— Страшно? — усмехнулось чудовище. — Это все дело рук вашего батюшки, покойного Владимира Андреевича. Сначала он мне выжег на голове волосы, потом изуродовал мне пальцы, что бы я никогда в жизни больше не взял кисть в руки и не смог ничего написать… Но и этого ему показалось мало, тогда раскаленным железом он выжег собственноручно мне глаза, чтобы я уже больше никогда не смог увидеть того, что когда-то сам же и написал, например, ваш портрет, графиня. — А потом он меня помиловал, — странно, но тихий голос говорившего был совершенно спокоен и безразличен, — и отпустил на все, как я уже вам говорил, четыре стороны…
— Зачем вы мне все это рассказываете? — спросила Лика, прикидывая в уме расстояние до окна и вероятность успеха задуманного побега. Все же просто так умирать, пусть и за компанию с этим уродом, ей все-таки не хотелось. — Мне совсем не интересны эти ваши средневековые бредни…
— Вы хотите бежать? — он усмехнулся. — Бесполезно…
— Отпустите меня, пожалуйста, — захныкала она. Когда-то этот прием очень даже не плохо срабатывал. Мужчины на него попадались. А что может быть слаще для калеки, решила она, продавшего душу дьяволу, да еще и обреченного теперь на вечное прозябание в подвешенном состоянии, как не вид горьких слез той, которая была всему этому причиной.
— Не старайтесь, — устало вздохнул он. — Я вижу, что ваши слезы все насквозь лживы, так же, как и вы сами. У меня хоть и нет глаз, но вижу то я все равно лучше вас всех зрячих, вместе взятых, у меня, можно сказать, нет рук, но я все равно, как видите, пишу картины, у меня нет души, но я все равно живу…
— Может вам помочь умереть? — Лика сразу же подкинула ему новую идейку. Уж лучше он, чем она, это было б правильней…
— Звучит заманчиво, — кивнул он, я подумаю. А теперь я хотел бы показать вам свои новые картины, те, которые были мной написаны уже после вашей и моей смерти.
— Значит, я все-таки умерла?
— Нет, но скоро умрете, вам не долго, уверяю вас, осталось мучаться… Но вы не бойтесь, ваша смерть будет легкой и безболезненной. Вы умрете и снова окажетесь на балу, откуда я вас так нахально вырвал, даже не соизволив испросить на то вашего глубочайшего позволения.
— Как это, — не поняла она?
— Очень просто, — сверкнул он в темноте зубами. — Это ведь был бал мертвых: убиенных, самоубийц и прочих неудачников этой жизни, например, утопленников и утопленниц…
— Вы хотите сказать…
— Вот именно. На этом балу вы были единственной живой душой, неужели вы не заметили?
— А мои родители, — Лика готова была уже разреветься, — они что, тоже…
— Конечно, — говоривший деланно вздохнул. — Извините меня, я совсем вам забыл сказать, но вашу мать убили, а отец, ваш дорогой папочка, сам разобрался со своей жизнью.
— Не правда!
— Почему же…
— Потому, что это все вранье, — Лика больше не смогла сдерживать слезы и расплакалась. — Я не верю ни одному вашему слову.
— Не верь. Ты бы о себе лучше подумала, — тембр его голоса совсем не изменился. Шипение ядовитой змеи и то, наверное, было слаще, чем этот его убаюкивающий голос. — Тебя, кстати, тоже ждет не лучшая участь, например, голодная смерть в метро, там, где вы с дружком несколько дней резвились или…
Его отвлек какой-то посторонний шум, донесшийся с улицы, и он замолчал, внимательно прислушиваясь к посторонним шорохам, но все было тихо, и он принялся снова за свою жертву.
— Или, — продолжил он свою мысль дальше, — я поступлю с вами точно так же, как когда-то покойный граф поступил со мной, — он замолчал и повернул свои глазницы в её сторону, наблюдая за произведенным эффектом от своих слов. Эффект, действительно был потрясающим, Лика уже почти не держалась на ногах. — Или…
— У меня, похоже, нет выбора, да? — теперь Лика уже окончательно поняла, что она пропала.
— Похоже, что так, — кивнул он.
— Тогда расскажите мне, хоть что со мной случилось, и как я здесь оказалась? Еще сегодня утром я была дома и вот…
— Не были, — перебил он её. — Вам просто это казалось, что вы были дома. Вы хоть знаете, какой сейчас год на дворе?
— Две тысячи… — Лика стала говорить и замкнулась, догадавшись, что ответ все равно будет не правильный. — А какой? — взглянула она на него с испугом.
— Две тысячи восемьдесят седьмой, сударыня…
— Какой?! — Лика повисла у него на руке, — Что вы сказали?
— Все именно так и есть, красавица, ты не ослышалась, — художник, наконец, подвел её к развешанным на стене своим картинам. — Можешь сказать спасибо своему папочке, это именно он тебя сюда и отправил, после чего, спокойно взял и застрелился. Продолжать?
— Да, — Лика нашла в себе силы не свалиться на пол и мужественно решила узнать всю правду, какой бы она не была для неё тяжелой. — Я запуталась со своими отцами, это тот, который Владимир Андреевич?
— Нет, который Александр Васильевич.
— А-а, — протянула она, — понимаю. Первый это тот, который был у меня отцом, когда я еще была графиней, а второй…
— Вот именно. Вы еще что-то узнать хотите?
— А вы мне еще ничего и не рассказали.
— Хорошо, слушайте, у нас есть еще немного времени, да и вам, я смотрю, еще немного пожить хочется…
В течение следующих десяти минут он ей вкратце рассказал о всех тех событиях, случившихся после её исчезновения и даже больше, например, о свихнувшемся на любви к Маргарите умненьком инженерике, который из-за того, что одна дамочка не разделила его пылких чувств решил отправить её на тот свет, а вместе с ней её родную сестру и еще четырех подружек, что бы ей там скучно не было. Но после того, как несколько подружек были уже у ангелов, он вдруг испугался содеянного, и сам бросился под поезд…
— Злодей этакий, — говорившего, явно эта история радовала, — захотел отправиться на тот свет, предварительно решив расстроить всю, так хорошо налаженную им же самим систему. Пришлось брать все в свои руки, — художник любовно поправил на стене одну из висящих там картин. — Мне тогда эта его идея очень даже понравилась. Компьютер все делает сам, ты только фото наблюдаемого объекта заведи в память, а дальше и делать ничего уже не надо, указать только еще место и время, где объекту предстоит самостоятельно расстаться с жизнью, и все… А хочешь и сам можешь поиграть с ним в кошки-мышки в режиме реального времени. Я потом одного офицерика так на шпалы отправил, а вот с этой Маргаритой, черт бы её побрал, почему-то не получилось. Надо было заложить в программу её данные, что я потом и сделал, да ждать, пока она снова в метро не заявится… Но мне так эта игрушка понравилась, особенно эта его идея со звездочкой, что очень уж самому хотелось самому с этой задачей справиться. Только зря столько времени потратил… Но это цветочки. Полковник Смирнов вдруг решил, что твое исчезновение это моих рук дело, он даже на Лубянку меня таскал. Так что пришлось выкручиваться, не до игры стало. Ну и переполошились же все, — художник покачал головой. — ФСБ все видеокамеры поменяла в подземке, центральный компьютер сменило… Да только все без толку, монстр уже проснулся…
— С какой Маргаритой? — насторожилась Лика. Если Машка здесь, то почему она не может быть там?
— Сестрой той девки, что тебя на бал мертвецов притащила, — рассмеялся он дьявольским смехом.
— О боже! — воскликнула она. — Значит, и она тоже оказалась под поездом?
— Нет, у неё хватило ума больше в метро не соваться.
— Ты псих!
— Конечно, — он даже не стал отпираться. — В вашем мире мне места нет, а на тот свет грехи теперь не пускают, вот и болтаюсь теперь здесь в межпространстве. Надо же мне как-то развлекаться, вот еще и картинки рисую… Но хватит, — тон его резко изменился, и в голосе снова появились металлические нотки. Лика обреченно поняла, что и эта игрушка, то есть она сама, ему тоже уже, похоже, надоела…
— А что это за картина, — попробовала она уцепиться за первое попавшееся, что подвернулось под руку.
— Какая?
— Вот эта, — Лика ткнула пальцем в ту, которую он только, что поправлял.
