Они вернулись за десять минут до отхода поезда.

— Александр Иванович, — подал голос Махов, — а чем вы там на юге заниматься будете? Ведь скучно, наверное, просто так жить.

— Просто так — спокойно, без унижающих тебя мелких забот, без суеты от идиотических проблем быта — жить совсем не скучно, Леня, — сказал Алик.

— Я пансионат для отдыхающих открою, — успокоил Смирнов Махова, уютные и удобные комнаты, вкусное и разнообразное питание, ненавязчивое и внимательное обслуживание гостей. И назову "Привалом странников".

— Пассажиры, прошу в вагон, — приказала проводница, и Смирнов ступил на площадку.

Поезд медленно тронулся. Четверо пошли вместе с ним, но скоро стали отставать.

Смирнов высунулся из-за плеча проводницы и приветственно поднял вверх свою роскошную палку.

Из девятнадцатого, из Гражданской войны вырвался на обширную поляну всадник. Придуманный художником Васнецовым витязь в шишковатом суконном шлеме и гимнастерке с алыми разговорами на борзом коне мчался сквозь взрывы. Комьями взлетала, образуя неряшливые фонтаны, земля, пучился, клубился, стелился серо-желтый дым.

Взрыв рядом, совсем рядом, еще один... Всадник вроде бы ушел от них, но вдруг передние ноги коня подсеклись, и он мордой, крутым лбом ткнулся в траву, а потом завалился набок. Все его четыре ноги судорожно дернулись дважды и мертво застыли.

— Стоп! — заорал в матюгальник режиссер.

В кино все наоборот. По команде "стоп" все сорвались с места. Съемочная группа — кому надо и кому не надо — бежала к месту незапланированного падения всадника.

Витязь, слава богу, поднимался с земли. Первым к нему подбежал за все отвечающий директор, подбежал и констатировал облегченно:

— Живой... — и удивился, разглядев витязя: — А ты кто такой?

— Конюх, — признался витязь. Был тот витязь сопливым мальчишечкой лет шестнадцати-семнадцати. Бессмысленно вытирая ладони о гимнастерку, он моргал глазенками и тряс губами.

Когда вокруг образовалась небольшая толпа, подошел режиссер. Толпа почтительно расступилась и дала возможность режиссеру полюбоваться на витязя.

— Это еще что такое? — гневно и угрожающе осведомился режиссер и, поднеся любимый свой матюгальник к устам, распорядился на всю округу: Руководителя трюковой группы ко мне!

Не смущали отставного гебистского полковника осуждающие взгляды киношников. Он шел через поле, не торопясь, беспечно помахивал тонким ореховым прутиком. Подошел, щелкнул прутиком по блестящему голенищу, предложился:

— Слушаю вас, Андрей Георгиевич.

— Что здесь происходит? — для начала тихо-тихо поинтересовался режиссер Андрей Георгиевич. Но только для начала. Постепенно распаляясь, плавно перешел на крик. — Почему он не дошел до положенного по мизансцене места? Почему не осуществлена до конца подсечка? Почему на коне оказался мальчишка?

— Слишком много вопросов, Андрей Георгиевич, — лениво и вызывающе приступил к объяснениям отставной полковник, но его перебили:

— У меня еще один, скот. — Здоровенный мужик лет сорока шагнул к полковнику, схватил за грудки и тряханул. — Ты зачем лошадь угробил?

— Руки! — рявкнул полковник. — Руки убери!

Здоровенный мужик тряханул его еще пару раз, оттолкнул (полковник отлетел метра на три) и сказал злобно:

— Он еще прутиком помахивает, сексотская гнида!

Режиссер положил руку на плечо мужика и попросил:

— Успокойся, Витя.

Потом смотрели на мертвую лошадь. Сопливый витязь дал пояснения:

— Он шейные позвонки сломал.

— Тебе сколько лет? — перебил его директор.

— Семнадцать. Если б я ему меж ног упал, хана бы мне была.

— А мне — тюрьма, — дополнил возможную веселую картину директор.

— Почему ты подсечку делал, а не Серега? — спросил здоровенный мужик.

— Потому что после вчерашней пьянки вместе с вами, товарищ сценарист, Серега сегодня с утра до того наопохмелялся, что не то что на коня, на стул сесть не может, — сообщил отставной полковник. Он стоял в отдалении и помахивал прутиком.

— Что будем делать, Андрей Георгиевич? — осведомился директор.

— Отменяйте съемку, — решил режиссер и передал директору матюгальник.

— Съемка отменяется! — объявил всем директор. — В три часа ночи выезд на утренний режим. Объект "болото"!

— Пошли, — предложил сценаристу режиссер, но сценарист не унимался, кипел еще. Дьявольски бесил его полковник в отставке.

— Нет, ты посмотри на это животное, Андрюха! Я не я буду, если ему рыло не начищу!

— А он на тебя — в суд. И сядешь ты по двести шестой, за злостное хулиганство. От двух до пяти. Как у Корнея Чуковского. Тебя это устраивает, Витек?

Нарисованная режиссерской рукой перспектива слегка охладила страстного сценариста, и поэтому он не особо сопротивлялся, когда режиссер взял его под руку и осторожно, как травмированного, повел к персональной своей черной "Волге".

Всегда недовольный жизнью и теми, кого возил, шофер демонстративно резко рванул с места. Сценариста и режиссера, сидевших сзади, кинуло спинами на сиденье. В этом положении и остались, потому что так откинувшись, расслабившись — было удобнее отдыхать. Поехали.

Ехать было недолго, верст семь-восемь, не более. Их главная база находилась в научном городке у самой Оки, где съемочной группе существовалось весьма сносно: благоустроенная гостиница (редкость в малых подмосковных городах), приличная столовая при научно-исследовательском институте, лес, река, летнее солнце — чего еще надо вечным бродягам-киношникам?

— Сегодня ночью снимаем сцену на болоте, — сказал режиссер.

— Это ты к чему? — настороженно поинтересовался сценарист.

— Как ее снимать, Витя? — драматически вопросил режиссер.

— Хорошо, — посоветовал сценарист. Подумав, добавил: — И по сценарию.

— Я к тебе серьезно, а ты... Понимаешь, не могу я снимать эту сцену так, как она написана, не могу! После того, что мы узнали, делать комиссара стопроцентным героем кощунственно!

— У нас два героя, — напомнил Виктор.

— Нельзя их делать равноценными, пойми же, Витя! За белым офицером историческая правда. И наша трагедия в том, что он проиграл.

— Наша трагедия в том, что в те годы Россия разделилась надвое, и две России разошлись в разные стороны. Вот об этом я и писал.

— Витюша, может, подумаем над сценкой, а? — заискивающе предложил Андрей.

— Сценарий утвержден студией, и ты будешь снимать то, что утверждено, — неколебимо стоял на своем Виктор. Глянул в автомобильное оконце и попросил шофера. — Останови, я здесь сойду.

— Своего собутыльника, сорвавшего съемку, навестить хочешь? догадался Андрей. — То же, нашел себе дружка!

Виктор ступил на пыльный проселок, захлопнул дверцу и сказал:

— Привет!

В давным-давно брошенном строителями городка бараке расположилась временная конюшня съемочной группы. Толкнув хилую дверь, Виктор оказался в вонючем помещении. Темно было, как у негра под мышкой. Виктор постоял недолго, привыкая к темноте, но не привык, и поэтому позвал вслепую:

— Серега!

Ни ответа, ни привета. Он осторожно двинулся к закутку, в котором вчера так мило употреблял спиртные напитки. За прикрытым попоной дверным проемом тускло светилось маленькое оконце. Срам и безобразие вчерашней пьянки: немытые стаканы, грязные тарелки, сухие хлебные объедки, глистообразная колбасная кожура. И здесь не было никого. Виктору захотелось на волю.

На солнце зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел, как от дороги шел к конюшне бывший витязь, а ныне конюх — юный герой сегодняшнего дня. Буденовку герой нес в руках — жарко ему было.

— Где Серега? — спросил у него Виктор.

— Когда мы на съемку уезжали, здесь был. А что, его нет?

— Был бы — не спрашивал. — Виктор решил уходить, но передумал. — Он что, сильно пьяный с утра был?

— С утра — нет, совсем нет! Вроде бы к съемке готовился, оделся вот в эту форму, — конюх осмотрел свой наряд. — На коня сел, чтобы размяться, в лесок уехал, а когда вернулся, прямо из горла бутылку выпил, разделся, и сказал, чтобы я на трюк шел.