Марина не без страха переступила порог дома Валентины. Сени были загромождены домашним скарбом, но комната показалась ей уютной, со вкусом обставленной. Мебель, коврики, кружевные занавески на окнах, цветы на треножных подставках — все тут сохраняло следы заботливых женских рук.

— Ты чего трясешься? — спросил Горлач. — Меня боишься или Вальки? Так ее нет. Я отослал.

— А она, эта Валька, кто тебе будет? Жена?

— Я дикий. Не приручаюсь. Разве что ты постараешься? — Он засмеялся, остановившись перед вправленным в пластмассовую рамку трюмо. — А что? Чем не пара? Посиди, я товар принесу.

Горлач загремел в сенях крышкой погреба и вскоре возвратился в комнату с кожаным чемоданом. Небрежно бросил на диван пачку розовых водолазок.

— Наши или импортные?

— Тебе не все равно?

— Спрашивают, — сказала Марина. — А ярлыков нет.

— У любопытных язык быстро сохнет. Соври что-нибудь. Или не умеешь?

— Сколько их тут?.. Товар, конечно, ходкий, да берешь дорого. Скинул бы хоть по трешке...

— Трешник, конечно, скинуть можно. Ха-ха! — голос Горлача как-то удалился, словно заложило уши. — Трешник... А хочешь — даром? Забирай свои деньги. И водолазки твои... — Горлач поднялся из-за стола и вперевалку двинулся к Марине. — Только не бойся меня...

— Не подходи! Ты что? Как закричу — вся улица сбежится!

У Марины стучали зубы. Светлая комната уже не казалась ей уютной. О стекло билась и жужжала большая сизая муха. От этого жужжания стало еще более жутко. Горлач в нерешительности остановился, словно раздумывая, как ответить на ее угрозы.

— Тю, дура! — сказал он обиженно. — Я же по-хорошему... Понравилась ты мне. Еще тогда, когда впервые увидел на Клинчике. Ты совсем не знаешь меня, а жаль. Я все могу. А для тебя — что захочешь...

Казалось, он и сам верил в то, что говорил. Но тут в дверь сеней постучали, и Марина увидела, как в одно мгновение исказилось его лицо. Черные, под густыми белесыми бровями, глаза, которые только что смотрели на нее ласково, вспыхнули злым огнем.

— Это ты навела? — прошипел Горлач.

Одним прыжком он оказался у окна, выглянул во двор и облегченно вздохнул:

— Электрики. Не сидится им на месте! А я уж подумал... Сейчас я, сейчас! Не глухой!.. — Горлач повернулся к Марине: — Ну, что замерла, как засватанная? Спрячь водолазки! Кому говорю? Выйдешь вместе с ними, раз уж ты такая... Да не забудь язык узлом завязать, иначе...

Костюк сидела ни жива ни мертва.

По улице Ворошилова вниз к Днепру спускался милицейский «газик». В кабине прыгала на резинке плюшевая обезьянка. Рядом с водителем сидел Журавко. Время от времени он переговаривался по радиотелефону с Гафуровым, группа которого сидела в сквере напротив фабричной проходной. По плану действий Гафуров должен был появиться на фабрике только после того, как Павелко и Гринько задержат Горлача.

— «Триста третий»! Почему не отвечаете? «Триста третий»! Прием.

Павелко молчал.

— Подскочим на Хабаровскую, товарищ полковник? — предложил Савицкий. — Я мигом.

Запищал зуммер. Полковник схватил трубку и услышал гортанный голос Гафурова:

— «Триста второй»? Говорит «триста шестой». Из фабричных ворот вышла машина ТНД 49-86, зеленый фургон. За рулем Валиев.

— Я — «триста второй». Машину задержите где-нибудь подальше от фабрики.

— Задержать успеем, — после некоторой паузы возразил Гафуров. — А что, если удача сама просится нам в руки? Сейчас меня интересует не столько Валиев, сколько его груз. Может, пропустим?

— Снова ты все усложняешь. Девяносто шансов из ста, что это обычный рабочий рейс.

— Хоть десять, а мои. Мы теряем время... Ну, так как?

— Сам хочешь?.. Хорошо, двигай за фургоном. Твои ребята пусть дождутся Павелко. Держи меня в курсе.

«Газик» выкатился на набережную, за ажурной балюстрадой поблескивал синевой Днепр. Подпрыгивая на волнах, мчались по воде лодки. С теплохода, вошедшего под своды моста, долетала музыка. Журавко вспомнил, что последний раз, кажется, был на пляже несколько лет назад, после первомайских праздников. Вода была еще холодной, и он ограничился тем, что понежился на песке, подставив тело солнцу...

— Товарищ полковник! Кажется, Павелко!

Журавко, все еще в плену своих мыслей, перехватил у водителя трубку.

— «Триста второй»! Я — «триста третий». Задание выполнено. Жду указаний.

— Я — «триста второй». Почему так долго молчали?

— С понятыми вышла задержка. Потом хозяйку пришлось разыскивать. Ну и этот тип...

— Что с ним?

— Прыгнул в закрытое окно. Пока йод нашли, то да се...

— Допрыгался, субчик. Твой шеф давно мечтает увидеться с ним. Как там Костюк?

— На высоте. Хотя страху натерпелась. Он тут...

— Подробности потом. Задержанного доставьте в ИВС. Если нужно, вызовите врача. И сразу на фабрику.

— Что-нибудь случилось? — встревожился Павелко.

— Ничего. Не перебивайте. Группа ждет вас в сквере против проходной. А теперь дайте мне Гринько.

Инструктируя инспектора, полковник помимо воли находился под влиянием рассуждений Гафурова. Если у фабричного фургона «левый» груз, то не исключено, что машина выедет за границы города по Самарскому шоссе. С другой стороны, вполне возможно, что у Валиева обычный рейс, а предположения Гафурова — мыльный пузырь. Все же полковник приказал Гринько взять у коллег из Левобережного райотдела милиции — это в двух шагах от Хабаровской — мотоцикл и быть наготове. Если Валиев выедет за город, надо будет следовать за ним, не выпуская его из виду, но не чинить никаких препятствий.

— Найдите способ связаться с Гафуровым, — сказал Журавко. — Обождите минутку. «Триста шестой»! Я — «триста второй». Сообщите обстановку.

— Я — «триста шестой»! Миновали мост. Сворачиваем на улицу Чубаря.

— «Триста шестой»! У ЗЖК к вам присоединится Гринько. Он будет на мотоцикле... «Триста третий»! Вы все слышали? Мотоцикл просите от моего имени. Конец.

Журавко прислушался к сухому потрескиванию мембраны, положил трубку и повернулся к водителю:

— Водички бы сейчас холодненькой, а, сержант? Заверните к киоску.

— Можно и без киоска обойтись. По щучьему велению, по моему хотению... — Савицкий пошарил рукой за сиденьем и жестом фокусника выхватил оттуда термос с обезьянкой на корпусе.

— И тут мартышка, — с удивлением констатировал Журавко. — Может, у вас найдется и живая?

— Найдется, — невозмутимо сказал Савицкий. — Братуха из Индии привез. Величиной с кошку. Любимица Светланы.

— Свадьба в воскресенье? Пригласите Ванжу. Он парень компанейский.

— Приглашал. Говорит, собирается к родителям.

— И к родителям когда-нибудь нужно, — согласился полковник. — Крутите колеса, сержант, к райотделу.

Опять ожил зуммер. Гафуров сообщил, что фургон выехал на Хабаровскую, и на полуслове замолк.

— Алло, «триста шестой»! Ты что притих?

— Думаю, — сказал майор. — А думаю я, что Валиеву захочется по дороге заскочить к Горлачу.

Журавко даже в жар бросило:

— Сто чертей!

— Распорядитесь, чтобы Гринько покрутился там, словом, пусть помешает Валиеву зайти в дом.

— С Гринько теперь нет связи, — хмуро сказал Журавко. — Не предвидели мы такой ситуации, майор. Попробую через ГАИ.

— Поздно. Фургон тормозит... Так и есть, Валиев направляется к усадьбе... Вижу инспектора, возится с мотоциклом. Эх, Гриня, мог бы и сам сообразить.

— Не мог. Я сам приказал ему не трогать Валиева... Вот что, майор, обстановка усложняется. Трудно сказать, как поведет себя Валиев, узнав об аресте Горлача. Независимо от того — есть в фургоне «начинка» или нет. Возможно, бросит машину и сбежит. Не думаю, чтобы он отважился на это тут, но в дороге имей в виду и такой вариант.

Савицкий, прислушиваясь к каждому слову начальника райотдела, разворачивал «газик».

— Ну, что там? — не терпелось Журавко.

— Похоже, дом на замке, Валиев возвращается. Считайте, что тут нам повезло. Фургон выруливает на Самарское шоссе. В этом мы не ошиблись. Гринько на мотоцикле двинулся за ним. Думаю, моя милицейская «канарейка» теперь не годится, буду ловить такси...