— Ещё как! — Его решётку я ломать не решился и просто стукнул по ней кулаком.

— Знаешь, Авелла, ты одновременно смешная и грустная. Если бы вместо тебя сюда приволокли ту, бывшую рабыню, Мортегар уже бы стоял здесь, изобретая бредовый план по её вызволению, который непременно бы сработал. И ты это знаешь. Но вот арестовали тебя, и он до сих пор не торопится к тебе. Этот парень сам себя не знает, но уж я-то изучил его вдоль и поперёк. Ему плевать на тебя. Ты для него — не больше чем необязательное украшение, зажим для галстука, перо в шляпу. Если он и примчится — так только узнать, что со мной. Потому что именно я для него имею значение. А ты? Скольким ещё ты готова ради него пожертвовать?

— А вот и ничего ты не знаешь! — крикнул я, торжествуя. — Мортегар до такой степени крутой, и ему настолько не наплевать, что он — это я, и он уже здесь! Мы поменялись телами! Вот тебе!

От избытка чувств я просунул руки в камеру Мелаирима и показал ему сразу два средних пальца.

— Что?! — Мелаирим резко сел, и я поспешил убрать пальцы.

— Что слышали! — вернулся я к «выканью». — Можете посмотреть мой Огненный ранг. Он — шестой. И у Авеллы тоже шестой. Вот так вот! Нечего на меня гнать, Мортегар своих не бросает.

«А вот чем сейчас занимается в моём теле Авелла — это уже другой вопрос», — подумал я, но отмахнулся от этой мысли. Не важно! Лишь бы глупостей не наделала. Пусть ведёт себя тихо и спокойно.

Мелаирим одним прыжком оказался у решётки, я — шарахнулся.

— Это действительно ты? — заорал он, брызгая слюной.

— Я!

— Мортегар! — Мелаирим взвыл, стискивая каменные прутья. — Сколько ещё ты будешь играть с Огнём? Я спасаю тебя от одной опасности, а ты тут же вляпываешься в десять других! Сколько ещё это будет продолжаться?!

— Вы мне сами этот Огонь втюхали, а теперь играть не разрешаете, — буркнул я, впрочем, уже успокоившись. — Но вообще, это не специально. Вернее, специально, но я думал, что смогу вернуться в любой момент.

— Ты и можешь, — проворчал Мелаирим, остывая. — Ранг для тебя ничего не значит.

— Угу, это да. Но есть у меня такое нехорошее предчувствие…

— Что если ты сделаешь что-то за рамками ранга, то Огонь вырвется? Ну, что ж. Выбирай: либо так, либо жить вечно в теле Авеллы. Лично мне, по правде сказать, всё равно.

— То есть, помогать всё вернуть вы не будете? — уточнил я.

— Пальцем не пошевелю, — заверил меня Мелаирим.

— Хорошо, — кивнул я. — Тогда сам посмотрю, как это сделать.

— Где это ты посмотришь? — нахмурился он.

— В тех крутых и древних книгах в вашем подземном кабинете. Вы же теперь взаперти, так? А уж дверь я как-нибудь сломаю. Сам не смогу — Лореотис, Авелла и Талли помогут.

Если бы Мелаирим мог, он бы прорвался сквозь решётку. Но он не мог. Огненный ранг у него был до смешного маленький, печать Земли блокировала местная магия, а других печатей у него не было.

— Вы одновременно смешной и грустный, почтенный Мелаирим, — сказал я, когда он закончил орать и биться об решётку. — А теперь ещё и не почтенный, как я понимаю.

Как же злобно сверкнули его глаза.

— А тебе идёт быть девчонкой! — прошипел он сквозь стиснутые зубы.

— А мне самому нравится, — отозвался я, чисто чтоб досадить. И вернулся в свою камеру. Порядок есть порядок: посадили — сиди. Ну и что, что решётку сломал? Это ещё не повод из тюрьмы бежать. В одном Мелаирим был прав: проблем мне в жизни хватало, и добавлять к ним вражду с Орденом точно не следовало.

Мы оба молчали. От этого молчания у меня в голове зароились нехорошие мысли. И первым не выдержал я:

— А вы это всерьёз сказали?

— Что тебе идёт быть девчонкой? Да, — отозвался Мелаирим. — Ты же типичная девочка по натуре. Потому они пока что к тебе и липнут — их забавляет внутреннее подобие при физическом несоответствии. Но стоит немного повзрослеть — и редкая дура останется с тобой. Разве что ради денег и могущества.

— Да ну вас в знаете, куда? — рассердился я. — Я про другое спрашивал. Правда, будто кажется, что Авелла для меня ничего не значит?

— А… — Мелаирим помолчал, сидя на своих нарах, потом пожал плечами: — Значит. Наверное. Ты, в своей инфантильности, готов весь мир спасти и полюбить. Но истинная мудрость в том, что выбор может быть лишь один. Верный — один. И ты его уже сделал, дурачок. Чего же ты добиваешься теперь, играя с огнём? Хочешь разрушить жизнь себе, или Авелле?

Я поёжился:

— Теперь вы её как бы жалеете, а до того говорили…

— До того, — оборвал меня Мелаирим, — я пытался её образумить. Я думал, что с ней говорю. Нет, я не та́ю от обаяния леди Кенса, но она заслуживает большего, чем послужить тебе половой тряпкой. Маг может иметь две семьи — это правда. Но вот любовь, как правило, только одна. И если ты прислушаешься к своему сердцу, то поймёшь, что не любишь Авеллу. Она тебе просто симпатична. Впрочем, жизнь ты ей уже поломал, так что можешь меня не слушать. Женись и погаси искры в её глазах навеки, а сам продолжай до конца жизни страдать по Натсэ, которая уж точно не согласится участвовать в этом сопливом безумии. В отличие от тебя, она родилась свободной и не боится принимать непростые решения.

Когда ближе к вечеру нас почтил своим присутствием Кевиотес в сопровождении одного рыцаря со стопкой бумаг в руках, я сидел на нарах, пытаясь распутать превращённые в Огонь знает что волосы. Меня это занятие немного успокаивало. Я даже не обращал внимания на саркастические подколки Мелаирима. Мне казалось, будто я глажу по голове, успокаиваю Авеллу — да так оно, в сущности, и было.

— Запиши, — сказал Кевиотес рыцарю, — порча имущества академии. Попытка бежать…

— Я не пыталась! — возмутился я.

— Ладно, не пиши про попытку, — сжалился Кевиотес. — Итак, леди Авелла. Готова ли ты к суду?

Я тяжело вздохнул, встал и вытянулся перед начальством по стойке смирно.

— Всегда готова к суду!

Сопровождая меня к выходу, Кевиотес задал простой вопрос, который огорошил меня, будто лопатой по голове.

­— Ты даже не спросишь, почему здесь оказалась?

Я даже себе этот вопрос не задавал! Я привык к тому, что в любой ситуации накосячил столько, что меня убить мало, а потому арест ­— это вообще сущая мелочь, не заслуживающая внимания. Однако для Авеллы подобный ход мыслей, наверное, был бы не характерным.

— Потому что я некрасивая?

Мысленно я поставил себе десять баллов из пяти возможных: Кевиотес споткнулся, чуть не упал, поперхнулся ругательством и больше не говорил до тех пор, пока мы не вышли наружу.

Там заходило солнце, брызгал мерзкий холодный дождь. Хорошо хоть Лореотис, ждавший у входа, тут же накинул мне на плечи плащ.

— Собственно, всё, — сказал Кевиотес.

— Как — «всё»? — озадачился я.

— Ну, если хочешь формальностей, то я могу спросить, из каких таких соображений ты пыталась убить лежащего на земле человека. Ты можешь сказать, что он не участвовал в турнире, использовал магию и пытался тебя убить, так что ты защищалась, на что имела полное право. Я бы мог сказать, что в правилах нет оговорки насчёт участвовал не участвовал, а прямо сказано: не бить лежачего. Ты бы возразила, что и не ударила — он исчез раньше. Тогда я бы вспомнил, что ты нарушила ещё одно правило, использовав магию для сотворения кинжала. И тут Лореотис задался бы резонным вопросом: чего я, как глава Ордена, хочу? Хочу ли я любыми путями уничтожить нашу новообретённую сестру, или же я хочу сказать: «Орден Убийц уже все края перепутал, и нам пора ударить в ответ!»?

— Вот это точно! — поддакнул Лореотис. — Вмешиваться в турнир — это уже вообще ни разу не смешно.

— Так а арестовали-то меня зачем? — недоумевал я.

— Для порядку, — пояснил рыцарь, который записывал мои преступления. — Чтоб остальные видели, что правила — они для всех. Ты, как кто спросит, про суд ужасы всякие рассказывай, мол, на волоске от смерти и так далее. Разрешите идти? — Это он уже обращался к Кевиотесу.