ага, - неловко соглашается она и снова громыхает чайной ложкой.
В конце концов, этот звук так меня утомляет, что я усилием воли перехватываю ее руку и заставляю положить проклятую ложку на край стола.
— Слушай, я правда думала, что ты в курсе. Это же у них типа норма - иногда заводить свежих девок и жарить их для тонуса и здоровья.
Она нарочно говорит обобщенно, чтобы гнусное поведение Олега казалось не таким уж и гнусным на фоне общей температуры по больнице. Типа, если все его друзья ходят «налево», измена автоматически превращается в такое же обыденное событие, как посещение спортзала и бильярдной.
— Но Виктория… - Марина снова выпучивает глаза. Несмотря на то, что уже и так наболтала лишнего, ей все равно зудит покопаться в чужом грязном белье. Как будто их с Машей мужьям автоматически прощаются их загулы с эскортницами или клубными «давалками», а вот поступок Олега - настоящая жесть. - Слушай, на твоем месте…
— … но ты не на моем месте, - перебиваю я и подчеркнуто холодно насыпаю ей в чашку еще пару ложек сахара. Наверное, теперь этот концентрат можно смело использовать вместо бетона для кладки кирпичей. - Или претендуешь?
Я рассчитываю увидеть, как она подавится заварным пирожным, но этого не происходит. Вместо того, чтобы сказать все, что обо мне думает, Марина сначала долго и пристально на меня смотрит, а потом усмехается. Я не могу знать, о чем она думает, но выглядит как кошка, которую поймали за кражей сметаны и которой на этот факт абсолютно все равно.
— Зачем мне твой муж, если у меня есть свой, - говорит скорее чтобы не создавать неловкую паузу. Когда люди пытаются оправдаться, это значит, они чувствуют себя виноватыми или, наоборот, несправедливо оболганными.
— Но не такой богатый и не такой эффектный, - точно таким же тоном отвечаю ей. - Не стесняйся, можешь сказать, что я просто грею для тебя местечко.
Уверена, именно это она бы и сказала, но в эту минуту к нам заходит Олег собственной персоной. Становится сзади меня и, когда кладет обе ладони мне на плечи, я все равно невольно вздрагиваю. На этот раз в его жесте нет ни намека на садистское желание причинить боль, но мое тело уже знает, как легко он переходит от одного к другому.
— Не помешал девичьим посиделкам? - спрашивает он и тянется ко мне открытым ртом, когда я, чтобы занять руки, хватаю пирожное.
Осторожно, самыми кончиками пальцев, впихиваю его ему в рот и быстро одергиваю руку. Марина пристально за нами наблюдает, разве что не облизываясь от зависти. Так и подмывает сказать ей, что пусть забирает его ко всем чертям, заодно и узнает, что такое «настоящая любовь». Но я должна доиграть до конца.
— Марина как раз рассказывала, как любит своего мужа, - говорю максимально елейным тоном, на который вообще способна. - У них с Алексеем просто идеальные отношения. Даже спустя столько лет.
Олег лениво посмеивается, как будто из всех нас только ему на самом деле известны все подводные камни семейных течений его приятелей. Возможно, Марина уже на что-то намекала? У нее было достаточно времени в мое отсутствие, чтобы попытаться повыгоднее себя презентовать - и тогда реакция Олега абсолютно логична. А, может, они уже успели «подружиться жидкостями»?
Я так резко дергаюсь, что все-таки опрокидываю чашку - и чай разливается по столу, капая с края тонким ручейком.
— Мне что-то… не хорошо, - закрываю рот ладонью, ругая себя за то, что так до конца и не научилась держать себя в руках и контролировать реакции тела.
— Еще бы, - Олег удерживает меня на месте, стальными клещами вдавливая пальцы в плечо.
Господи, если не отпустит - меня стошнит прямо на стол.
— Этой гадостью запросто отравиться, - ворчит он, нервно отодвигая тарелку подальше, почти что под нос к оторопевшей Марине.
— Они абсолютно свежие, - без особой уверенности оправдывается она. - Я тоже ела и все нормально.
Я не могу видеть выражения лица Олега, потому что он все еще стоит у меня за плечом, но, глядя на Марину, можно догадаться, что он явно беззвучно посылает ее куда подальше вместе со всеми угощениями.
И, к огромному моему облегчению, наконец, сам ведет в туалет.
Сидит рядом на корточках все время, пока меня выкручивает наизнанку тем немногим, что мне каким-то чудом удалось задержать в желудке за эти несколько дней. Правда, когда я отрываюсь от унитаза и иду к умывальнику, чтобы сполоснуть лицо, в зеркальном отражении на лице моего мужа написано полное отвращение. Он даже на мои ноги не смотрит с таким презрением, с каким прямо сейчас наблюдает за моим жалким положением.
