За завтраком пролетел уже другой слух — что Дамонт посетил заключённого Мелаирима и о чём-то с ним разговаривал.

— Во дела творятся, — покачал головой Ямос, сидящий за столом справа от меня. — То Наллан со скалы упал, то Герлима убили…

Сказать ему, что ли, что обоих грохнули во светлое имя моё? Нет уж, ладно, оставлю на чёрный день.

— А что слышно, когда суд будет? — спросил я.

Спросил, собственно, чисто чтобы разговор поддержать. Выяснить было бы проще у братьев по Ордену, те-то точно знают.

— Завтра утром вроде, — пожал плечами Ямос. — С началом занятий. Чтоб ученики не набежали.

Ну, один-то ученик точно «набежит». Мне судьба Мелаирима далеко не безразлична, и если его вдруг прямо из зала суда поведут на казнь… Я хотя бы попрощаюсь.

— Э, ты что, не слышал ничего, что ли? — Напротив меня, вытолкнув бесцеремонно моего однокурсника, упал Зован. Упал — и вытаращился на меня.

— Что не слышал? Слышал! — возмутился я. — Глава клана прибыл судить Мелаирима.

— Да про это только дебил не слышал, — отмахнулся Зован. — Рабыню твою видели в городе.

— Что? — У меня ложка выпала из руки. Я, впрочем, быстро собрался и не стал даже поправлять Зована. О том, что с Натсэ сняли ошейник, ему знать не обязательно.

— Я с утра через рынок шёл, — принялся объяснять Зован. — Там только и разговоров. Она вроде вечером, перед самым закрытием, пыталась что-то купить, и тут на неё набросился какой-то парень. Наверное, парень. Его толком даже не рассмотрел никто — двигался быстро. Мимо неё пробежал, она вскрикнула и упала. Поднялась, достала меч. Дрались, вроде, секунды две, потом она опять упала и исчезла. И он тоже. Я кровь своими глазами видел.

Слева от меня Авелла судорожно вдохнула. Ямос справа что-то пробормотал. А я даже не мог никак прореагировать. Внутри меня как будто пожар разгорался, и я все силы тратил на то, чтобы его унять. Вдох, выдох. Если я высвобожу пламя, Натсэ легче не станет.

— Много? — спросил я.

— Чего много? — переспросил Зован.

— Крови — много?

— Ну, так… Не знаю. С полстакана, наверное.

Спокойно, спокойно… Она — маг Земли. Если «исчезла» — значит, скорее всего, трансгрессировала куда-то в безопасное место. А там у неё наверняка есть все необходимые средства для оказания помощи. Если уж она кошку завела, то медикаменты — точно должны быть. Ну и земля, камни. Наверное, она может с их помощью восстанавливаться, так ведь?

Так я думал. Однако пока я думал, тело моё встало и, посмотрев на Авеллу, сказало:

— Ты идёшь?

— Мортегар, мы не можем отказаться от участия в турнире. — Авелла встала, готовая уйти. — Нас тогда самих…

— Что? Отчислят? Из Ордена выгонят?

— Да, выгонят из Ордена, мы лишимся оружия и доспехов. Чем мы тогда ей поможем?

Я заставил себя закрыть глаза и трижды глубоко вдохнул-выдохнул.

— Ты права. Идём тогда, покончим с этим скорее.

Но «скорее» не получилось. На выходе из столовой мы столкнулись с господином Тарлинисом, который просто кипел от гнева. Не удостоив меня и взглядом, он уставил своё грозное пенсне на Авеллу и заговорил, едва не срываясь на крик:

— Что ты себе позволяешь, дочь? Что ты о себе возомнила, а? Я уже третий день живу в этом муравейнике, третий день требую, чтобы ты ко мне явилась. Тебе что, не передавали?

Авелла посмотрела на меня вопросительно. Я кивнул. Тогда она снова повернулась к отцу и решительно заявила:

— Да, передавали! А я не пошла, потому что мне было не угодно.

— Ах, так?! — взревел Тарлинис. — Не угодно? Тогда слушай меня внимательно: с этой секунды можешь забыть о помощи рода навсегда. Пусть изгнать я тебя не могу, но денег ты больше не увидишь — ни одного жалкого дилса. Ни ты, ни твой бесполезный брат.

— Какое облегчение, что я скоро перестану принадлежать к этому жалком нищему роду! — Голос Авеллы в этот миг напоминал голос её матери, когда та сердилась. — Я даже не задумываясь перейду в другой, ещё более жалкий и нищий род, которым буду, по крайней мере, гордиться! А теперь прошу нас извинить, мы торопимся с позором проиграть рыцарский турнир.

Взяв меня под руку, она обогнула онемевшего от такой наглости отца и вышла из столовой.

Держалась Авелла долго — до самого выхода. И только на улице я почувствовал, как её трясёт — не от холодного ветра, бросающего в лицо колкие капли дождя.

Остановившись, я заглянул в её бледное лицо. Она, ни слова ни говоря, прижалась ко мне.

— Ты всё сделала правильно, — шепнул я, погладив её по голове. — Я тебя никогда не брошу, обещаю.

— Мортегар? — услышал я её прерывающийся голос.

— Да?

— Я никогда не говорила так с папой.

— Когда-то нужно было. Хочешь правду?

— Угу, — кивнула она, потёршись носом о мой плащ.

— Твой отец — редкостная скотина, и даже такого сына, как Зован, он не заслуживает, не говоря о тебе.

Авелла отстранилась от меня, внимательно посмотрела в глаза. Я ждал возражений, возможно, даже истерики. Но она вдруг как-то очень просто и в то же время серьёзно спросила:

— Да?

— Моё глубочайшее убеждение, — ответил я.

— Тогда буду думать так. — И она улыбнулась.

***

Всё было как вчера. Стадион, арена, зрители, рыцарский кордон. Разве что дождь мелко и мерзко сыпал. Нам снова пришлось тянуть карточки. Мне досталась «двойка». Я окинул взглядом троих рыцарей, дошедших до финала. Крепкие взрослые мужики. Любому из них быстрее проиграть, чем пытаться победить. Да, теперь я рассматривал соперников именно с этой точки зрения — как быстрее. Деньги… Да плевать. Деньги гипотетически можно как-то заработать. А если Убийцы разделаются с Натсэ, то её я и за миллиард солсов не куплю.

— Первый поединок! — прогремел над стадионом голос Кевиотеса.

Авелла, покрывшись доспехами, перелезла через бордюр.

— Я быстро, — пообещала она.

— И осторожно! — сказал я вслед.

Подставляться правилами турнира запрещалось. Поэтому нужно было хотя бы создать видимость боя. Пропустить какой-нибудь удар — желательно, конечно, не смертельный — и уже тогда упасть и не подниматься.

— Торопитесь куда-то? — спросил Лореотис, стоявший рядом со мной, сложив руки на груди. Несмотря на дождь, он пока был без доспеха.

— Натсэ вчера видели на рынке, — сообщил я. — На неё напал кто-то из Убийц. Ранил.

— И что наш придурок собирается делать? Сложить на рынке алтарь и плакать?

— Это я.

— Что — «ты»?

— Я придурок. Мы обратно поменялись.

— Ты-ы-ы?! — обрадовался почему-то Лореотис. — Ну что ж, поздравляю! Ты сегодня вытянул главный приз.

И он показал мне свою карточку. Карточку с цифрой «2».

Авелле не повезло. Не повезло просто сказочно. Ей достался в соперники сверхосторожный рыцарь. Он, видимо, хорошо помнил окончание вчерашнего моего поединка и не хотел кончить так же. Нескольких секунд «боя» мне хватило, чтобы понять: рыцарь тоже ищет случая подставиться и лечь.

Авелла и безымянный брат Ордена сходились, расходились, делали ложные выпады. Сталь звякнула лишь один раз — мечи случайно сцепились кончиками.

— Да бей же ты! — пробормотал я, сам толком не зная, к кому обращаюсь. К кому-нибудь…

— Чтобы безукоризненно лечь в бою, — наставительно изрёк Лореотис, — надо сперва научиться как следует драться. Надо чувствовать бой, чувствовать соперника. А вы умеете только истерически побеждать, сами не понимая, как так вышло. Я вас не упрекаю, нет — это неизбежное следствие молодости. С возрастом начинаешь понимать, что, помимо побед и поражений, есть ещё и сам процесс.

Я с недоумением покосился на Лореотиса. Чего это он разговорился? Выпил, что ли? Но его ответный взгляд был прямым и трезвым.

— Думаешь, я не вижу, как ты заставляешь себя измениться перед каждым боем? — спросил он. — Ты как будто задерживаешь дыхание, ныряешь и, когда приходит срок, выныриваешь и судорожно дышишь.