— Да, ребята, что-то вы сразу лезете на рожон, — подала голос Алтынова. — Еще ничего не сделали, а уже качаете права: выдвигаете условия, требуете деньги. За голую идею вам не заплатят ни на одном телеканале. И никаких договоров не станут подписывать. Это же кот в мешке.

— Я им об этом уже говорил, — вставил шоумен.

— Только за готовую, обкатанную программу могут что-то дать. Скажем, в свое время НТВ совсем недешево купило за рубежом игру «Как стать миллионером». Кажется, у американцев… Так она же с колоссальным успехом идет во многих странах. За нее не жалко и заплатить…

— Что вы мне предлагаете? — перехватил у Алтыновой эстафету Матусевич. — Идти к руководству канала и выбивать какие-то немыслимые суммы?! Мол, есть симпатичные ребята, абсолютно уверенные, что идея у них хорошая?!

Алевтина засмеялась, но тут же закашлялась от сигаретного дыма. Она помахала рукой, разгоняя сизые клубы, а потом встала и открыла окно. Ворвавшийся в комнату прохладный осенний воздух не снизил накал дискуссии.

— Значит, мы можем рассчитывать только на моральное удовлетворение? — спросил Сергей.

— А кто вам это сказал?! — вдруг как-то по простецки развеселился Матусевич. — Вы ведь даже не выслушали меня. Вам что, не интересно мое мнение?

Молодые люди, насупившись, смотрели на него. Они не знали, как им поступить, у них явно не хватало жизненного опыта.

— Прежде всего, вы хотите практически поработать над новой программой? — не давал им опомниться шоумен.

— Конечно! — в унисон воскликнули друзья.

— Прекрасно! Я предлагаю вам войти в команду, которая этим займется. Возможно, мне даже удастся выбить для вас зарплату, на первых порах, понятно, небольшую… А вот когда программа будет готова и встанет в сетку, когда мы ее хорошенько раскрутим, посадим зрителей на иглу и начнем прилично зарабатывать, вот тогда вы и получите то, что вам причитается. Ваши фамилии будут указаны и в титрах — естественно, среди фамилий других людей, работавших над игрой.

— Я вас правильно понимаю: мы будем не единственными ее авторами? — подозрительно поинтересовался Петр.

Он уже давно был похож на человека, заболевшего краснухой и нуждавшегося в срочной госпитализации.

— Конечно нет! — категорически отверг такую возможность шоумен. Он даже крякнул от досады на бестолковость своих собеседников. — Хорошо, давайте рассуждать здраво: сможете вы сами подготовить и запустить программу? Кто найдет спонсоров, и заметьте, солидных? Ведь для игры нужны будут какие-то призы, в том числе денежные, иначе зрителей не заинтересуешь. Думаете, лично вам какая-нибудь крупная фирма выделит хоть копейку под чистую идею? Смешно! Безусловно, этим вопросом надо будет заниматься мне. Мне дадут! Сколько понадобится, столько и дадут! Будут даже выстраиваться в очередь. Так что же, я не заслуживаю быть в числе создателей передачи?

Очередное хмурое молчание сопроводило его вопрос.

— А кто будет вести переговоры с телефонными компаниями? Кто выбьет из них обязательство поставлять нам к каждой игре секретные телефонные номера? А оформление студии, разработка сценария? Вы в этом что-нибудь понимаете? Алевтина же здесь собаку съела. Ее интересы вы собираетесь соблюсти? Кстати, она, в отличие от вас, не требует от меня подписывать какие-то договора, не выдвигает ультиматумы. Она знает, что в нашем деле, прежде чем что-то получить, надо хорошенько поработать.

— Только учтите, мы получили авторское свидетельство на идею телевизионной игры, — буркнул Петр, — и свои права в любом случае отстоим.

— Все! Я устал! — вспылил Матусевич. — Не буду я заниматься никакими дурацкими прожектами. Зачем мне дополнительная головная боль?! Да еще эти дешевые подозрения!

Он отлично вел свою партию и был очень убедителен. Казалось, что терпению шоумена окончательно пришел конец.

— Лева, пожалуйста, успокойся, — взяла его за руку Алтынова. — Позволь я сейчас выйду с ребятами на пять минут и все им объясню. Они люди молодые и многие вещи воспринимают неправильно. Думают, что вокруг одни враги: надо занимать круговую оборону и отстреливаться…

— Не надо меня уговаривать! — продолжал разоряться шоумен. — Я для себя уже все решил! А вы можете идти. Идите, идите! Может быть, найдете другого дурака.

Пылая благородным гневом, он стал перебирать на столе какие-то бумаги. Алевтина, вроде бы собиравшаяся что-то объяснять за дверью, тоже не двигалась с места, а лишь укоризненно переводила взгляд с Головина на Торопова.

— Хорошо, — принял непростое решение Сергей, — возможно, мы не правы и наши требования в данный момент несуразны. Извините… Наверное, и в самом деле есть смысл посмотреть, как будут развиваться события. Но если все получится, мы надеемся, наши интересы будут соблюдены. Так?

Матусевич долго обиженно сопел, словно никак не мог перебороть свою обиду, и, наконец, сказал:

— Так-то лучше. Давайте начинать работу, а не делить шкуру неубитого медведя. Приступайте прямо завтра. Договоритесь с Алевтиной, когда вы будете приезжать сюда, как будет строиться ваше сотрудничество. Ну и я тоже буду периодически к вам подключаться для обсуждения ключевых вопросов… Да, и скажите Марине, чтобы она сделала вам временные пропуска…

Уже в троллейбусе, когда друзья ехали от телецентра к метро, Торопов вдруг с досадой выпалил:

— Прежде чем у этого гада просить прощения, мог бы хотя бы со мной посоветоваться! Извините, наши требования несуразны, — передразнил он.

— А если мы и в самом деле не правы, — стал оправдываться Сергей. — Еще ничего не сделав, уже пытаемся вырвать свой кусок, скандалим.

— Потом будет поздно.

— А если этого «потом» вообще не будет?! Может, работу над программой закроют, еще не начав?! Или не найдутся спонсоры?! Да мало ли что еще случится! Получается, вместо того чтобы скандалить, мы должны еще сказать Матусевичу спасибо, что он взялся за это дело!

— Ха-ха-ха! — раздельно произнес Торопов. — Неужели ты думаешь, этот человек альтруист и помогает нам в ущерб себе?! Что ему просто интересно проверить, как он говорит, голую идею?! Ты и в самом деле очень наивный человек. На телевидении таких, как ты, кушают даже без соли.

— Допустим, ты прав. Допустим, здесь живут по законам джунглей. Но из этого следует только одно: на других каналах сидят такие же «матусевичи», как и на РТ. Они только и ждут, чтобы вцепиться нам в глотку. А значит, перебегать куда-то нет никакого смысла. Мы должны набраться опыта, врасти в эту систему постепенно. И тот путь, который нам сегодня предложили, — не самый плохой…

— Я согласен, — через целую троллейбусную остановку буркнул Петр. — Будем врастать в осиное гнездо постепенно. Этакая командировка в тыл врага.

Сарказм лез из Алевтины Алтыновой, как крем из заварного пирожного. Она любила позлословить над существовавшими на телевидении порядками, а работу редактора называла самой неблагодарной в мире: когда передача сделана хорошо — это считается в порядке вещей, зато любую мало-мальскую ошибку поднимают на смех все кому не лень и помнят порой по нескольку лет.

Впрочем, язвительность этой дамы была не просто чертой ее характера, но и стилем общения в том кругу, в котором она обитала. Здесь не обижались на крепкие словечки, на резкие оценки и не прощали человеческих слабостей, неудач, а тем более непрофессионализма.

О том, что программа не получилась, схалтурил режиссер, редактор или ведущий, говорили не просто откровенно, а с жестокой прямотой людей, ежедневно сражающихся за выживание и до остроты бритвы отточивших свой ум, язык в борьбе с конкурентами, недоброжелателями и профессиональными критиками. По большому счету, среди коллег Алтыновой считалось непозволительным упоминать без иронии даже о своих чувствах, если, конечно, это была не ненависть.

Однако, критически отзываясь о своей профессии, в глубине души Алевтина обожала ее и не поменяла бы ни на какую другую. Она чувствовала себя вполне комфортно в атмосфере всеобщей необязательности, а то и просто бардака, из которого, непонятно как, получались телепередачи. Ей нравилось, что не нужно бежать на работу к восьми или девяти часам утра, и в то же время она спокойно просиживала в телецентре до глубокой ночи, если ту или иную программу не успевали отснять и смонтировать вовремя. Одним словом, Алтынова считала: если и есть смысл потратить свою жизнь на что-то, то только на эту бесконечную суету в студиях и прокуренных комнатах, окруженную аурой чего-то необыкновенного, загадочного.