Меня ужасно шатает, когда с трудом поднимаюсь на ноги и иду к двери.

Побои Олега ничто в сравнении с этим.

Никакая другая боль несравнима с той, которая заставляет меня оглядываться, смахивая густую плену слез, пытаясь отыскать машину.

Вадим останавливает меня, когда я, не в силах открыть запертый автомобиль, начинаю орать от и дергать проклятую неподатливую ручку, как будто внутри, за ней, сидит мой малыш.

— Вероника Александровна! - Он буквально силой оттаскивает меня подальше, хотя я брыкаюсь и царапаю ему руки. - Спокойно! Нужно выдохнуть! Вероника Александровна, ну не будет же дела так себя изводить!

Мне впервые в жизни ни капли не стыдно за свое поведение.

Вообще плевать на весь долбаный мир, даже если он к чертовой матери прямо сейчас начнет расползаться по швам и испепелит сам себя.

Никто в этом мире не заслужил ни капли счастья, пока горит мой «Чернобыль».

— Спокойно, вот так… - Вадим медленно разжимает руки и успевает забежать вперед, перерезая мне путь до ворот.

Если я не могу уехать сама - выйду и поймаю попутку.

Поеду к нему.

Плевать на все.

Пусть Олег меня потом хоть живой в землю закопает, сложит для меня костер до небес и сожжет заживо. А потом воскресит и сожжет еще раз.

Кожа на мои ладонях горит огнем, как будто исполосованная тысячами лезвий, потому что все эти годы я не могла притронуться к своему сыну. Каждую ночь, без перерывов и выходных, видела один и тот же сон - его маленькое синюшное тело на дурацкой перчатке. Неживое и такое беззащитное. Я проклинала эти сны, потому что мой сын в них был мертв, но ждала их как Прометей, клюющего его печень орла, потому что это был единственный раз, когда я видела сое маленькое счастье.

— Да куда ты все время прешь! - не выдерживает Вадим, хватает меня за плечи и встряхивает, словно тряпичную куклу. - Остановись, блять!

Это не успокаивает, но немного отрезвляет.

Здесь закрытый поселок, уйти из него можно только пешком. Ну или надеяться, что какому-то местному богатею не будет противно подобрать бредущую по дороге, босую, избитую и синю от гематом женщину, больше похожую на пропитую наркоманку из бомжацкого притона, чем на известную на весь мир балерину.

— Ты отвезешь меня? - смотрю на Вадима в упор и он так жалко корчит брови, что хочется рассмеяться ему в лицо. - Что, страшно? Вернется хозяин и отходит палкой? Или заберет сахарную косточку.

— Вы нездоровы, Вероника Александровна, - вздыхает несчастный водитель. Готова поспорить, что в эту минуту он ненавидит меня почти так же сильно как и Олега, перед которым вынужден пресмыкаться. А чем я лучше? Тоже ведь заставляю делать то, что идет вразрез с установленными правилами, наверняка еще и указанными в контракте. - Давайте я вас к Абрамову отвезу.

Одно упоминание этого имени рождает в моей груди низкий предупреждающий рык и водитель торопливо перечисляет другие варианты:

— Хорошо, просто в травмпункт, в поликлинику, к любому врачу.

— А если врубить мозги и подумать? - еле слышно шепчу я, потому что голос предательски ломается в самый неподходящий момент. - Я поеду к врачу, меня там, конечно же спросят, кто это со мной сделал, я нажалуюсь на мужа и придется подключать полицию. И знаешь, кто будет виноват в том, что вскрылся этот гнойник? Ты, потому что не удержал на цепи суку великолепного Олега Корецкого.

Странно, но в ответ на эту угрозу Вадим только безразлично поджимает губы, и говорит что-то о том, что ему, наверное, сейчас все равно будет не до того.

— В смысле? - Я невольно вспоминаю, что утром из дома торопливо сбежали все работники и охрана, буквально как те предатели-слуги, когда в средние века в доме начиналась чума. Могли бы утащить что-то напоследок - наверняка бы так и сделали. Но этот «великий исход» я приняла на свой счет, потому что вчера Олег действительно впервые избивал меня настолько жестоко и настолько открыто. Господи, да там по всей гостиной куда ни глянь - следы крови и клочья волос. - Что ты знаешь?

Вадим пытается отнекиваться, но я беру его в оборот и говорю, что теперь мы в одной лодке, и он, хотел он того или нет, в этой «войне» уже оказался на моей стороне баррикад, потому что нарушил все запреты Олега.

— У Олега Викторовича большие неприятности, - сдается и бормочет Вадим.

— Какие? - Значит, я не ошиблась и тот тип вчера вломился к Олегу не просто так. Неужели, Шерхану уже пустили кровь и его верные шакалы начали идти по следу и готовятся лакомиться падалью? - Это связано с тем человеком вчера? Ты все-таки знаешь, кто это?

Еще немного поломавшись, Вадим все-таки «раскалывается».

— Этого не знаю, но с Олегом Викторовичем пару раз на прошлой неделе пересекались разные неприятные типы.

Он называет несколько фамилий и почти все мне знакомы, потому что я уже слышала их от Олега. Только тогда он отзывался обо всех них исключительно как о «тупорылых денежных донорах», а не как о людях, которые в один «прекрасный» день могут взять его за яйца.

— Кажется, ваш муж… ну, в общем, он что-то должен этим людям.

— Олег украл у них деньги?

— Честное слово, не знаю! - Бедолага от ужаса становится бледным, как высохшая моль. - Вероника Александровна, ей-богу, ничего не знаю! Может, мне вообще показалось!

— Успокойся, я не собираюсь идти с этим в полицию. - Хотя идея хорошая, если бы не одно существенное «но»: у Олега буквально везде все схвачено, все нужные люди прикормлены.

Но это мое спасение.

Господи, вот он - тот шанс, о котором я просила судьбу.

Олега можно ликвидировать. Может, не окончательно, но хотя бы на какое-то время, пока ему будет не до меня. Он вчера уже явно был не настроен продолжать разборки, а сегодня вообще оставил без присмотра - фактически, впервые за много лет с дня нашего знакомства.

И пока он будет пытаться решить эту проблему, я заберу сына и исчезну.

Здесь, в доме, в кабинете есть сейф. Пару раз я видела, как Олег прятал туда какие-то документы, и тот факт, что перед этм он выгонял меня вон, дает повод думать, что там хранятся важные бумаги. Точно не деньги - ни разу не видела, чтобы он, как погорелый гангстер из боевиков девяностых готов, совал туда набитый пачками денег потертый кожаный чемодан. Но если есть хоть малейший шанс, что там может быть что-то важное, что поможет вскрыть его грешки - нужно попытаться. Я достану эти бумаги, достану все, что угодно, раз Олег неожиданно ослабил вожжи, поеду к Меркурию и отдам ему все это в обмен на сына. А потом просто исчезну, и пусть весь остальной мир хоть сгорит - мне все равно.

Я бегу в дом, но спотыкаюсь и не падаю только потому, что Вадим успевает вовремя схватить меня под подмышки и поставить на ноги. Благодарю его сбивчиво и намеренно игнорирую вопрос, что я задумала. Но он упрямо идет за мной в кабинет и остается стоять в дверях, когда я направляюсь к сейфу. Останавливаюсь только когда берусь за ручку и мои намерения становятся слишком очевидными.

— Ты можешь просто уйти и сказать Олегу, что тебя не было рядом, когда я потрошила его сейф, - предлагаю самый лучший для него вариант. - Или скажешь, что я заперлась в кабинете и ты ничего не успел сделать, а потом я налетела на тебя, стукнула чем-то тяжелым и…

Я безразлично машу рукой, предлагая ему взять один из этих вариантов и придумать свой, более правдоподобный сценарий. Но Вадим упрямо хмурится и вместо того, чтобы уйти, проходил внутрь, и закрывает за собой дверь. Мы обмениваемся взглядами и после его легкого кивка, я полностью сосредотачиваюсь на сейфе. Я точно слышала восемь пиков, когда он вводил код. Конечно, самого кода я не знаю, но что еще остается, как не попытаться его угадать? Я достаточно долго прожила с этой гадиной, изучила его повадки, выучила все, чем он дышит и чем живет - и не справлюсь с одним проклятым сейфом?

Олег бы точно не стал использовать какие-то лежащие на поверхности цифры, типа, дат рождения или дат свадьбы, но вряд ли это будет и абсолютно случайный набор цифр, который сложно запомнить с первого раза. Это какая-то дата или имя, зашифрованное под цифровым кодом. Не имя его матери, потому что он даже с моей семьей общался (пусть и в корыстных целях) чаще, чем с ней. Смешно сказать, но за практически три года наших отношений, я всего пару раз видела его мать и один из них - на нашей свадьбе. Хотя говорят, многие женщины только приветствуют такое прохладное общение со свекровью. А если она вырастила это чудовище, то, может, все это действительно к лучшему, и Олег не показывал меня ей, потому что ревниво не хотел делиться своей девочкой для битья.