После такого затянувшегося противостояния английское правительство поняло, что не оправдало доверие своего короля. Премьер-министр Фредерик Норт получил вотум недоверия и 20 марта 1782 года ушёл в отставку. Не прошло и месяца после его досрочного ухода из большой политики, а уже в апреле палата общин проголосовала за прекращение военных действий в далёких от Англии североамериканских колониях.
Американская дипломатическая миссия в составе Бенджамина Франклина, Джона Адамса и Джона Джея[24] не заставила себя долго ждать и 30 ноября 1782 года предложила свой проект предварительного мирного договора[25]...
Приближаясь с генералом Грином к Филадельфии, Костюшко понимал, что вызов главнокомандующего в столицу восставших колонистов был вызван необходимостью, которую диктовали определённые условия или события. О причинах этой поездки Костюшко догадывался и предполагал, что его жизнь в ближайшее время может круто измениться. И не только его.
Совещание у Вашингтона не заняло много времени. На нём присутствовали в основном командный состав двух армий, приближённые и доверенные лица Вашингтона, в числе которых было несколько конгрессменов. После обмена приветствиями Вашингтон пригласил всех в небольшой зал Конгресса, где были уже приготовлены для всех гостей стулья и небольшая трибуна для Вашингтона. После того как каждый занял своё место, Вашингтон вышел к трибуне и произнёс короткую речь. Суть его выступления заключалась в том, что в ближайшее время Великобритания может подписать основной мирный договор. Вашингтон дал понять, что если ото всё-таки произойдёт, то он, выполнив свои обязательства главнокомандующего, возможно, подаст в отставку.
Сам Вашингтон понимал серьёзность своего заявления. Он просил не принимать свой уход с этой должности как что-то исключительное или как какой-то политический демарш. Те же, кто хорошо знал Вашингтона, понимали, что он просто устал от войны и собирается вернуться к мирной жизни, к своей семье, к своим плантациям. В заключение речи, которая являлась репетицией к выступлению в Конгрессе, Вашингтон напомнил всем присутствующим о патриотизме. При этом главнокомандующий просил быть всегда готовыми выступить на защиту своего Отечества, если опять возникнет в этом необходимость.
Костюшко слушал Вашингтона, но постоянно ловил себя на том, что мысленно он находится не в здании Конгресса, а в своём маленьком доме. Там ещё недавно он держал в объятиях прекрасную девушку, чувствовал запах её волос, ощущал биение её сердца в унисон со своим.
Костюшко провёл ладонью по лицу и вернулся от воспоминаний к окружающей действительности. Он понимал, что Соединённые Штаты, возможно, стоят на пороге новых событий, развитие которых сейчас сложно предугадать в случае ухода в отставку главнокомандующего. Всё-таки, обладая огромным авторитетом в Конгрессе и в армии, Вашингтон мог бы занять видное политическое положение в стране. Он просто мог использовать этот политический момент и стать если не новым монархом, то правителем, диктующим всем только свою волю. Но хорошо зная этого человека, Костюшко понимал, что Вашингтон так не поступит. Он навсегда останется в памяти граждан и истории своей страны как Джордж Вашингтон, человек-легенда, главнокомандующий первой армией первого демократического государства на американском континенте. И уже только за эти качества Костюшко уважал его и был готов пойти за ним туда, куда он укажет, и выполнить любое его поручение даже ценой своей жизни.
Вашингтон уже закончил своё выступление, и кто-то задал ему вопрос о будущем преемнике главнокомандующего и чем последний собирается заниматься. Вашингтон корректно уклонился от вопроса о новом главнокомандующем, объяснив, что решение о своей отставке окончательно не принял. При этом добавил, что если и оставит армию, то не собирается возглавлять какое-нибудь движение или партию, а просто хочет вести довоенный образ жизни.
— Ну а в конце своего выступления, джентльмены, — вдруг объявил Вашингтон собравшимся, — я хотел бы пригласить всех отужинать ко мне домой сегодня вечером.
Последняя фраза главнокомандующего вызвала шумное одобрение присутствующих в зале, и все потянулись к дверям, на ходу обсуждая выступление Вашингтона.
Вечером того же дня Костюшко с генералом Грином подъехали к дому главнокомандующего, который находился на одной из центральных улиц Филадельфии. За длинным столом, на котором стояли напитки и закуски, расположились человек тридцать. Среди них половина была военными, а другая половина какие-то неизвестные ранее Костюшко люди. Грин с Костюшко уселись рядом с Джоном Лоуренсом, который, как гора, возвышался над столом. Плантации его отца Генри Лоуренса, президента Континентального конгресса, располагались в Южной Каролине, и поэтому Джон Лоуренс считал себя человеком, приближённым к Вашингтону. На эти плантации ежедневно выходили на тяжёлую работу чернокожие рабы, и данный факт всегда смущал Костюшко, когда он начинал задумываться об этом. Но выполняя свои служебные обязанности в разных точках Соединённых Штатов, воюя с англичанами, Костюшко полностью посвящал себя службе. Пока он глубоко не вникал и суть социального неравенства граждан в стране, которой служил столько лет, имеющей демократическую конституцию.
Вот и сегодня, усевшись за стол, Костюшко просто решил поужинать и пообщаться со своим новым другом или с кем-нибудь из присутствующих знакомых военных. Пока Грин о чём-то оживлённо беседовал с Лоуренсом, к Костюшко немедленно подошёл верный слуга хозяина дома негр Том лет 25, которого он запомнил ещё по службе в форте Вилли Фодж. Это было, наверно, самое тяжёлое время для армии Вашингтона. В числе его двух тысяч преданных солдат, оставшихся под его командованием в сложнейших военных условиях, был и Том, которого Вашингтон взял с собой на войну, покидая поместье. Следуя за хозяином, он прошёл всю войну, оберегая его от бытовых проблем военных походов, мёрз в зимнюю стужу, голодал, когда в армии были перебои с продовольствием.
— Здравствуй, Том! — улыбаясь, первым поздоровался Костюшко, и Том, узнав говорившего, радостно закивал ему в ответ, улыбаясь во весь рот.
— Здравствуйте, сэр! — ответил слуга и с готовностью услужить гостям застыл в ожидании их пожеланий.
— Том, — попросил его Костюшко, — а не принёс бы ты нам что-нибудь выпить и поесть, а то в горле пересохло, да и желудок требует для себя работы.
Том согласно кивнул и ушёл на кухню, а через несколько минут на столе дорогих гостей уже стояли тарелки с кусками жареной индейки и хорошее вино с виноградников южных штатов. Джентльмены не заставили себя долго упрашивать и, как положено здоровым и голодным мужчинам, набросились на еду.
Покончив с индейкой и с выпивкой, поговорив с большим соседом по столу о возможном подписании договора о мире с англичанами и участии Франции в данном процессе, Костюшко заметил, что в их сторону направляется Вашингтон. Он подошёл к их столу и, поприветствовав каждого, предложил Костюшко прогуляться недалеко от дома и пообщаться без свидетелей.
— Как вы думаете, — спросил Вашингтон, когда они вышли за ворота и пошли вдоль тенистой аллеи, — зачем я собрал вас у себя дома?
— Наверно, чтобы попрощаться с нами, — дога дался полковник. — Когда заканчивается война, я думаю, пора подумать и о мирной жизни, — уклончиво ответил он, предполагая, что Вашингтон сейчас сообщит ему что-то важное.
— Мы сегодня переживаем не лучшее время, — начал откровенничать Вашингтон, — и вы об этом знаете.
— Простите, сэр. А можно конкретнее? — попросил Костюшко. — Вы можете мне полностью доверять.
Вашингтон внимательно посмотрел на стоящего перед ним с гордо поднятой головой Костюшко. Полковник смотрел ему прямо в глаза и ждал отпета. Вашингтон не выдержал его прямого взгляда и отвёл глаза, продолжая смотреть куда-то за спину Костюшко. Разговор явно не клеился, и оба чувствовали какую-то неловкость. Наконец Вашингтон собрался с мыслями и начал говорить собеседнику про то, что Костюшко уже либо знал, либо о чём давно догадывался.