Фердинанд улыбнулся, едва заметным жестом прекращая речь.

— Спасибо за интересную мысль, префект Аллота, мы учтем ваши пожелания в своем решении.

Учтиво поклонившись и сев, Казимир не без напряжения вслушивался в поднявшееся в зале обсуждение. И неудивительно. Только благодаря генной инженерии человек смог управлять силами природы и наконец приблизиться к воспетой древними магии. Вряд ли потомкам первых уродцев понравится, что их хотят заклеймить. Если император пойдет по этому пути, новой войны не миновать.

Взгляд зацепился за молчаливую дэ Руж, которая смотрела на императора тяжелым взглядом из-под полуопущенных ресниц. Ее брови хмурились, лоб прорезали морщины. Пальцы правой руки отстукивали ритм по лакированной поверхности стола.

Раньше дэ Руж никогда не молчала, теперь же она даже рот не открыла. Ни единого слова. Словно ей хвост прищемили.

— Господа, мы должны определиться к концу дня и не позднее, от вашего решения зависит курс Единого союза полисов на ближайшие пятьдесят лет.

Его последние слова опять всколыхнули собравшихся, подняли гул голосов. Уже лет сто никто не величал Сакскую империю старым названием. Это значило только одно. Император, похоже решил, упразднить Совет и взять правление полностью в свои руки.

Видимо, пора искать союзников. Казимир в который раз скользнул взглядом по залу заседаний и остановился на сидящей рядом женщине.

Подумал и снял с пальца печать с символом Аллота. Чуть подался вперед и молча положил перстень на стол.

Порой слова не нужны. Клэр дэ Руж долго смотрела на кольцо, а потом молча надела его на палец. Этим было все сказано. Она слышала его слова и была согласна. Что ж… У Казимара был один союзник — и это радовало.

Он сказал, что устал и дальше не пойдет.

Потому подле него собрались все.

«Многочисленные родственники ошивались во дворце уже третий день, съехавшись в Сельву со всей империи. Мрачные и одетые в черное…

Братья, тети, дяди… Старые и молодые. Коридоры были заполнены людьми, целыми семьями. Эдакие поминки без похорон и смерти.

И при каждой семье, при каждом мальчишке по модифицированному охраннику. Все до единого с одним лицом. Даже в их мелкой семье была тройка казенных близнецов. По одному на брата. Дин, Дан и Ден. Клоны.

До вчерашнего дня Маркус даже не представлял, сколько их. Ему казалось, принадлежащие их семье ребята уникальны, эксклюзивны, как почесть. А теперь увидел, что и их семья, жившая вдали от дворца, не является единственной. Осознание того, что сорок седьмой сын первого императора не был последним и, кроме него, еще множество семей претендовало на трон, было неожиданным.

Конечно, Маркус и не надеялся занять место деда. Их мать была его пятой дочерью… А ведь имелись и многочисленные сыновья. Тети и дяди… И их дети. И вот теперь все это обширное, многолюдное, многослойное семейство впервые за столько лет собралось и знакомилось друг с другом. Слушало тихую унылую музыку, обсуждало жизнь в полисах, сравнивало условия и выискивало нюансы и различия. С виду даже и не скажешь, что все они родственники.

Время от времени в зале появлялся оригинал многочисленных клонов — Нандин Абэ. Он обводил разношерстую публику цепким взглядом и выбирал очередного счастливца для аудиенции с венценосным предком.

Маркус как старший представлял интересы их скромной семьи. Фердинанд тенью кружил рядом и хмуро косил взглядом по сторонам. Кривился, когда замечал очередной ошейник. Тогда его рука вскидывалась к собственной шее, а кадык гулял от нервного глотка… Если бы к его модификациям добавили еще пять процентов, он бы тоже носил ошейник. Но отец хорошо приплатил в свое время за отсутствие этих пяти пунктов. Увы, он погиб на производстве сразу после рождения третьего сына, Теодора, их последнего и самого мелкого брата. Тео все эти три дня, позабыв о своей врожденной непоседливости, провел рядом с непривычно тревожной матерью.

Их мать за все это время не сказала ни слова. Она молча слушала, молча жала руки новоявленным родственникам и все больше мрачнела. И все три дня крепко держала ладонь Теодора. Все три дня ей было плохо. Она морщилась, касалась головы, когда считала, что ее никто не видит, а иногда судорожно сжимала виски и крепко зажмуривалась от боли. Она была красива, их мать, даже когда чувствовала себя до отвращения плохо.

Император звал к себе по одному — за плотно закрытую дверь. И каждый раз, когда очередной родственник выходил и Абэ выхватывал из зала следующего, мать судорожно сжимала пальцами плечи.

Маркус не понимал происходящего. Закон писал, что наследует первый сын из первой ветви, но первые давно прошли. А его мать вообще была дочерью… Когда Абэ пришел за ним, мама спрятала лицо в ладонях. Теодор, сидевший у нее на коленях, нахмурился. Обнял ее руками.

— Все будет хорошо, мам, — прошептал он. Хотя сам сидел непривычно хмурый. Куда делась задорная улыбка?

Абэ ждал, а Маркус не мог сдвинуться с места. Наконец потрепал мелкого по голове и положил руки на плечи мамы.

— Тебе плохо?

Она мотнула головой и коснулась ладонью его щеки.

— Просто… много отвратительных мыслей вокруг… сын. Страшных.

В этих словах было слишком много всего. Он нервно повел плечом и поднялся. То, что мама слышала, не было секретом в их семье… Но она никогда прежде не говорила об этом столь открыто. То, что она чувствовала, скорее было страшным, и это нервировало.

— Иди, парень, последнее наставление от деда, — подогнал Абэ и коснулся его плеча.

Собственный охранник дернулся в их сторону, но взглянул Нандину в глаза и отступил.

— Расслабься, Ден, просто наставление, — прошептал Маркус и кивнул Фердинанду.

Младший брат понял все правильно. Присел возле матери и начал ее успокаивать.

— Мам… перестань… все хорошо, мы все рядом… — уверенно начал он.

Это было последнее, что услышал Маркус, прежде чем ступить за долгожителем в дедовы покои.

Взгляд скользнул по пышной обстановке, яркой мебели. Остановился на широкой кровати, на которой полусидел-полулежал его родной дед.

Он был стар. Омолаживающие процедуры давно не справлялись ни с его кожей, ни со зрением. И вот теперь он решил, что пора прекращать с жизнью. Фердинанд всегда с содроганием смотрел на то, в какую развалину превратился их дед. А Маркус смеялся над его разговорами о старости и понимал, что лет эдак через пятьдесят они сами будут вот так же выглядеть.

Чего он не мог себе представить, так это того, что время конца дед определит себе сам.

Его личный помощник, правая рука, цепной пес, Нандин Абэ застыл за спиной Маркуса и бесцеремонно подтолкнул в спину. Юноша, недовольно дернувшись, подошел к кровати. Опустился на колени рядом с дедом. Старик молча приподнял свою руку и положил ее Маркусу на голову, сдавил…

В глазах помутнело от чужого вторжения в мысли. Он дернулся. Но тут же ощутил чужие руки на собственных плечах. Демон Абэ…

— Это Маркус… Первый сын пятой дочери, норма, — представил его Нандин, словно вещь в магазине. Дед кивнул, и Маркус неожиданно понял, что тот даже имени дочери не знал. Просто номер…

Все кончилось быстро, а парень продолжал ощущать прохладную морщинистую руку у себя на лбу.

— Крепок… — недовольно прошептал дед, отнимая руку. — Кто-то еще есть, Нан?

— Двое. ГМО семнадцати лет и совсем ребенок.

— Маркус… как зовут твоих братьев? — шепотом спросил старик.

— Фердинанд и Тео… Теодор, — рассеянно ответил он. В голове все клубилось, словно туман. Язык ворочался сам, и непонятно было, управляют этим языком, или же его сознание само выворачивает все свое нутро перед стариком.