Но ген агрессии… Триста лет назад Калтэной с таким трудом убирал его, а теперь… неужели будут возвращать назад? Просто издевательство.

* * *

Вито стоял посреди моста, соединяющего два крыла улицы, задумчиво задрав голову. Широкая шахта уходила далеко вверх. Ее пересекали десятки мостов почти на каждом ярусе подземного города. По их днищах сновали мелкие роботы. Люди же, ходившие по ним, отбрасывали множество теней. Сотни мелких желтых лампочек высвечивали каждый закуток. Ни грамма мусора, ни пылинки, ни паутинки… Медленно опустил голову, изучая каждый сантиметр попадающего в глаза пространства. Не сказать, что было многолюдно. Движение вокруг можно было назвать людской рекой. Математической структурой, в которой каждый элемент движется по четко заданной траектории с определенной скоростью.

Внизу, под мостом, виднелись такие же ярусы города и такие же мосты. Каждый ярус, в свою очередь, делился на отдельные уровни, местные звали их этажами. Так же виднелись три лифтовые шахты. Говорят, по городу подъёмников много, но они никогда не едут выше десяти ярусов. Внутри меж этажами подъёмников нет. Люди так бегают. А вот таких подъёмников, которые пересекают весь город, от силы десяток наберется. И все в плачевном состоянии из-за ненадобности.

Люди все так же шли и все так же отбрасывали многочисленные тени. Шум, скрип, дыхание… свист из вентиляционных коллекторов. Бухтение производственных турбин. Запах машинного масла, резины и сотен тел…

Ни ростка… Ни сверху, ни снизу.

В памяти всплывали слова о грязной помойке, но юноша задумчиво осматривался и не находил даже к чему придраться. Цвета добавить бы… неба, растений, да и только…

Люди сновали мимо него, все до единого в рабочих комбинезонах и кепках. Оранжевых, синих, желтых, черных, коричневых… одноцветных и двухцветных. С нашивками, нашлепками, рюкзаками, тележками и коробками. Кто с папками, а кто с бумажками, кто с механизмами и сканирующими пространство датчиками.

Словно роботы-муравьи. Даже дети, и те постоянно куда-то двигались. И Вито видел, эти малыши не играют, по мелким делам бегут.

— В сторону! — крикнул кто-то, и парень почувствовал толчок в спину. Ограждение моста опасно вдавилось в бок, и тут же перед глазами заискрилось силовое поле. Вито опасливо уперся в невидимую преграду плечом и резко выпрямился. Тележка, которая наехала на него, накренилась и коробки, которые лежали на ней, посыпались.

Поймав коробки, он надавил ногой на приподнявшийся угол тележки и прижал его к земле. Рабочий облегченно выдохнул.

— Не стой на дороге, парень, — ворчливо заметил он. — Промзона не место для прогулок.

— А полицейский департамент где? — поинтересовался он.

— Ты что, из капсулы только вылез? — удивился он… а потом четко указал в нужную сторону. — Тебе в северное крыло, а там у людей переспросишь. И не замирай истуканом, здесь такого не любят.

Кивнув, Вито направился в указанную сторону. Промзона закончилась резко, уступив место жилым кварталам. В отличие от чистого рабочего пространства, здесь несло жизнью: спертым воздухом, едой, потом и отходами. Похоже, вентиляционная система не справлялась.

Высокие каменные коридоры были усеяны прижатыми к их бокам лестницами и тонкими мостиками, позволяющими пройти по ним от силы двум людям одновременно. Шершавые каменные стены были исполосованы ровными рядами окон и дверей. Стекол не было, но взгляд улавливал рябь силовых полей. Иногда не было даже дверей, отчего казалось, что очередное жилище — лишь продолжение общей улицы. Внимание зацеплялось за ажурные ставни. И сразу выпорхнуло воспоминание о том, что верхние уровни богаче городского дна. А на дне мусора больше, ставни не такие красочные… Хибары налезают на городскую улицу, делая ее непомерно узкой и мрачной. Как раз на два разворота плеч… или одну инвалидную коляску…

Вито уже ходил среди этих бараков, он даже помнил удивительно яркое ощущение от бумаги, которую сжимал в пальцах. В тот миг собственные шаги отдавались в мозгу набатом, сливаясь с воспоминанием о сотнях других таких же шагов, записанных в его искусственную память как данность. От настоящих шагов он чувствовал истинные волнение, удивление и грусть. А поверх этого непривычное чувство эйфории и свободы.

Люди продолжали нестись мимо него, а он не заметил, как остановился, поглощенный ощущениями.

— Эй… не заблудился? — незнакомка махнула рукой перед его лицом. Женщина была в респираторе, закрывавшем большую часть лица. На глаза были нахлобучен прозрачный щиток. Резиновые рукавицы на руках. Серая спецовка.

Вито кивнул, задумавшись над тем, откуда он знает, что это женщина. Ведь непонятно. Память насмешливо начала подбрасывать мысль. Движение, формы тела, тембр голоса.

— Вы женщина? — спросил он, а потом мысленно обругал себя за бестактность. Она хохотнула.

— Ты что, из капсулы вылез? — И резко вскинула руку, увидев, что парень уже открыл рот, намереваясь отвечать. — Это не вопрос! Вопрос сейчас задам… Заблудился?

— Я ищу полицейский департамент, — растерянно начал он.

— Руку дай, — велела она, а потом резким движением сняла перчатку. Ее острый ноготь коснулся его раскрытой ладони. — Запоминай дорогу…

Когда она ушла, Вито все еще растерянно смотрел на свою руку. Как ни странно, он помнил каждое движение ее пальца на своей коже и сухой комментарий из мер и цифр. Удивительное чувство и очередное волнительное воспоминание, отдающие в теле дивным покалыванием.

Департамент он нашел спустя пятнадцать минут, в глубине жилого крыла. Занимал тот все три этажа этого яруса и радовал взгляд зеленой поверхностью стены. На зеленом фоне красовалась голова льва — символ префектуры. Рядом была нарисована десятка — номер подземного города. Читалось это как десятый город Леополиской префектуры. А вместе с этим откуда-то пришло знание о том, что местные свой десятый называют Ио.

Двери не было. Из широких проемов лился яркий свет ламп дневного освещения. Люди в ошейниках, как муравьи, сновали то выходя, то заходя, кого-то затаскивая внутрь силой, а кого-то, наоборот, выставляя вон.

Здесь кипела какая-то иная форма жизни, не такая, как в промзоне. Яростная, что ли… Наплевательская… снисходительная.

Вытащив из кармана своего комбинезона записку, врученную ему отцом Ирраилем, Вито в который раз ее прочитал, а после нетвердым шагом вошел внутрь.

Перед ним стояла нелегкая задача: получить удостоверение личности. Почему отец не захотел заняться этим сам, парень не знал. Ведь за него, только пробудившегося, отвечал он. Но, наверно, в этом был свой смысл. Как выразился одноглазый Голиаф: «Так выглядит самостоятельность, парень. Ею надо уметь пользоваться».

Движение внутри Департамента подхватило его, как щепку… Кто-то что-то спросил, кто-то заглянул в оставленную отцом записку. Кто-то прошелся по ушам крепким словом. Мазали пальцы черным цветом и делали отпечатки. Сканировали лицо, брали кровь для анализа, заполняли свои базы данных. Без лишних объяснений, но зато с кучей вопросов.

Фраза «Из капсулы» с каждым разом все больше била по самолюбию, становясь в один ряд с насмешками и ругательствами. Перемежаясь с понятиями о низшем классе, втором сорте, искусственном интеллекте… и многими другими, граничащими с человеческим шовинизмом.

Хуже было только то, что Вито осознавал чуждость этих мыслей. Все, что было в его голове, являлось абсолютной ложью, на которой, словно памятник человеческим достижениям, стояло его собственное осознанное «Я».

— И кто ты? — поинтересовался очередной незнакомец с ошейником, в синей спецовке полицейского. Он пил смердящую черную жижу из приспособления, называемого чашкой. Был аккуратен, по меркам общества, симпатичен. Лет сорок. Всю жизнь на одной должности. Его это устраивает, видно по лицу, об этом говорит загруженный в Вито опыт. Однако… что-то в искусственной памяти было не так. Однобоко. Выборочно.

Вито устало смотрел на полицейского сквозь голографический экран компьютера и пытался осмыслить короткий вопрос. Кто он? Вито? Новорожденный, или только из капсулы? Творение мастера… или сын отца?