Лика присела на корточки и выгребла из костра черную обуглившуюся головешку, подошла к стене и большими корявыми буквами прямо под профилем танкиста написала: «Жди, скоро буду. Лика!!!» Сделала шаг назад и полюбовалась своим художеством. «Не Шагал, конечно, — улыбнулась она, — но понять можно. Слышь, танкист, — она подошла к портрету и пририсовала ему усы, — а тебе жена менуэт делала? Что это такое? Ну, да, конечно, какой там менуэт в перерывах между боями. Стремительный перепых, и на скорую руку, так наш танкист сокращает разлуку… Человечество бы освободить! Понимаю, не злись, инициатива наказуема! Из пушки бы бахнуть, да строем походить…»
Лика взяла один из сделанных Лорманом до этого факелов, как только додумался до этого, и сунула его в костер, получилось очень даже ничего… «Фонарик среднего века, — нашла она сразу ему определение. — Свет сквозь ужас… Брошенная москвичка мечтает познакомиться… Женатых и голодных прошу не беспокоиться, наличие консервов в карманах приветствуется!».
Дорога на станцию не заняла много времени и вот она уже была снова на том месте, где было много разбитых и искореженных вагонов. Здесь все осталось по старому, ничего не изменилось, только сейчас ей было чуть страшнее, чем тогда, когда она здесь была не одна, а так… Лика решила далеко не ходить, береженого Бог бережет, и направилась к первому же вагону, стоящему в самом начале станции, заглянула внутрь кабины машиниста, подсвечивая себе факелом и тут же испугано отпрянула. Машинист, как и положено по штатному расписанию, находился на своем рабочем месте, и даже в фуражке… Парень ждал зеленого света светофора, чтобы отправиться дальше. Легенький оскал оголенных зубчиков и пустые, черные впадинки вместо глаз… Она просунула факел в кабину и стала водить им из стороны в сторону, высматривая, чем же здесь можно было поживиться. Ничего интересного, только валяющийся на полу складной ножик да форменная куртка командира, повешенная на крючок позади кресла. Залазить в кабину было страшно, но и без трофея уходить не хотелось, тем более без куртки… Увидела теплую вещь и сразу же стало холодно, даже мурашки побежали по коже. Уходить без куртки теперь, когда она её нашла, и здесь так похолодало, было, вообще, по её мнению, полным сумасшествием. Лика вынырнула из открытого окна на перрон и попробовала открыть дверцу. Та, на удивление, открылась очень легко. Путь в святая святых был свободен. Немного смелости и…она уже внутри. Грязные окна, запылившиеся приборы, прибалдевший машинист…
— Привет, — поздоровалась она с засохнувшим хозяином. — Ты не волнуйся, я только куртку возьму и ножичек, и сразу же уйду.
Командир не ответил, он даже не посмотрел в её сторону. Бери, что хочешь, называется, и уматывай к чертовой матери… Лика не заставила себя уговаривать, сразу же натянула на себя куртку, хорошо, она висела совсем рядом, и потянулась за вожделенной железкой, валяющейся, как назло, возле самых ног высушенного трупа. Взгляд на машиниста, взгляд на ножик, взгляд на машиниста…
— Ты только сиди и не шевелись, — шептала она. — Я тебе ничего не сделаю, подумаешь, ножичек… А мне он нужен. Здесь столько заразы вокруг, — она снова взглянула на него, — что без него мне совсем никак, понимаешь?
Машинист не реагировал. Пустые глазницы смотрели вперед, что творилось в кабине его не касалось.
— Вот и правильно, — Лика почти приблизилась своими трясущимися пальчиками к находке. — Зачем он тебе, когда и так хорошо. Сейчас зажгется зеленый и ты, наконец, поедешь! Давно, наверное, ждешь то, глазки совсем уж ввалились…
Девчонка не видела, да и не могла видеть из того своего положения внизу кабины в котором она находилась как подземную темноту станции вдруг оживил красный свет светофора. Маленькая красненькая звездочка на черном небе. Красненькая звездочка, зеленая звездочка…Легкий оскал голых зубов машиниста и его, тянущая на себя рычаг, высохшая, костлявая рука.
Что-то вверху клацнуло, что-то внизу щелкнуло, что-то хрустнуло, что-то дернуло… Дверь с шумом закрылась, череп машиниста свалился на пол и поезд тронулся. Скрежет металла по металлу, рывок, еще рывок…Медленно, медленно поезд стал входить в тоннель. Пока Лика поняла, что происходит, было уже поздно. Она бросилась к двери и попыталась её открыть, но ту заклинило. Тогда она попыталась открыть ту дверь, что вела в салон, эффект тот же. Поезд набирал скорость, фары освещали дорогу, девчонка визжала, а свалившийся ей под ноги на очередном повороте обезглавленный труп машиниста…улыбался. Такой весь счастливый и довольный, перекатывающийся по полу из одного угла в другой улыбающийся черепок машиниста, представляете? Я тоже с трудом, а ему хоть бы что? Зеленый загорелся, и он поехал. Сама обещала! Ради этого стоило жить, ради этого стоило ждать!
Скорость все росла и росла и о том, чтобы открыть дверь и выпрыгнуть на ходу, не могло быть и речи. Зато место шофера теперь было свободно. Лика бросилась туда и задергала всеми возможными ручками и тумблерами. Все было бесполезно. Панель светилась, все щелкало и переключалось, но…ничего не работало. Стрелка спидометра, стрелки вольтметров и амперметров устойчиво отказывались что-то показывать на своих приборах. Поезд с бешенной скоростью летел по туннелю, фары светились, колеса крутились, приборы ничего не показывали. Поняв, что поезд она остановить не сможет и с этим ничего не поделаешь, Лика вернулась к дверце, решив её открыть во что бы то ни стало. Вот и нож пригодился. Несколько минут работы, и заевший замок поддался, дверь открылась. Лика высунулась наружу и тут же чуть не сорвалась вниз от полученного толчка поезда. Вагон качнулся, и она в одну секунду оказалась по ту сторону кабины. Руки вцепились в поручни, ноги повисли над пропастью, ветер впился в лицо и разорвал волосы, жизнь встретилась со смертью…
Волк лег на землю и прислушался. Земля гудела и дрожала. Что-то там под землей двигалось и шумело, только вот что, понять зверь конечно не мог. Единственное, что он знал точно, так это то, что это не было землетрясением. С этим явлением природы он уже освоился и даже к нему привык. Трясло часто, но сильных толчков и разрушений уже не было. Природа успокаивалась. Хорошие дома устояли, рухлядь разрушилась, превратилась в камни. Ветер гонял по пустым улицам мусор, мороз разукрашивал окна, снег белил крыши и дороги, смерть гуляла по городу, веселилась в его пустых, выкрашенных в белое, кварталах…
Вибрация становилась сильнее, и гул все нарастал. Волк поднялся на ноги и повел носом, запаха не было. Запаха не было, но это «что-то» было и оно приближалось. Волк даже понял, откуда и повернул свою морду в ту сторону, но ничего не увидел. Зверь предупреждающе зарычал, скорее злясь, чем, понимая, что происходит, но подземный пришелец и не думал останавливаться. Скорее всего, он даже не слышал этот предупреждающий рык хищника. До его владений надземные звуки не долетали. Наконец, это «что-то» прогремело у волка под ногами и стало быстро удалятся. Пик прошел, уже через минуту на том месте где находился зверь, все было тихо и спокойно.
Двери в помещение были открыты, вернее, их совсем не было, так что дорога внутрь была открыта, можно было двигать. Там вполне можно было чем поживиться, но зверь не спешил. Мокрый нос ловил еле уловимые запахи, доносившиеся из глубины дома, а лапы не трогались с места, что-то его останавливало. Что? Не хотелось оказаться в ловушке? Слишком просто, вход свободен, а дальше? Красные флажки и черные отверстия стволов направленных прямо в голову, что еще там его могло ждать за этой видимой легкостью, сытный ужин или легкая смерть?
Голод пересилил, инстинкт взял верх над разумом. Волк тенью бесшумно двинулся навстречу черной неизвестности. Прошел внутрь и застыл, глаза должны были привыкнуть к мраку. Влажные ноздри носа напряженно двигались, уши настороженно ловили любой звук, напряженное тело готово было в любую секунду сорваться с места и рвануться на источник опасности. Острые когти были готовы вспороть любого, кто бы сейчас оказался перед зверем. Постепенно предметы стали различимы. Волк поднял голову кверху и увидел через разбитое стекло крыши ночное небо. Далекие звезды отразились в его черных глазах и тут же погасли, зверь принялся осматривать помещение дальше. Первое, на что он обратил внимание, был огромный, в несколько метров в диаметре, вентилятор, встроенный в противоположную кирпичную стенку. Покрытые приличным слоем снега его лопасти давно уже не вращались и даже гуляющий здесь ветер, чувствующий давно уже себя здесь полным хозяином, не в силах был его расшевелить. Вентилятор давно умер, как и все здесь его окружающие предметы. Следующим объектом наблюдения стал подвешенный прямо к потолку предмет непонятного назначения. В его формах зверь краем сознания угадывал какого-то пернатого, но так отдаленно, что долго внимание его на нем не задержалось. С этой стороны ему опасности не грозило и зверь, осторожно прошмыгнув мимо, стал спускаться вниз, туда, откуда и шел этот привлекший его сюда запах. Следом только цепочка крупных следов на белом, освещенном только слабым звездным светом снеге…
