Храм. Точно. Древнее святилище, о котором никто не знает. То есть, не знает никто, кроме Нэшвиллов. Вот теперь я поняла, куда меня притащил последний из рода Древних. Вот теперь мне все стало ясно, но вместе с тем и еще на порядок страшнее.

О таких местах ходили легенды. Эти храмы искали, их приравнивали к святыням. Поговаривали, что внутри стен этих древних святилищ, сосредоточено такое количество магии, что тот, кто хоть единожды окажется внутри, уже никогда не станет прежним. Слабые просто выгорали, а сильные… те, кто был способен удержать в себе немыслимую силу, становились еще сильнее.

Я вздохнула. Открыла рот, чтобы высказать Лемму все, что я думаю о нем и о его безумной затее, но не успела произнести ни единого звука. Стены храма вдруг засветились ярче. Белый свет, который до этого просто рассеивался внутри, теперь стал интенсивнее, насыщеннее. У меня заслезились глаза, и пришлось ненадолго зажмуриться, но перед этим я успела заметить, как от колонн, что охватывали ритуальный зал по периметру, отделились невесомые сгустки густого белого тумана.

«Призраки», — мелькнула запоздала мысль, а потом я почувствовала острую боль на ладони.

Вздрогнула, дернулась, пытаясь вырвать руку из захвата Лемма, но не смогла.

— Я люблю тебя, Айрин, — тихо прошептал Лемм, а затем прижал свое окровавленное запястье к моему… к тому самому месту, где уже набухла кровью свежая царапина. — И они тоже приняли тебя. С первого твоего шага здесь, они приняли тебя. Ты моя Айрин.

«Наша!» — донеслось отовсюду, и легкий свежий ветерок коснулся моей щеки, потрепал волосы, скользнул по губам и растаяла, точно его и не было никогда. А вместе с ним исчезло и призрачное сияние.

— Мог бы и предупредить, — буркнула я, понимая, что бежать уже бесполезно, злиться, впрочем, тоже. Леммард Брокк остался во всем верен себе.

— Ну, тогда бы ты вполне могла отказаться, а я не мог этого допустить, — фыркнул Лемм и отнял свою руку. Я опустила глаза, полюбовалась на то, как быстро затягивается свежая царапина.

— А это не опасно? Обмен кровью, я имею в виду?

— Это древний ритуал. Настолько древний, что сейчас о нем уже просто забыли.

— Значит, — я чуть прикусила губу и покосилась на Лемма, — он ничего не значит? Не имеет никакой силы и… не действителен? Я не привязана к тебя навечно и не обязана делать что-то такое, чего сама не захочу?

— Он многое значит для меня, Айрин, — очень серьезно ответил Лемм, — очень многое. Когда-то, очень давно, когда мир еще был совершенно иным, этим ритуалом связывались родственные души. Он служил опорой, маяком, позволял возродить надежду даже в самых отчаявшихся сердцах. А еще его использовали для передачи силы и магии наследникам. От отца к сыну, по крови…

— Ну ты и гад! — фыркнула я и вырвала свои ладони из его пальцев. — Наследники? Серьезно? Даже не мечтай!

Из древнего храма, замаскированного под склеп семейства Брокков, мы выбрались только спустя полчаса. Довольные, смеющиеся, радостные донельзя.

— Так ты утверждаешь, что этот обряд не имеет никакой юридической и магической силы, — я остановилась на самом пороге и обернулась к Лемму, который в этот самый момент запирал входные двери в склеп. Магией запирал. Родовой. Той самой, древней, доставшейся ему в наследство от предков.

Я фыркнула, но что греха таить, зависть чуть-чуть шевельнулась у меня внутри. Мне никогда не познать такой силы, никогда не почувствовать, что значит быть частью рода, никогда не ощутить всю мощь магии Древних. Я даже видеть ее могу только тогда, когда Лемм питает этой своей силой классические заклинания.

— Фактически, не имеет, — ответил Брокк, разворачиваясь ко мне лицом. — Можешь не бояться, после этого ритуала, ты не стала моей женой и даже невестой тебя назвать сложно, но… это пока. Обещаю, как только мы с тобой получим дипломы от свадьбы тебе не отвертеться.

Я лишь только грустно улыбнулась в ответ. Спорить не стала и в очередной раз доказывать, что ничего путного из этого не выйдет и родственники Лемма ни за что в жизни не позволят ему связать свою судьбу со мной, тоже не стала. За последние полгода, подобные разговоры у нас были. Не скажу, что часто, но, тем не менее, время от времени эта тема всплывала. Чаще всего это происходило накануне какого-нибудь важного семейного мероприятия или грандиозного приема, устраиваемого матушкой Лемма, на которое он все время пытался меня затащить. Я отказывалась, справедливо полагая, что среди такого общества мое присутствие совершенно бессмысленно.

— Я не шучу, Айрин, — Лемм остановился как раз возле калитки, что вела в сад из кладбища, и резко повернувшись ко мне лицом, схватил за плечи и чуть встряхнул. — Я люблю тебя, хочу соединить с тобой свою судьбу, хочу вечность быть с тобой рядом.

— Я верю Лемм, правда. И сама хочу того же. Просто… мне страшно, слишком страшно, что в любой момент это может просто рухнуть. Уйти навсегда, оставив в моем сердце незаживающую рану. Я все еще живу, как во сне и каждый миг боюсь проснуться.

— Это не сон, родная. — Лемм ненадолго прижал меня к себе, а затем поцеловал. Нежно-нежно, трепетно.

— Леммард? — незнакомый женский голос нарушил царящую вокруг меня атмосферу счастья, осел на коже мелкими льдинками, заставил вздрогнуть и спуститься из поднебесья на покрытую снегом землю Райены. — Что ты здесь делаешь в такое время?

— Мама? — Лемм удивленно вскинул брови. — Как ты… что ты здесь забыла в такое время?

— Странный вопрос, сынок, — леди Брокк говорила резко, отрывисто, словно выплевывала слова. И на меня она подчеркнуто не смотрела, не отрывая глаз от сына. — Я все еще хозяйка в этом доме.

Я судорожно сглотнула и попыталась чуть-чуть переместиться вбок и назад, чтобы полностью спрятаться за спиной Лемма. Он, правда, не позволил мне этого сделать, и осторожно перехватив на полпути, аккуратно сжал мое предплечье, заставляя застыть рядом с ним.

Леди Брокк.

Мама Лемма.

Жена канцлера.

Мамочки, только знакомства с сиятельной герцогиней мне и не хватало для полного счастья. И что теперь делать?

Я замерла, боясь даже вздохнуть лишний раз, скромно опустила глаза, но время от времени все же не могла удержаться и поглядывала на герцогиню Нэшвилл из-под ресниц. Она была красива. Той резкой холодной красотой, которая в свете называлась не иначе, чем «аристократическая». Бледная кожа, едва заметный розовый румянец на точеных скулах, так сразу и не понять, что стало его причиной: легкий морозец или специальный порошок, приобретенный за бешеные деньги у придворного косметолога — чуть скошенные к вискам глаза, большие, слишком большие для мелкого личика, но что удивительно, совершенно не портившие тонкой, удивительно гармоничной красоты леди Брокк. Если бы Лемм не назвал эту женщина мамой, я бы ни за что не подумала, что у нее может быть настолько взрослый ребенок. Увы, но факт остается фактом, леди Аделаида выглядела моей ровесницей, разве что в темных ее глазах время от времени проскальзывало что-то странное, выдающее и прожитые годы, и высокое положение, и привычку повелевать.

— Прости, конечно, — тут же слегка смутился Лемм. — Я просто удивлен тем, что встретил тебя именно здесь. Обычно ты не часто забредаешь в эту часть поместья.

Я закусила нижнюю губу, вдруг вспомнив о том, что сюда Лемм провел меня через потайную калитку. Хорошо спрятанную, служащую скорее всего для тайных посетителей или когда хозяевам поместья требуется покинуть свой дом или вернуться незамеченным.

А учесть, что леди Брокк встретила нас на той самой дорожке, по которой мы прошли чуть ранее, и шла она по направлению к виднеющемуся в глубине запорошенного снегом сада, огромной громаде самого особняка, она-то как раз возвращалась домой. Откуда-то. Среди ночи. Одна.

И вот откуда она могла идти?

Если честно, то мне вдруг почему-то вспомнились вчерашние откровения Камиллы. Неожиданно так в памяти возникла картинка, о которой до этого самого мгновения я ничего не помнила: