Знакомство с процессом оформления документов вымотало окончательно, и вопросы, которые возникали в его потяжелевшей голове, не находили ответов.

— Любовница… — прошептал он, явно наткнувшись мыслями на очередную установку своего мастера Ирраиля.

«В этот раз сон был иным. Словно полудрема. В ней можно было подумать, рассмотреть, обернуться. Вот и сейчас Тарис осмысливал себя отдельно от своего извечного кошмара. Стоял в стороне и наблюдал. И проникался всеобщей жутью. Слишком много близнецов вокруг. Ковер под ногами хлюпает от крови. Его цвет не разобрать. Удушливый запах смерти. Не такой, какой ощущаешь, когда взрывается чужой ошейник. Иной. Страх, ужас, испражнения… вспоротые животы… или синие от удушья лица. А еще сломанные шеи и позвоночники… Это воспринимается отдельно от людей, прочувствовавших это. Ментальный фон — сплошная какофония звука: немого крика, боли… страдания.

А еще в этом сне есть его копия. Ребенок: мелкий, хрупкий, с гордо поднятой головой. Он взирает на кровавое безумство с недетским торжеством, а десятки демонов, подконтрольных его длани, вершат жуть, превращая живых людей в изломанные куклы. Взгляд мальца прикован к одному из них. Тарис и сам смотрит в ту сторону не в силах оторвать взгляд. Молодой мужчина. Сильный, мощный, со знакомыми чертами лица. Он мысленно называет себя Маркусом и цепляется за это имя, разгоняя туман, который наслан на его разум. Глаза у него такие же синие, как и у Тариса. Он прорывается сквозь близнецов, несмотря на собственные ранения. Настигает, расшвыривая людей в стороны, как медведь…

— Тео! — кричит, подхватывая мальчика, поднимая. — Очнись!

Но вместо ответа маленькая копия Тариса просто кладет ладонь на лицо брата. Под его пальцами разгорается пламя, в один миг сжигая чужую кожу.

Лаен никогда не видел этой части кошмара и теперь стоит посреди него и странным образом пытается осмыслить происходящее. Множество вопросов роится в его голове. Но ни на один нет ответа. Кто этот малыш, а кто человек, так нелепо получивший ожёг? Почему у мальчика такая же способность, как и у него, Тариса?

Что за демоны-близнецы вокруг танцуют свои кровавые танцы?

Пока он думает об этом, обожжённый человек успевает ухватится за лицо, отступить к окну. Тео его просто толкает, и тот опрокидывается.

Ребенок хохочет. И тут же получает возмездие за свою кровожадность… Словно ураган, на него налетает другой человек… Отбрасывает в сторону, сшибая мощным ударом. Ребенок же поднимается, словно ничего не произошло. Рассеченный лоб начинает заживать сам по себе. Близнецы наступают со всех сторон, повинуясь его воле.

— Поздно, Фёрди, ты его не вернешь! — смеется он… — Теперь здесь я, а не твой брат!

Парень, на десяток лет старше его, лишь горько усмехается, стирая с лица кровь. Он уже знает больше. Его мысль раскрывается в пространстве, словно цветок. Тарис читает ее, вздрагивает, осознавая в один миг весь ужас произошедшего. А за спиной Фердинанда в этот миг вырастает долгожитель. Он скользит взглядом по ухмыльнувшемуся мальцу, а потом кладет руку на плечо Фердинанда.

— Довольно, мой император. Это больше не ваша забота. — А потом демон вкладывает в ладонь парня кольцо. Алый камень мерцает красным в свете электрических ламп. — Это просто символ, мой господин. Однако… мне приятно, что он будет у вас…

— Ты выбрал не то тело, дед… — покачал головой Фердинанд, сжимая кольцо в кулаке. — Увы… я сильнее, чем Тео…

— Прикажите, мой император. Властитель должен быть только один… иначе мной смогут управлять все…

Фердинанд лишь кивнул и наконец надел на палец врученный ему символ власти.

— Устраняй всех… — прошептал он, а потом кивнул на Тео. — И его тоже… — И ни на миг не прикрыл своих серых глаз, пока говорил это.

Сейчас Тарис спокойно может встать напротив него, рассмотреть. Почти в одинаковом возрасте… Одежда на нем окровавлена, а за спиной его тенью стоит старик… Долгожитель Нандин Абэ.

Напротив них ребенок, внутри которого одновременно сидят две личности. Они бьются за право бодрствования. Мысли их смазаны. Эмоции смешаны. Это действительно больше не Тео… и не его дед…

— Уверен? Его просто не станет… — прошептал Абэ. Интонации его страшны, полны предвкушения. Он наслаждается моментом. Любит ли убивать, или причина его воодушевления в ином? Тарис не может понять… Он все еще стоит спиной к Абэ. Но все равно знает, что его раскосые карие глаза сейчас равнодушны к чужой жизни. И улыбка на холодном лице фальшива. Он жаждет этой расправы.

— Выполняй… — решил Фердинанд…

Брат? Тарис снова смотрит на него, ощущает его внутреннюю боль и не понимает. Может ли такое сказать брат?

Чей брат, его или Тео?

Откуда он вообще взялся? У Тариса Лаена нет братьев…

Кошмар становился все безумнее… Взгляд выхватил на полу тело умирающей женщины, которую хотелось назвать матерью… нашел лица близнецов, которые должны были охранять мальца, а теперь наметили его своей целью…

Сплошное безумие.

— Умрешь… Как все, умрешь! — с ненавистью процедил мальчишка. Он не кричал о предательстве. Он о нем думал. Что Тео, что гость в его теле.

Хотелось плакать… Может ли такое говорить ребенок? Могут ли такое говорить друг другу братья? Тарис схватился за голову, пытаясь осознать то, что видит… А сотканный из сна Фердинанд скривился, всего на миг… пропуская в пространство целый клубок собственного ужаса. А потом снова закрылся. Вмиг став нечитаемой каменной глыбой.

Старик обошел его, скользнул сквозь Тариса, словно его и не было в этом сне, потянул к ребенку руки. И десятки его копий, словно ожившие мертвецы, сделали то же самое.

И в тот же миг пространство закрутило воронкой, затягивая его в тело мальца. Но он смотрел не на надвигающегося убийцу, а на собственного брата, ощущал его братом. И словно посторонний наблюдал, как его губами движет чужой разум. Знакомый незнакомец, без спроса поселившийся внутри…

Голова взрывалась от его мысли. А мозг кипел не в силах обработать два разума одновременно. Кто-то должен был уступить.

Страх поглотил, а вместе с ним от ужаса начала пылать кожа.

Чужак внутри наконец ослаб. Испугался, не понял. Свернулся от ужаса. А ему, ребенку, достались последствия навороченных им дел…»

Кошмары одолевали его последние несколько часов. Охватывали разум тисками, заставляя переживать заново дикие мучения. Боль преследовала. Впивалась острыми иглами в тело. Будоражила память, поднимая из ее глубин давно забытые видения о чужой смерти. Будь это последний вздох взбешенного модифицированного или попавшего под его руку человека — неважно. Боль была всегда… Она поднимала из закутков настолько странные моменты, что казалось, он выдумал их.

Но стоило открыть глаза, как он забыл все разом, получив взамен лишь усталость от длительного тяжелого сна. Воспоминание прошедшего дня взбудоражило. Ноги, начавшие болеть вчера, все так же продолжали ныть. Единственная попытка встать закончилась неудачей. Так что теперь только и оставалось, что лежать и изучать пространство.

Камера, в которой он находился, была небольшой, без удобств. Шага три на три… Потолок оказался каменным, выдолбленным. Он плавно перетекал в три стены. Настолько плавно, что вокруг не было ни одного четкого угла. И ни одного окна. Четвертая стена отсутствовала. Вместо нее темнела плотная решетка из толстых прутьев. Встать и посмотреть, что за ней, Лаен не мог. Колени, несмотря на то, что зажили, продолжали болеть при каждом движении. Ни постоять, ни пройтись. Один-два шага еще можно стерпеть. Но ведь надо больше… Ни ускориться, ни напрячься. Потому он лежал, медленно впадал в уныние и пытался разложить незнакомый ему воздух по составляющим запахам… Спустя некоторое время это получилось.