«Да, — подумал Костюшко, — такие хотят всё разрушить, а взамен предлагают лишь теории. Им бы только ввязаться в бой и повести за собой других, а дальше... Что будет дальше?..»
Участвовал Тадеуш и в светских приёмах благородных обществ, куда его, хоть и редко, но приглашали некоторые представители столичной шляхты. Американский генерал, республиканец, одинокий и симпатичный холостяк на подобных раутах обращал на себя внимание высшего света и превращался в некую трагическую и загадочную личность. Особого внимания Костюшко удостаивался со стороны незамужних паненок с романтическим складом мышления. К тому же он исполнял французские романсы, хорошо рисовал и редко отказывал, если какая-нибудь прелестная особа просила Костюшко нарисовать её портрет. Однако, к огорчению дам, объект их томных волнений и воздыханий не отвечал им взаимностью.
Чаще всего на таких светских приёмах Костюшко находился в окружении молодых офицеров и шляхтичей. Молодые люди, раскрыв свои рты-клювики, окаймлённые пушком, с восторгом слушали его рассказы о борьбе за независимость Соединённых Штатов, о сражениях, в которых принимал участие генерал Костюшко. Иногда они просили его рассказать о Вашингтоне и других известных американских республиканцах. Выполняя их просьбу, Костюшко с такой подробностью и любовью описывал тех, кого хорошо знал, что сам становился в глазах слушателей в один ряд с самыми известными гражданами первой независимой республики в Америке. А Костюшко умел рассказывать и всегда делал это с большим удовольствием. При этом он замечал про себя, что за годы его отсутствия на родине в Речи Посполитой выросло новое поколение молодых патриотов, которым не безразлично, в каком государстве они живут и кто реально осуществляет руководство этим государством.
Ясновельможное панство также не без интереса общалось с Костюшко, беседуя с ним о политике, обсуждая последние новости европейских дворов или просто интересуясь его жизнью и планами на будущее. Иногда собеседник Костюшко делал круглые глаза от удивления, когда тот заявлял, что ничего в своей жизни в ближайшее время менять не собирается, а планирует только увеличить площади посевов гречихи и что-нибудь доделать в своей усадьбе.
Костюшко лукавил: сельская жизнь ему уже приелась и надоела. Когда у него было плохое настроение, он уходил в мастерскую, которую сам оборудовал рядом с конюшней. Там он изготавливал всякие безделушки для детей Иосифа и сельский инвентарь для дома на самодельном токарном станке. Выполняя эту простую и монотонную работу, Тадеуш успокаивался и впадал в умиротворённое состояние, философствуя о мире насущном. При этом он начинал мыслить о развитии материального мира больше с точки зрения его божественного происхождения, чем поддерживал взгляды философов, ставящих под сомнение создание жизни на планете и развитие общества по воле божественной силы.
Тадеуш исправно посещал каждое воскресенье близлежащий костёл, где принимал причастие и искренне молился о прощении своих грехов. Прослушав очередную проповедь, он просил Господа о даровании ему Духа Святого и мудрости в решении его повседневных вопросов, благодарил его за жизнь на этой земле, за пищу и кров, которые он имел каждый день.
Не обошёл Тадеуш Костюшко стороной в молитвах и просьбу наставить его на путь истинный и дать в супруги хорошую и добрую паненку. Однако Господь, видно, почему-то медлил и не внимал его молитвам. Тадеуш так и не смог за эти годы определиться с женитьбой и выбрать себе вторую половинку, хотя многие паненки были совсем не прочь разделить с ним супружеское ложе.
В отличие от своего командира, Томаш недолго оставался свободным от супружеских обязательств. В тот год, когда они вернулись из Америки, он нашёл себе жену, а через год она уже родила ему сына. Тадеуш Костюшко одобрил своего бывшего ординарца и был рад за Томаша и за его простое крестьянское счастье. И когда Тадеуш Костюшко замечал, как тот берёт маленького сына на руки и, шутя, подбрасывает его вверх, то с умилением и тихой грустью слушал радостный смех маленького человечка.
С согласия Иосифа бывший генерал американской армии дал «вольную» Томашу и его жене. Однако Томаш воспринял свою свободу спокойно, так как давно уже не чувствовал себя крепостным. Он пожелал остаться в услужении в семье Костюшко, и просьба его, к удовольствию Тадеуша, была удовлетворена.
И так продолжалось до весны 1789 года, когда на одном из варшавских светских балов, куда Тадеуша Костюшко пригласил его товарищ Юлиан Немцевич, он встретил супружескую чету Любомирских, князя Иосифа Любомирского и его жену Людовику.
Словно жаром полыхнуло у него всё внутри, когда он увидел прежнюю возлюбленную. Она ещё похорошела, став матерью троих детей, а её муж, представительный и важный магнат, оказывал жене достойное её красоте и положению внимание. Войдя в большой зал дворца князей Чарторыских, Людовика с улыбкой и без жеманства здоровалась с подругами, жёнами литовских и польских придворных вельмож. Она не сразу заметила и узнала в скромном шляхтиче того молодого капитана, с которым она, пренебрегая родительским благословением, готова была бежать хоть на край света. Но когда они посмотрели друг другу в глаза, только бледность лица и учащённое дыхание могли выдать её волнение от этой неожиданной встречи.
Людовика знала, что Тадеуш Костюшко уже несколько лет находится в Речи Посполитой и что ему отказано в приёме на службу в польскую армию. Сначала она гордилась тем, что её Тадеуш достиг таких высот в армии Соединённых Штатов. Потом княгиня возмущалась, что король проигнорировал генерала американской армии, вынудив его заниматься сельским хозяйством, чтобы выжить и обеспечить себя самым необходимым. В порыве вспыхнувших с новой силой чувств Людовика Любомирская готова была даже пренебречь мнением высшего общества, в котором она чувствовала себя царицей, и встретиться со своей первой любовью. Однако такой встрече до этого бала не суждено было состояться. Тадеуш, к удивлению и разочарованию Людовики, на долгое время добровольно стал затворником сельской жизни. Он редко появлялся в Варшаве, и юные порывы замужней женщины постепенно утихли, как волнение моря после внезапно налетевшего шторма.
В этот вечер судьба всё-таки свела Тадеуша Костюшко и Людовику Любомирскую под одной крышей дворца Чарторыских на званом балу, предоставляя им шанс поговорить и вспомнить годы их молодости. Но разговора и на этот раз не получилось. Костюшко не хотел встречаться на виду у всего высшего варшавского общества с Людовикой, чтобы не давать повода к светским сплетням и не ставить себя и княгиню Любомирскую в двусмысленное положение. Гордость шляхтича и сохранившееся до сих пор нежное чувство к этой женщине подсказали ему, что лучше ему покинуть бал, что он и сделал, удивив своего товарища неожиданным решением.
Но внезапный уход Тадеуша Костюшко в момент прихода на бал супругов Любомирских всё-таки не укрылся от чьих-то внимательных глаз. Уже на следующий день в великосветских салонах Варшавы говорили о Тадеуше и Людовике и о забытой всеми трагической истории их любви. Эти светские сплетни распаляли воображение как молодых паненок, так и дам, имеющих большой жизненный опыт семейной жизни, а американский генерал вновь оказался в центре их интересов. История с попыткой неудачного похищения Людовики капитаном Тадеушем Костюшко всё-таки всплыла после долгих лет забвения. Результатом же обсуждения варшавскими пани и паненками этой драматической истории стало письмо к королю. В нём известные всей Речи Посполитой представительницы прекрасного пола настойчиво просили принять на королевскую службу в польскую армию Тадеуша Бонавентура Костюшко.
Станислав Август Понятовский вертел в руках письмо-прошение и раздумывал, как ему поступить. Это было уже не первое обращение о назначении Костюшко в армию Речи Посполитой. Уже несколько известных магнатов Польши во время приёмов, которые устраивал король при дворе, обращались к нему с аналогичной просьбой. А несколько дней назад по этому же вопросу попросила аудиенции сама княгиня Любомирская... Поразмыслив некоторое время и взвесив все «за» и «против», он предложил князю Михаилу Чарторыскому зайти к нему на важную беседу.
