Тут, как ни парадоксально, нам даже повезло, что часть находок засыпало обвалившейся землей. Она сохранила от тления дерево и кожу, даже частично древнюю ткань, редко попадающиеся в руки археологов.

Строители хорошо справились со своей задачей. Расскажу сразу, что мы увидели, когда вся камера предстала перед нашими глазами.

Это было богатое погребение переходного типа — почти квадратная погребальная яма уже без деревянной крыши. Стены ее тоже не выложили бревнами, а просто вкопали по углам четыре столба и промежутки между ними забрали частоколом из жердей. Впрочем, похожие погребения встречались иногда и у чернолесцев.

Но в одной из стен была устроена уже по типично скифскому обычаю ниша-катакомба в виде небольшой овальной комнатки со сводчатым потолком. В ней на земляном возвышении покоились рядом два скелета, как потом оказалось — мужской и женский. Они были положены по-скифски, головами на запад, а не на юг, как обычно делали чернолесцы. Видимо, скифский похоронный обряд уже почти совсем вытеснил древние местные обычаи.

Нас сразу удивило, что их похоронили вместе, рядом, в одной нише. Жен или любимых наложниц обычно убивали и хоронили вместе со знатным скифским воином, чтобы они сопровождали его и в загробное царство. Но всегда для женщин устраивались отдельные погребения.

А тут скелеты лежали рядом — хотя, конечно, тела мог передвинуть грабитель, сдирая драгоценности. Но не перетащил же он сюда откуда-то тело женщины!

Значит, их так и похоронили рядом, рука об руку? Загадочно и непонятно.

Обвал, как я уже говорил, произошел, видимо, в самом начале грабежа. Грабители даже не успели снять три тяжелых золотых гривны с шеи покойного вождя (судя по богатству погребения, это была, вероятнее всего, конечно, могила главы племени). Одна гривна заканчивалась склоненными головами красавцев лосей, выставивших вперед могучие рога, словно сойдясь в поединке. Другая была попроще и такой потертой, что трудно было разобрать, с головками не то львов, не то пантер на концах. Но зато увесистой: около семисот граммов! Судя по всему, ее сделали задолго до смерти вождя, и она сопровождала его во многих походах. Возможно, гривна даже принадлежала раньше предкам вождя и передавалась по наследству.

Но самой интересной была третья гривна, сплетенная из трех тоненьких золотых жгутов. Она весила всего двести сорок граммов и была словно только что изготовлена. Вполне возможно, ее сделали даже специально к похоронам, чтобы положить в могилу вождя.

Концы этой гривны венчали фигурки двух воинов, очень похожих по одежде. Один был бородатый, другой безбородый, с длинными, свисающими вниз усами — точь-в-точь как представители двух племен в сценке битвы на Матвеевской вазе! Только изображенные на кончиках гривны воины не враждовали, а, наоборот, протягивали друг другу кубки в виде рога — серебряные ритоны с вином. Представители разных племен братались!

В головах у покойного вождя лежал бронзовый увесистый клевец, или чекан, напоминающий металлическую Палку с изогнутой рукояткой. Рукоять была в виде безрогой головы лосихи, тоже сильно стершейся от времени. Клевец у скифов довольно редкое оружие. Чаще клевцы находят при раскопках в Сибири. А лежавший перед нами явно не был просто оружием, хотя и достаточно грозным. Скорее всего, он служил символом власти. Недаром его и сделали еще из бронзы, хотя для изготовления обычного оружия уже давно применяли железо. Такая боевая железная секира лежала рядом с клевцом. И зазубрины на ее широком проржавевшем лезвии свидетельствовали, что ей довелось потрудиться во многих боях. Обушок и рукоять секиры были выложены золотыми пластинами с изображениями различных зверей. Среди них почетное место опять занимали олени все в той же гордой летящей позе.

Тело покойного было, видимо, укутано покрывалом. От него остались только золотые бляшки с изображением зверей. Они как бы сохранили даже очертание складок покрывала.

А ниже, под этой «тенью покрывала», мы увидели множество небольших, с ноготь, сильно проржавевших железных пластинок, напоминавших рыбью чешую. Это были остатки панциря.

— Какая уникальная находка! — восхищался Андрей Осипович. — Можете мне поверить, ни в одном музее ничего подобного нет. Жаль, что подкладка истлела. Но можно будет восстановить. Вы полюбуйтесь, как ловко его смастерили.

Панцирь действительно был сделан весьма изобретательно. Металлические чешуйки накладывались на кожаную подкладку. Она истлела, от нее сохранились лишь» несколько клочков, прилипших к некоторым чешуйкам. Они прикреплялись к подкладке, как пуговицы, с помощью кожаных ниточек, продетых в специально пробитые отверстия, пояснил нам Андрей Осипович. Поскольку каждая пластинка была прикреплена отдельно, панцирь плотно облегал тело воина, не стеснял движений, был легким и в то же время прочным и надежным…

И сделал этот замечательный панцирь, конечно, мастер, похороненный в первой камере! Теперь стало понятным назначение найденного у его могилы затейливого молота-пуансона. Именно им ковались тончайшие чешуйки.

Справа от скелета вождя лежал стальной меч в золотых ножнах, украшенных сценками борьбы разных животных. Навершие у меча было в виде когтистой орлиной лапы, а перекрестие напоминало формой бабочку, сложившую крылья. На рукояти его мы увидели те же самые изображения оленей и гоняющихся за ними львов, что и на стенках одной из каменных литейных форм, положенных возле тела принесенного в жертву мастера. Не оставалось никаких сомнений: именно в ней талантливый мастер и отлил этот меч для вождя.

Меч был с длинным — в семьдесят сантиметров, как у сарматских, лезвием, предназначенный рубить, а не колоть и резать, как обычные скифские акинаки. Рядом с ним тремя кучками лежали наконечники истлевших стрел. На земле сохранились отпечатки колчанов, а в одном месте — даже несколько кусочков кожи от одного из них. Еще несколько пучков стрел стояли у стенки в углу. У некоторых отлично сохранились древки, достигавшие в длину семидесяти сантиметров. Целые стрелы производили, конечно, куда более внушительное впечатление, чем просто наконечники.

Наконечников же мы насчитали свыше трехсот, в большинстве бронзовых.

— Их было легче отливать в формочках, чем ковать железные, — пояснил студентам Андрей Осипович. — А стрел в бою требовалось много.

Возле головы покойного вождя лежал его шлем — бронзовый, усиленный ребром с шишечкой на верхушке и с подвесными нащечниками. В двух местах были заметны вмятины от ударов вражеских мечей. Ребят поразило, что шлем оказался так невелик, всего в тридцать сантиметров высотой. Никому из студентов он бы на голову, пожалуй, не налез.

— Акселерация, — глубокомысленно заметил по этому поводу дядя Костя. — Наглядный пример совершенствования человеческого рода. Не только продолжительность жизни увеличилась, но и объем черепа. Читал в журнале «Здоровье».

Рядом со шлемом лежал боевой щит — вернее, лишь его железная оковка, украшенная в центре золотой маской какого-то свирепого божества, призванной устрашать и отпугивать врагов, и фигурками стремительно скачущих, словно летящих, шести оленей по краям. На щите оказалось немало вмятин. Видимо, он прикрывал своего хозяина во многих битвах. В центре щит был пробит насквозь, так что лицо изображенной на нем богини исказилось. Казалось, она широко открыла рот в последнем вскрике гнева и боли.

— Странно, — пожимая плечами и покачивая головой, вопрошал Казанский, сидя на корточках возле скелетов. — Такое впечатление, что они умерли одновременно, потому и похоронили их вместе. И мужик этот погиб явно не от старости. Что с ними случилось?

На этот вопрос мы вскоре получили обстоятельный ответ. Его дала судебно-медицинская экспертиза, проведенная спустя двадцать пять веков после событий. Жизнь, как нередко бывает, сочинила историю куда более романтичную и драматичную, чем мы гадали у костра. Но не стану забегать вперед.

Женское погребение оказалось еще богаче, тут была похоронена, видимо, жена вождя, не простая наложница. Голову ее украшала высокая коническая шапочка, вероятно, кожаная, сплошь обшитая золотыми бляшками и пластинками. Кожа истлела, но бляшки хорошо передавали форму убора. На лбу хорошо сохранилась золотая лента с растительным орнаментом.