— Ну что вы, Олег Антонович, о чем говорить? — смутился Клименко. — Це ж наше общее дело, правильно сказал как-то Назар Семенович.

Проводив строителей и закончив вчерне все работы в боковой камере, мы занялись расчисткой завала в дромосе. Копали опять только мы с Алексеем Петровичем, студенты лишь оттаскивали землю. Конечно, это сильно замедляло работу. А так не терпелось поскорее добраться до погребальной камеры и узнать, оставили нам что-нибудь грабители или нет.

Но правильно мы поступили, отказавшись от чудо-крота. Почти на каждом шагу в земле попадались находки, оброненные грабителями: наконечники стрел и копий, золотые бляшки с изображениями разных зверей, бусинки. Тогда приходилось откладывать лопаты и браться за ножи и кисточки.

Эти находки больше огорчали, чем радовали: меньше оставалось надежды, что в погребальной камере осталось что-то ценное. Вероятно, все успели утащить грабители, прежде чем обвалилась кровля.

И вдруг я увидел торчащую из земли кость. А вот другая…

— Алеша, посмотри, что это лезет? — окликнул я Савосина, от волнения переходя на археологический жаргон.

Начинаем осторожно расчищать землю вокруг.

Да это целый скелет! Странно, что он лежит лицом вниз прямо в коридоре, словно пытаясь преградить нам дорогу. Воин, убитый и положенный тут, чтобы никто не потревожил покой его хозяина? Но почему при нем нет никакого оружия, кроме проржавевшего ножа?

К нам присоединился Олег Антонович. Втроем мы начинаем осторожно расчищать и осматривать скелет. Среди костей пальцев тускло сверкнуло золото. Три кольца и два браслета, один явно женский, ножной. Почему он оказался на руке скелета?

Присмотревшись внимательнее, замечаем, что и кольца вроде не были надеты на пальцы, как полагалось. Покойный словно зажал их в кулаке. Странно.

— Посмотрите, а это что? — произносит Савосин, рассматривающий что-то, растянувшись прямо на земле рядом со скелетом.

На полу камеры, словно тень какого-то предмета, едва заметен квадратный отпечаток. Сам загадочный предмет, видимо, был из кожи или ткани, давно истлел. Остался лишь непонятный костяной кружочек, лежащий почти посреди этого квадрата.

Савосин вопрошающе смотрит на Казанского. Тот пожимает плечами. Мы наносим на план загадочный отпечаток, фотографируем его так, чтобы он получился на снимке поотчетливей, убираем костяной кружочек и снова принимаемся за расчистку.

— Почему он лежит вниз лицом? — недоумевает Казанский. — Странная поза.

— Наверное, труп перевернули грабители, — говорю я, а сам думаю: почему же кольца у воина они не сняли? И что это за непонятная проржавевшая железная мотыжка лежит возле тела стражника? Ладно, разбираться будем потом. Мы тщательно фотографируем скелет с разных точек, зарисовываем прямо с куском вырезанной земли, выносим его на поверхность. Студенты под руководством Олега Антоновича займутся детальным осмотром и описанием скелета, а мы торопимся копать дальше. Кажется, до погребальной камеры уже недалеко.

Вот и вход в нее. Но камера тоже завалена землей.

На пороге натыкаемся на второй скелет. Он тоже лежит как-то неестественно — на боку, у самой стенки коридора. Начинаем расчищать и его.

Возле скелета, точнее под ним, находим двенадцать бронзовых наконечников истлевших стрел, две бронзовые бляшки в виде причудливых птичьих когтей, видимо служивших пряжкой пояса, и небольшой кинжал.

И это, очевидно, страж, убитый и положенный на пороге гробницы, чтобы охранять ее вечный покой. Его тело, вероятно, сняв драгоценности, если они были, отодвинули к стенке дромоса грабители, расчищая себе дорогу.

Вечером, когда мы все, как обычно, лежали на земле у костра, любуясь игрой огня, и спорили, Клименко вдруг задумчиво произнес:

— А вы знаете, братцы, что за скелеты в коридоре? Я, кажется, понял. Тот, что лежал на пороге камеры, конечно, стражник. А другой, которого раньше нашли в коридоре, — это ведь, пожалуй, грабитель. И мотыжка, что нашли возне него, — это его орудие воровское. Он ею землю копал, лаз прокладывал.

— Очередная детективная история? — недоверчиво проворчал Казанский, посапывая трубкой.

Но Андрей Осипович продолжал, словно не слыша:

— Грабители, видимо, все в камеру не решились влезать, опасаясь обвала. Послали сначала одного. Он передавал им драгоценности. Но их опасения оказались справедливыми. Кровля таки обрушилась и задавила его. Вот почему он и остался лежать ничком, придавленный. Пальцы у него впились, вцепились в землю: пытался выбраться, задыхался. Так мне думается, хотя, конечно, может, и ошибаюсь.

Все притихли, представив себе мысленно события, разыгравшиеся тут двадцать четыре века назад.

А я опять подивился, какой причудливой и драматичной оказалась история Золотого Оленя. Сколько времени мы уже идем по его следам и наталкиваемся все на новые неожиданности и новые преступления — даже в далекой древности.

— Тогда становится понятным, почему кольца и браслеты у него не были надеты на пальцы, — задумчиво произнес Савосин. — Он их с покойников снял и нес в ладонях. Воровская добыча.

— Ну, снова повело вас на детективщину, — поморщился Олег Антонович, но тут же вдруг сказал, привставая с земли:

— А я, пожалуй, понял, что за странный отпечаток оказался возле его скелета. Помните загадочный костяной кружочек, который мы там нашли? Это просто пуговица. Была у грабителя сумка. Он складывал в нес драгоценности и передавал дружкам — вероятно, кожаная. Она истлела, оставив, однако, отпечаток, который нас озадачил. И пуговица от нее сохранилась.

— Так просто? — разочарованно протянул Алик.

А Клименко одобрил:

— Логично, логично, Олег Антонович.

— Конечно. Пожалуй, все сходится. Знать бы только, сколько он успел утащить и передать дружкам, подлец? Оставил ли нам хоть что-нибудь?

Летняя ночь коротка. Кажется, только успел заснуть, как уже будит тебя, дергая за ногу, дневальный и разносится по лагерю зычный призыв Григорьевны:

— Сниданок стынет!

Бодрящий душ, плотный завтрак — и снова за лопаты.

Но не успеваем мы проработать в штольне и двух часов, как в лагерь снова прибывают знакомые гости. На своей пестро раскрашенной машине приезжают строители и буквально выгоняют нас из раскопа:

— Не можем мы допустить, чтобы вас завалило.

— Но в камеру же нельзя машину пускать! — пугаюсь я. — Она там последние находки переломает, если они и остались.

— А мы другую технику привезли, — успокоили меня строители. — У нас есть из чего выбирать, мы не бедные. Не беспокойтесь: снимем вам осторожненько только верхний слой осыпавшейся земли, а нижний, под которым находки, трогать не станем. Потом укрепим потолок, как в первой камере, чтобы он тверже камня стал, и продолжайте себе копаться на здоровье.

— Это идея, — одобрил Казанский. — Молодцы, светлые головы. Мне бы таких орлов да с этакой техникой, горы бы переворотил!

А я смотрю на Клименко. Голову могу дать на отсечение: конечно, это он, ничего мне не сказав, опять вызвал подмогу.

Нам удивительно повезло! Обвалился не весь потолок погребальной камеры, а лишь часть его, у входа, преградив путь грабителям.

Их подвело то, что они поленились прокладывать до конца свой собственный лаз, а, наткнувшись на дромос, решили воспользоваться готовым коридором. Его кровля и часть потолка погребальной камеры обвалились, заживо похоронив одного из грабителей и закрыв остальным дорогу к сокровищам. Пытаться проложить новый лаз в свежем завале было бесполезно. Рыхлая земля продолжала бы сыпаться и сыпаться сверху, ее невозможно было удержать. К тому же грабители, видимо, посчитали, что обвалившейся землей засыпана вся погребальная камера, и отступились.

И произошло это, видно, в самом начале воровской операции, сразу после того, как в камере побывал передовой разведчик и полез туда вторично, указывая в темноте дорогу товарищам. Тут его и придавило. Так что успел он унести, наверное, драгоценностей немного — первое, что попалось под руку. А уж особенно интересные и ценные для нас бытовые предметы сохранились все.