Для сбора сведений с помощью маскировки требовалось изучить культуру того места, куда он проникал, но Юстоксу нужно было только временно казаться нормальным для своего нового окружения. Розмайн, напротив, должна была играть роль дворянки бесконечно долго. Юстокс впервые увидел, как Розмайн и другие говорили с полной откровенностью в ее потайной комнате, и именно тогда он узнал, что, несмотря на то, что она была так близка к Фердинанду и говорила с ним с очевидной откровенностью, она все еще немного сдерживалась при этом. Ее актерские навыки были намного лучше, чем Юстокс первоначально думал.

— Юстокс… ты говорил с Лютцем? — Спросила Розмайн.

— Некоторые вещи всплыли в разговоре во время нашего совместного общения о делах мастерской. У меня мало общего с тамошними людьми, и поэтому вы были постоянной темой для обсуждения. Также были подняты подробности о серых жрецах храма, компании Плантен и Гутенбергах, что привело к исключительно интересному разговору. Вполне понятно, что вы так плохо привыкали к нашей культуре, учитывая, что у вас было такое слабое здоровье, что вы только изредка могли выходить на улицу, и что вы спасали сирот с помощью знаний, которые вы получили от общения с богами в мире снов.

Юстокс не мог удержаться от улыбки, вспомнив свои разговоры в мастерской, но Розмайн посмотрела на него озадаченно.

— О? И что именно сказал Лютц? — Спросила она.

— Он сказал, что вы были как деловой партнер — купец, — ответил Юстокс, — в том смысле, что он чувствовал необходимость обозначить для вас каждую возникающую проблему, почему они были проблемами и как их решить.

Похоже, Фердинанд среагировал на эти слова Лютца, сильнее чем Розмайн. Он на мгновение задумался, а затем посмотрел на Розмайн с явной решимостью во взгляде.

— Согласно совету Юстокса, я намерен более внимательно наблюдать за твоим поведением и выявлять ошибки в будущем. Твоя приспособленность к благородному обществу является нашим главным приоритетом — тебе не следует раскрывать кому либо какие-либо секреты.

Розмайн выслушала его решение с выражением лица, которое ясно давало понять, что это повеление вызывало у нее только раздражение, и ни что иное. По правде говоря, никто не был бы рад услышать, что такой перфекционист, как Фердинанд, будет еще пристальнее следить за ним с намерением указывать и критиковать ошибки.

Тем не менее, она примет это, так как знает, что это необходимо для нее, чтобы выжить в благородном обществе.

— Нелегко жить жизнью, полной секретов, — продолжал Фердинанд, — но, учитывая волнения, которые возникнут, если какие-либо сведения просочатся, их необходимо сохранить любой ценой. Ты понимаешь это, да?

— А какие у вас секреты? — Спросила Розмайн, отвечая вопросом на вопрос.

Фердинанд пристально посмотрел на нее.

— Секреты называются секретами именно потому, что ими нельзя делиться с другими. Не спрашивай меня о том, на что, как ты знаешь, я не смогу ответить, дура.

— Простите. — Розмайн вдруг посмотрела вдаль довольно отстраненным взглядом, а затем пробормотала себе под нос: — Значит, у Фердинанда тоже есть секреты…

И к сожалению, весьма много.

Фердинанд часто занимался работой «в тени»; у него, вероятно, были секреты, о которых не знал даже Юстокс. Трудности, через которые он заставил пройти своих вассалов в Королевской академии, сделали его похожим на Сильвестра.

— Слушай внимательно, — сказал Фердинанд. — Политика в герцогстве снова изменится после объявления о твоей помолвке с Вилфридом. Я намерен попытаться объединить всех дворян под одним знаменем. Крайне важно, чтобы ты действовала с предельной осторожностью; обязательно переговори со мной, прежде чем пытаться предпринять какие-либо шаги. Поездка в Хальдензель предстоящей весной имеет особое значение, так как это место рождения Эльвиры и провинция Лейзегангов, правящий род которой надеется сделать тебя следующим аубом. Я намерен пригласить Карстедта и Эльвиру сопровождать тебя, но будь осторожна, следи за тем, что ты говоришь и делаешь.

— Обязательно. — Кивнула Розмайн с серьезным выражением лица.

Розмайн будет особенно сложно избежать принятия каких-либо неверных решений, когда она даже не понимала, от чего ей нужно воздерживаться. Независимо от того, насколько опытной была Эльвира, было непросто скрыть часто непостижимые действия Розмайн, и Карстедт не был особенно проницателен, когда дело доходило до того, чтобы читать нюансы чувств других людей. Все признаки указывали на то, что в Халдензеле что то назревало.

Несмотря на это беспокойство Юстокса, разговор подошел к концу, и в этот момент Фердинанд встал. Они проговорили гораздо дольше, чем ожидалось; он пришел за Розмайн, а не для того, чтобы вести длительные дебаты.

— Нам давно пора отправляться в замок, — сказал Фердинанд, направляясь к двери. Розмайн последовала за ним, и именно тогда Юстокс понял — он забыл спросить ее, что она думает о его господине.

— Миледи, если бы мы продолжили игру в сравнения, — начал Юстокс, прерывая их прощание, — кем бы был для вас лорд Фердинанд?

Розмайн посмотрела на Фердинанда и на мгновение задумалась.

— Скамейка. Я могу бездельничать и читать на ней, но если бы я доверила ей свое тело и заснула на ней, я бы потом страдала от боли во всем теле или же от сильной простуды.

— О? Говорите, скамейка? — Юстокс погладил подбородок, и повторил себе под нос ответ девочки. Сравнение Фердинанда с бездельем и чтением почти наверняка означало, что она чрезвычайно доверяла ему — даже больше, чем своим храмовым слугам. Он никогда бы не догадался, что она так сблизилась с Фердинандом, несмотря на то, как жестоко он с ней обращался.

Юстоксу хотелось погладить Розмайн по голове и похвалить ее за то, что она заметила практически невидимую для всех остальных доброту его господина, но, похоже, Фердинанд совсем по-другому отнесся к тому, что его сравнивали со скамейкой.

— Хм. Очень интересный ответ, — произнес Фердинанд, его голос был заметно мрачнее, чем обычно, возможно, из-за его недовольства её ответом. У него была при этом на губах яркая улыбка, но Розмайн знала его достаточно хорошо, чтобы понять, что это фальшивка; она уже побледнела как полотно.

— Эм. Эр. Эээ…

Ее рот открывался и закрылся, когда она отчаянно пыталась придумать оправдание. Фердинанд шагнул к ней, его улыбка стала шире.

Ах. Его веселье пересилило неудовольствие.

Выражение его лица и тон несколько изменились. Для него было чрезвычайно редким случаем разговаривать с другим в такой манере. Юстокс больше всего хотел чтобы Фердинанд испытал удовольствие, поэтому не собирался прерывать его. Он и Экхарт оба были верными вассалами; если их лорд был доволен, то и они были довольны.

Что произошло с Розмайн дальше? Конечно же то, на что она напрашивалась своим подобным поведением.

В почти пустом храме было болезненно тихо.

Покинув покои директора приюта, мы молча последовали за Гилом по коридору; карета ждала нас у главного входа в благородную часть храма. Хозяин Бенно забрался внутрь первым, а затем Марк. Я двинулся было за ним, но потом остановился и обернулся. Как всегда, до самого нашего отбытия, Гил оставался стоять позади.

— Гил…

Его уже впускали в потайную комнату раньше, так что он наверняка знал, через что сейчас проходит Розмайн. Я встретил его пристальный взгляд своим, глядя прямо в его фиолетовые, почти черные, глаза, и улыбка купца, достойного служить семье эрцгерцога, смялась на моем лице, хоть я и изо всех сил старался сохранить её.

— Не спускай глаз с леди Розмайн, хорошо?

— Как будто нужно, чтобы ты мне об этом напоминал. Я её служитель, помнишь, что это такое?

Гил не стал комментировать мой грубый тон на самом деле, он просто ответил мне столь же грубо. Я почувствовал, как у меня в груди мгновенно разлилось облегчение; если Гил сказал, что собирается присматривать за ней, значит он так и сделает. Но в то же время, мне казалось, что мне снова почти открыто сказали, что я больше не буду тем, кто будет поддерживать Розмайн.