— Мне машина нужна...
— Ишь какой прыткий. Мечту имей, надейся, глядишь, и получится. Ты в загранках бываешь?
— Только в Болгарии был две недели по туристической.
— А тебя в командировки не пускают, что ли?
— Не все сразу... Обещают...
— А биография у тебя чистенькая?
— Само собой... Иначе я бы здесь не работал...
— Отлично. Ну ты иди, я немного задержусь...
— Как же с чемоданом? Тяжелый. Давай помогу довезти.
— Это не твоя забота. Завтра позвони мне, ладно? — Она улыбнулась. — Отдыхай, Николя́. Между прочим, ты «Анжелику и короля» смотрел? Ты на того артиста, который Николя́ играл, похож чем-то. Ну всего, до встречи!
ПРОСЧЕТ
Работники группы Бурмина решили проникнуть в подполье часовни, где Засекин в последний раз реставрировал иконы. Необходимо было на это время как-то удалить Лисовского. Связались со Псковом, с нужными людьми. После этого Управление культуры Пскова обратилось к директору Старицкого музея с просьбой направить специалиста по кладбищенской скульптуре. Директор был согласен отпустить Лисовского, но тот воспротивился:
— Не могу поехать. Болен.
— Но ведь всего на несколько дней. Мы вас туда и обратно на машине доставим.
— Что я, от вашей машины поправлюсь, что ли?
Директору все же удалось уговорить Лисовского поехать, хотя он действительно выглядел нездоровым. За последние дни вроде даже постарел. Морщины на лице обозначились еще резче, веки воспалились.
Лисовский ехал в командировку с отчаянием в душе — ведь все его попытки найти украденные сокровища ничего не дали.
С одной стороны, он понимал, что это мог сделать только Засекин — ведь в часовню, где он тогда находился, кроме самого Лисовского, никто не заходил. В подполье пробраться можно лишь через отверстие в полу. Но тогда куда Засекин мог запрятать украденное? «Да, только Засекин мог выкрасть... только он... Я же своими глазами видел, как он задвинул плиту... Но потом-то он ни шагу без меня не делал. Неразрешимая загадка... Видно, зря я поспешил с ним расправиться. Ведь можно было в конце концов заставить его признаться... А что теперь?» Оставалось предположить: Засекин передал в окно предметы своим сообщникам.
Лисовский тщательно исследовал раму, но видно, что она не вынималась — ржавые гвозди не тронуты, стекла целы.
Лисовский с ужасом думал о том, что «хозяин», узнав о пропаже, не поверит ему и после этого может переслать куда следует те военные материалы, и тогда его, Лисовского, ждет смерть.
Перед отъездом в Псков Лисовскому пришла мысль о том, что у Засекина был помощник и что это не кто иной, как Эньшин. Видимо, они изготовили ключ к замку и, пока он отлучался, все и проделали. Нужно было узнать, выезжал ли в те дни Эньшин из Москвы.
В подполье Бурмин спустился вместе с помощником. Железный ящик, о котором рассказывал Засекин, находился в указанном им месте. Он был пуст. В углу обнаружили тайник, но в нем ничего не было, хотя удалось установить, что раньше железный ящик стоял именно там. По предположению Бурмина Засекин не был причастен к краже.
Может быть, у Лисовского и были спрятаны предметы коллекции, и они-то пропали? И еще досадовал Бурмин — не уследил, куда девал Лисовский отреставрированные Засекиным иконы.
Караулить надо было не только Засекина, а проследить, куда ходил Лисовский. Пока Бурмин с Сухаревым спасали Засекина, пока вызывали наблюдателей, прошло время, и именно тогда Лисовский спрятал иконы.
Чтобы обследовать пещеры под монастырем, нужны были инструменты и, главное, планы расположения пещер, а также время. Но в последние дни, как показало наблюдение, Лисовский в пещерах не был.
ВЫХОД ЛИШЬ ОДИН
В комбинате, где работала Нина Озерцева, организовали концерт известной певицы — жены одного из художников. По приглашению приятельницы сюда пришла и Марта Григорьева. В перерыве к ней подошла Озерцева:
— Марта Сергеевна, я так давно вас не видела! Вы там в своей графической секции совсем обособились, у нас не показываетесь.
— Да все времени не хватает. Сколько раз собиралась специально зайти — вас повидать...
— А вы чудесно выглядите. Как всегда, элегантны.
Оглядев Марту, Нина обратила внимание на ее медальон.
— Какая прелестная вещь, видно, что старинная, не иначе как от бабушки или прабабушки...
— Вы угадали, от бабушки.
— Наверное, и портрет внутри?
— Конечно. Моего любимого...
Марта раскрыла медальон, и Нина увидела миниатюрный портрет Пушкина, выполненный, как видно, большим мастером: каждый локон, каждая деталь одежды были тщательно прописаны. Нина попросила Марту снять медальон, чтобы повнимательнее его рассмотреть. Портрет был обрамлен тончайшей ажурной вязью, а с наружной стороны крышки мерцал зеленоватым светом хризолит.
— Скажите, Марта Сергеевна, а вы знаете, когда и кем был написан портрет и сделан медальон?
— Бабушка говорила маме, что портрет написан крепостным художником графа Дубова и сделан медальон в год смерти Пушкина для дочери графа, большой поклонницы поэта.
Возвращая медальон, Нина увидела на нижней крышке выгравированный трилистник...
Перерыв кончился, и все прошли в зал. Началось второе отделение — исполнялись романсы Рахманинова. Но Нина почти не слушала певицу, она была ошеломлена увиденным. Трилистник... Так это же личный знак Муренина! В продолжение концерта Нина думала лишь об одном: «Неужели я напала на след?»
Как только концерт закончился, Нина предложила Марте Сергеевне зайти в свою рабочую комнату, посмотреть картину, недавно принятую Советом.
Потом Нина усадила Марту в кресло и снова заговорила о медальоне:
— Вы уж извините меня, Марта Сергеевна, что я опять надоедаю вам с медальоном, но это такая редкая вещица... Интересно, как он попал к вашей бабушке — куплен или подарен?
— Вот этого я не знаю. А вообще я представляю себе бабушку романтичной и загадочной.... хотя она, по рассказам мамы, была тихая милая женщина. Я, к сожалению, не успела ее узнать, она умерла в 1918 году. У меня от нее остался еще образок — нагрудная иконка, владимирская богоматерь. Тоже прекрасная вещь...
— И с таким же трилистником на обороте?
— Да, представьте себе. Наверно, это знак мастера-ювелира. Я как-то побывала в ювелирной мастерской, поинтересовалась, насколько ценны эти вещи, но они насчет трилистника ничего не знают. Правда, оценили хорошо, один пожилой мастер очень уговаривал меня продать хотя бы одну из вещей. Но я не хочу расставаться с ними. Это ведь память бабушки и мамы и мои единственные драгоценности.
— А кто была ваша бабушка?
— Она из семьи петербургского чиновника, окончила гимназию, вышла замуж за служащего, то есть за моего дедушку, но я его тоже не застала. А бабушка?.. Она была, как теперь называют, домашней хозяйкой. Умела печатать на машинке, этим и подрабатывала. По фотографиям помню ее миниатюрной, с обаятельной улыбкой...
На следующее утро Нина позвонила Бурмину.
— Здравствуйте, Владимир Михайлович! Если бы вы знали, что произошло, то, несмотря на всю вашу выдержку, вряд ли уснули бы. У меня для вас такие новости... Нужно срочно увидеться...
— Я сейчас же еду к вам.
Когда Нина рассказала Бурмину историю с медальоном, он отнесся к этому с нескрываемым интересом.
— Вы говорите, медальон с портретом Пушкина и иконка? Так это же те самые вещи, против которых в описи стоит пометка самого Муренина, что они подарены Е. Т. А вот «он» это или «она», никому узнать не удалось. Может быть, вы в самом деле напали на след? Ну, Нина Ивановна, вы молодец! Скажите, а как звали бабушку Марты Сергеевны?
— Забыла у нее спросить. Так разволновалась...
— Ну, ничего. Но мне придется просить вас еще об одной услуге. Должно быть, не очень тактично нам сразу вызывать Марту Сергеевну в управление или заявиться к ней. Она ведь поймет, что информация исходила от вас. Получится неловко.
