— Чего разлеглась, — кричит Коршун спасенной и бросается бежать дальше. Бог снова на их стороне, здесь хоть крыша не горбатая… Два человека уходят от погони. Третий — стреляет им в спины. От него, от его умения стрелять теперь зависят эти две жизни. От жизней этих двоих зависят, может быть, жизни сотен. Полицейский двумя руками сжимает рукоять револьвера. Три оставшихся патрона в барабане. Три пули, две цели… Мушка между лопаток бегущего, сначала его, потом её… Промахнуться он не может, не имеет права, у него с этими двумя уже личные счеты. Человек убивает человека, он не сомневается, что делает доброе дело. Для него весь мир сейчас уместился в прорези прицела, время для него остановилось. Один против двоих, остальные…не считаются. Остальным, вообще, до этих троих нет дела, у них свои заботы. Все, цель поймана. Теперь только от его умения стрелять зависят жизни тех, кто наивно еще верит в то, что их ничего в этом мире не касается. Глазки подмазаны, губки подкрашены… Идем смотреть театр; бомбардировщик на сцене, указательный палец на спусковом крючке, газ в зале… На улице оранжевые человечки!

Глухой хлопок выстрела и… Человек на крыше другого дома падает. Но еще раньше падает его подруга, подвернувшая ногу и потянувшая его за собой. Пули проходят выше, всего…в каком-то дюйме от его затылка. Ему сегодня повезло, ей тоже. Как повезло остальным, они еще не знают…

Рита слышала выстрел, но не придала этому значения. Если она, вообще, могла теперь чему-либо придавать значение… Вот уже пол часа она сидела на тротуаре, бессмысленно уставившись на разгромленную площадь и ничего перед собой не видела, только разбитые витрины, дымящиеся, догорающие автомобили и трупы, обуглившиеся уже и не только… Еще был противный запах горелой резины и сладкий привкус во рту. И что самое страшное, она снова видела этих везде снующих оранжевых человечков, этих неугомонных тружеников, занимающихся снова наведением порядка…

— Алле, девушка, вы меня слышите, — мужчина на корточках пытался привести её в чувства. — Девушка, очнись…

Рита не реагировала. Она пристально, не сводя глаз, смотрела куда-то вдаль на что-то её там заинтересовавшее, и совершенно не реагировала на то, что происходило у неё под носом. Карета «скорой помощи» была уже затушена и представляла теперь жалкое, покрытое пеной зрелище. Врачей рядом не было, они куда-то делись, решив, наверное, что психи это не их профиль, а остальным, кроме этого сердобольного до неё не было, вообще, никакого дела.

— Что с ней? — мужчина услышал вопрос где-то у себя над головой и посмотрел вверх.

— Не знаю, — он пожал плечами и поводил перед её глазами рукой. — Никакой реакции… Шок, наверное… Я видел, как её вытащили из той вон сгоревшей машины. Так и рассудка лишиться недолго. Скорее всего, что так оно и есть…

— Вы врач?

— Нет, — мужчина поднялся. — Просто хотел помочь…

— Идите помогать где в другом месте.

— Вы её знаете?

— Это моя жена.

Мужчина недоверчиво посмотрел на говорившего и его лохматую спутницу. Судя по их виду, они тоже здесь недавно футбол смотрели. Чистая и целая одежда этим двоим, похоже, только снилась…

— А я что, пожалуйста, — мужчина не стал упорствовать. — Хотел помочь только…

— До свидания, — Коршун опустился на корточки перед девушкой. — Рита, это я… Ты меня слышишь, девочка…

Услышав, что его подопечную назвали по имени, мужчина больше не стал задерживаться и отправился восвояси. Может быть, и правда этот тип был её мужем, кто их сейчас разберет, этих сумасшедших?

Совещание у генерала закончилось так же быстро, как и началось. Повестка дня состояла всего из двух вопросов: трагедия в метро (обвал эскалаторов) и футбольный погром в городе. Отдельным подпунктом был вопрос поимки капитана ФСБ Коршуна В.Н., ему генерал уделил всего пол минуты, съязвив, что его офицеры, бойцы невидимого фронта, становятся уже мировыми знаменитостями и людей режут в кинотеатрах, про погибшую жену Смирнова он деликатно умолчал.

— Ты как? — спросил он в самом конце Смирнова, когда остальные офицеры уже разошлись по своим делам.

— Да так, — отмахнулся тот, — что говорить…

— Похороны завтра?

— Да…

— Про дочь что слышно?

— Ничего хорошего, — полковник взглянул на часы. — Новости есть, но лучше бы их и не было.

— Что так?

— Да плохие новости сорока на хвосте принесла.

— Кто?

— Сорокин, некто, — уточнил полковник. — Поставками наркоты в Думе заведует…

— Что, официально?! — генерал поднял брови.

— Нет, конечно. — Смирнов понял его шутку. — Там Сергей Иванович фармацевтов лоббирует, ну и параллельно еще от карающего меча фемиды прячется за щит неприкосновенности. Удобно, знаешь… А наркотики, это так…для души что ли? Нашел человек себе отдушину, вот и тешиться.

— Хороша отдушина…

— До чего додумался, тем и тешиться. Грех осуждать нуждающегося…

— И какие новости тебе этот «нуждающийся» принес?

— Депутат, который?

— Он самый…

— Он мне только что показывал кассету с записью, где моя Лика… — полковник замолчал, снова переживая увиденное. — В общем, она, черт знает каким образом, оказалась в том самом вагоне, который я, черт знает куда, сам же и отправил.

Генерал побледнел:

— Ты это серьезно?

— Куда уж более. — Смирнов полез в карман за сигаретами. — Курить можно?

— Кури.

— По плану Белку и Стрелку мы собирались запускать только на следующем этапе испытаний. Парочка бомжей давно уже сидит на государственном довольствии в ожидании своего часа, но и они, это уже вторая очередь, первая, вообще…

— Знаю, кролики… А может, твои орлы просто поспешили? — предположил генерал. — Умышленно пошли на опережение графика, что ли, а здесь еще и эта пьяная парочка подвернулась под руку.

— Да…а почему меня никто не поставил об этом в известность?

— Вагон же пропал, — генерал тоже потянулся за сигаретой. — Вот и решили, что не стоит и докладывать. Вот если бы все прошло успешно, тогда можно было бы и признаться, а так, сам знаешь…инициатива у нас наказуема, тем более такая.

— Тебя послушаешь, так ты же их и защищаешь?

— Всего лишь пытаюсь разобраться.

— В сорок третьем американцы стерли с радаров свой эсминец похожим образом, — Смирнов затянулся. — Так вот, эсминец то скоро объявился, только вот весь экипаж был на этом «Летучем голландце» уже мертвым, даже те два морячка, про которых затем кино сняли. Это так, тебе для информации, чтобы разбираться было легче.

— Не злись, я все-таки думаю, что тебе дезу подсунули, — предположил генерал. — Сейчас же склеить все что угодно могут, людей, вон клонируют…

— Запись настоящая, Андрей, — полковник вздохнул. — Кроме Лики со своим парнем на ней еще один военный засвечен.

— Не удивительно, если это правда, конечно…

— Его фамилия Кудрявцев, старший лейтенант. Именно ему я и поручил на следующий день розыск своей пропавшей дочери…

— И что? — генерал украдкой взглянул на часы, время было расписано.

— Как это, что? Сегодня он их отправляет в третий мир, а на завтра, как ни в чем не бывало, сам же и принимается за их поиски.

— Так с него и спроси, он тебе все и расскажет, — генерал сунул окурок в пепельницу.

Не расскажет. Этот офицер сегодня в четырнадцать часов ноль одну минуту погиб, бросился в метро под поезд.

— Самоубийство?

— Да… самоубийство, — Смирнов усмехнулся. — Пять женщин и один военный. Люди лезут под поезд как тараканы на приманку. А тебе не кажется, Андрей, что это все отголоски наших суперсмелых экспериментов?

— Объясни.

— Я тоже не лаптем щи хлебаю, кое, что кумекаю, — продолжил полковник, пододвигая к себе, лежащую на столе схему метрополитена. — Вот смотри, — он взял ручку и принялся отмечать на ней станции, попутно поясняя ход своих мыслей. — Все эти якобы самоубийства произошли на кольцевой линии. Отмечаем станции: «Таганская», самый первый случай, затем по часовой стрелке идет «Парк культуры», «Краснопресненская», «Новослободская», красавица «Комсомольская» и, наконец, снова «Таганская»…